Михаил Белозеров - Черные ангелы
— Ну, что будем делать? — спросил я.
— Как что? — удивился Лука, — выполнять задание.
— Чье? — удивленно спросил я.
— Это неважно, — ответил он, — главное, чтобы было интересно.
— Ты думаешь, мы сможем прорваться в Девяткино?
— Ага, вот, где твой вход! — обрадовался он. — Тем более! Я там каждый куст знаю!
Лука хитро посмотрел на меня. До него дошло. Он кое-что сопоставил: например, летчика Севостьянов и Девяткино, а также смерть Тани Малыш. И улыбнулся. Улыбка у Луки была нехорошая — волчья, а глаза колючие и пустые. Надеюсь, он оценил мое невозмутимое лицо, но промолчал. Опыт подсказывал, что таким людям нельзя доверять — слишком они были непредсказуемые, но выхода не было. Я так и не понял, пошутил он или нет насчет задания. Впрочем, из центрального района можно было выбраться через Охту или Выборгский район. Но, судя по всему, Литейный мост тоже был взорван. И как бы в подтверждение моим умозаключениям над Арсенальной набережной взметнулся гриб взрыва и через секунду донесся звук.
Я удивился тому, что он вчера напился, а он открылся передо мной совершенно с другой стороны.
— А я как раз праздновал развод, — словно угадывая мои мысли, объяснил Лука. — Я только одного не пойму. Сотни тысяч лет черные ангелы не трогали человечество и не вступали с нам в контакт, а теперь стали появляться то там, то здесь. Мало того, я полагаю, что это восстание — их рук дело.
— С чего бы это?
— Мне кажется, где-то там, — он потыкал пальцем в ватное небо, — ведутся переговоры, а восстание всего лишь давление на наше правительство.
— Глобализация, что ли? — сообразил я.
— Ну да, только в галактическом масштабе. Нас куда-то хотят втянуть, поэтому и восстание. Разве так они делаются? Ты же знаешь?
— Знаю, — согласился я, вспомнив нашу российскую историю и историю этого древнего города. — То есть ты хочешь сказать, что восстание — это несерьезно?
— Конечно, несерьезно. Имитация. Я думаю, что за всем этим стоят черные ангелы, а за ними еще кто-то. Только вот как до них добраться?
— Всего лишь надо смотаться в Девяткино, — напомнил я.
Но в Девяткино мы так и не попали, хотя стремились туда всей душой и всевозможными путями.
— Да… — согласился Лука даже как-то равнодушно и вдруг закричал: — Эй!.. брось… Брось, говорю!
Грабили больницу на Лиговском. Мы как раз проходили мимо. Из центрального входа появились два мужика, которые тащили большой ящик. Невдалеке стояла грузовая машина, и еще двое наклонились через бортом, чтобы подхватить ящик. Мы застали их врасплох. Размахивая автоматом Лука кинулся к машине. Я за ним.
Двое бросили ящик на асфальт и прыгнули в машину, а те, что были в кузове, спрятались за награбленным оборудованием. Машина резко взяла с места и, ломая молодые деревья и проломив ветхую ограду, скрылась в переулке.
— Фу… — произнес Лука, вытирая со лба пот, — власть ослабла и все полезли, как тараканы… — Куда?! Куда?! — снова закричал он и побежал за человеком, который вышел на крыльцо с большим мешком на плечах. Увидев нас, он пустился бежать вдоль корпуса, явно намеревался свернуть за угол.
Мы — следом. За углом стояли трое: тот, что с мешком, и еще двое, и у всех в руках было оружие. Даже у того, с мешком.
Не знаю, кто кого напугал. Мы застали их в тот момент, когда они грабили грабителя. Один бил его прикладом допотопной берданки по голове, а второй стаскивали с него мешок. Грабитель же отмахивался от них бандитским обрезом. У высокого апоплексического типа старика, который отбирал мешок, в руках был полицейская дубинка.
— Стой! — закричал Лука. — Руки!.. Руки вверх!
Мешок упал на землю. В нем явно что-то подозрительно звякнуло. Все замерли. Грабитель воспользовался тем, что старик апоплексического типа отвлекся на нас, и так его ударил по голове, что тот упал, а сам пустился наутек. Второй, раздосадованный этим обстоятельством наставил на нас свое оружие и закричал:
— Разорву гадов!
— Кирилл Васильевич! — крикнул я, — мы свои!..
Должно быть, они сидели в засаде. Ждали грабителя с мешком, а тут мы к ним, как снег на голову.
— Не знаю никаких своих, — буйствовал сторож. — Я своих за сто метров узнаю. Бросай оружие и руки в гору!
Лука передернул затвор.
— Не стреляй! — крикнул я ему.
— А-а-а!!! — заходясь в гневе, орал сторож.
— Кирилл Васильевич, ты что, не узнаешь меня? Я к Бондарю с Лехой Кругловым часто приходил.
Я знал его. Он подрабатывал — служил сторожем в медицинской академии, пил горькую и отличался вспыльчивым нравом особенно, когда был под мухой или когда ему надо было опохмелиться. А пьян Кирилл Васильевич был всегда. Однажды они с Лехой употребили спирт, который Бондарь обтирал руки после своих манипуляций с трупами. Возник скандал. Оказывается, Бондарю выдавали спирт раз в три месяца, и он его отчаянно экономил, сливая обмывки назад в бутыль. Леха расстроился и ушел в редакцию, где мы с ним и с Забирковичусом в тот день здорово врезали, а Кирилл Васильевич обиделся — вытащил все предохранители из всех холодильников и подался домой. К вечеру стало пованивать. К нему пришли полицейские. Кирилл Васильевич с ними подрался. Учитывая его возраст и плохое здоровье, ему дали только пятнадцать суток. Но, похоже, воспитательные меры на него совершено не подействовали.
— Не знаю никакого Леху! — кричал он. — И тебя тоже!
— Смотрите!.. — крикнул Лука. — Стой!.. Я кладу автомат на землю.
— Это правильно, — одобрительно произнес Кирилл Васильевич, сверля нас глазами, но берданку свою не убрал. Ее круглое отверстие маячило перед моим носом. — Вы холуи аль нет?
— Какие холуи? — спросил я, боясь только одного, что у Кирилла Васильевича не выдержат нервы.
— Как какие? — с подозрением переспросил он. — Известно, какие — те, что на нашу земную власть руку подняли.
— Да никакие мы не холуи… — хотел обидеться Лука, но Кирилл Васильевич аж побледнел от гнева.
Таким я его еще не лицезрел. Видно было, что власть над беззащитным человеком придавала ему силы. Глаза его побелели, а губы затряслись от беженства.
— Я вас сейчас застрелю! — пообещал он, — а потом буду разбираться.
Старик апоплексического типа, который до этого лежал без движения, зашевелился.
— Генка, вставай! — Кирилл Васильевич пнул его. — Обыщи этих голубчиков, и их сведем в комендатуру.
Дело принимало плохой оборот. Я знал, что если Кирилл Васильевич представит нас грабителями, то нам даже наши редакционные удостоверения не помогут. В лучшем случае просидим в обезьяннике до конца восстания, а в худшем — и гадать не хотелось.
Дед Генка подошел и поднял с земли автомат. Потом обыскал нас. Личные вещи его не интересовали. Он заставил Луку снять жилет с магазинами и важно влез в него. Лицо его стало просветленным. Такие лица бывают у людей в храмах. Но он не знал, как обращаться с автоматом. Взял его под мышку и придерживал рукой. Потом он связал нам руки. Веревку он снял с мешка.
— Кругом! — скомандовал Кирилл Васильевич.
— Ты что, не узнаешь меня? — предпринял я последнюю попытку.
— Много вас здесь ходят, — ответил он с насмешкой.
— Мы журналисты, — напомнил ему я.
— А мне без разницы! — многозначительно произнес Кирилл Васильевич. — Хоть и журналисты. Перед законом все равны. Шагом марш!
Что нам оставалось делать? Мы направились по 4-й Советской к выходу из парка, в котором стояла больница.
— Они думаю, — говорил он деду Генке, шагая вслед за нами, — что журналисты не бывают мародерами. Еще как бывают, — и в сердцах ударил меня прикладом по спине.
— Слушай! — остановился я. — Сейчас отберу ружье и накостыляю.
— Иди! Иди! Там разберемся! — потыкал он меня еще раз, но уже не так агрессивно.
— Может, он не врет? — предположил дед Генка.
— Как это не врет?! — удивился Кирилл Васильевич. — Ты же видел, они хотели отбить своего.
— Видел… — признался дед Генка. — Только что-то здесь не то.
— Сведем в кутузку, а там разберутся.
— Нет, неправильно это… — не очень убежденно возразил дед Генка. — В кутузке сам знаешь, что делают.
Мы проходили мимо известного бара, у которого было подпольное название 'Рыбий глаз', хотя официально он назывался 'Невская волна'. Обычно здесь собирались местные алкаши, потому что пиво и водка в баре были дешевле, чем в других местах. Праздный посетитель, сидящий на крыльце и дымящий сигаретой, окликнул:
— Ты куда их ведешь, Кирюха?
Кирилл Васильевич обрадовался возможности поупражняться в красноречии.
— Вот поймали мародеров… — Он остановился. Лицо его сияло праведным гневом. — Растаскивали муниципальную собственность…
Оправдываться было бессмысленно. Я понял, что в его глазах мы настоящие грабители.
На крыльцо вышли еще несколько человек. Печать ежедневных возлияний лежала на их лицах.
