Максим Кораблев - Игра на выживание

– И ты туда же? Ты, брат, полегче, а то рубанет мечом. Когда она попону-то свою снимала, упарившись с нами, Лешка попытался ее за ноги хватануть. Так она ему пальцы сломала. Сама едет, сама давит, сама помощь подает… Огонь баба!

И точно, у одного из парней рука была загипсована. Правда, вместо белого привычного материала использовали голубую глину, а вместо бинтов – какие-то неопрятные тряпки.

Робинзон посмотрел на «попону», о которой шла речь, и посмеялся в душе. Это была так называемая подкольчужная рубаха, из плотной кожи, скроенная, словно пижама, чуть ли не с рюшечками и завязочками. Словом, видно было, что у этой странной одежды именно хозяйка, а не хозяин. Даже вырез имелся и какие-то накладные чашечки из поролона, уж явно не для того, чтобы увеличить объем бюста.

– Ты… это… – все не унимался больной. – Сапог-то твой накрылся, сними с покойника. Вон он лежит. Ему уже без надобности – час уже, как кончился. А ботинки отличные… Он альпинист был, даже в баню, наверное, в шипастых говнодавах ходил.

– Спасибо, – буркнул Робинзон, чувствуя, как пульсирующая боль возвращается и лезет по ноге вверх, терзая измученную плоть. Он лег, вытянувшись, и стал смотреть на облака. Вспомнив Володю, попытался распустить мышцы, выкинуть всякое напряжение. Задышал ровно, надолго задерживая дыхание и с шумом выдыхая.

Руки тяжелеют… вначале кисти… вдох на счет три, всем животом, задержка – тепло ползет к плечам. Мышцы лица текут, покидая форму мучительного болевого оскала… выдох… боли нет, есть тепло и тяжесть в членах… тело плывет, подхваченное ласковыми волнами, вселенная кружится, меркнет, уносится вдаль… покой… боли нет…

Разговоры и стоны раненых вокруг исчезли. Сознание Робинзона покинуло набухшее бесчувственное тело, покружилось над палаткой; с высоты полета змееголова он взглянул на поле битвы.

Перед Трущобами, там, где сутки назад еще стояла первая опорная стена, теперь громоздились горы убитых. Черные кучи были и на песчаной косе. Сюда уже слетелись трупоеды со всех окрестностей. Каких тут только не было – похожих на летучих мышей и с привычными глазу обводами беркутов и грифов, шестикрылых, словно серафимы, и бескрылых, левитирующих, ползающих, передвигающихся скачками, вспенивающих прибрежный ил лимана. Люди с опаской обходили эти места, хотя зверье теперь довольствовалось легкой добычей.

Такая же картина наблюдалась вокруг крепости Сергея. Только там еще из болота потянулись кусты с лапками, улитки, какие-то скачущие и бегающие рептилии, змеи, сумчатые волки и бесподобные гиены, уже давно покинувшие окрестности колонии, но явившиеся на это небывалое пиршество.

Смотреть на все это было отвратительно, и сознание Робинзона метнулось через залив, несясь над пенными барашками, к мутной полосе пресной воды великой реки. Здесь, где был оплот Евгения, сейчас виднелась одна плесень, мокрый пепел и груды мертвечины. Саванна и джунгли исторгали из себя стаи и стада чистильщиков. Перебирался через один из Змеиных Языков тиранозавр, оглашая окрестности титаническим ревом; с омерзением отфыркиваясь, плыли в зеленоватой воде тигро-крысы. Местами могло показаться, что через реку воздвигнуты мосты, гати, или какие-то безумцы пытались перегородить мощный поток плотиной. Это были спины кайманов и прочих речных санитаров.

К юго-востоку от русла реки чернело стойбище неандерталов. Тут были крупноголовые рыжие бестии, шествовавшие по дну лимана, мелкие криволапые лучники, завалившие своими телами подступы к Трущобам, хорошо спаянные стаи пятнистых гиеноподобных неандерталов, вооруженных деревянными мечами, в края которых смолой были вделаны костяные и каменные пластины. Эти последние были из стаи, сломившей сопротивление Змеиного Форта. Тут собрались все, кто уцелел после неудачной атаки. По саванне тянулись к стойбищу последние из оставшихся в живых – те, свору которых потрепал Роберт, и кого позже турнули воинственные последователи кроткого земного бога.

В предвечерних сумерках пылали жаркие костры, зверолюди вели на заклание быков и антилоп, плененных темным звериным колдовством и покорно бредущих к огню, вокруг которого плясали голодные бойцы битого воинства.

Ни одного слизняка-молниеносца тут не было. Целые полчища их расползались сейчас по укромным местам болот и топей. Склизкие туши тонули в тумане и тучах мелких насекомых, вьющихся над гниющей тиной. Тотальная мобилизация охранных сил нового мира закончилась, и ополчение расходилось по домам.

Сознание Робинзона, на миг зависнув над лагерем измученных людей Евгения, разбитым в сухой балке, где недавно была стоянка уфологов, устремилось дальше, прочь из этого мира.

Бескрайний черный простор без горя и радости, вне времени и пространства, разделяющий Землю и колонию ее пасынков. Пылающие кометы со сверкающими хвостами, скопления жарких звезд, сгустки тьмы и вихри пустоты…

Сознание провалилось внутрь себя, оборачивая время вспять.

Пузырь, внутри которого билась боль, высился покореженный деревянный частокол, покачивался на волнах странный корабль по имени «Ктулху», скакали бесчисленные, как песчинки моря, стада антилоп, хлопали кожистые крылья, рычали хищники и гремели выстрелы, – наконец лопнул. Робинзон вновь оказался на Земле, в российской глубинке. Он как бы еще не знал, что через год все тревоги и волнения перманентных реформ станут для него всего лишь легкой дымкой.

…Робинзон чихнул и пришел в себя.

Он лежал под тентом, вокруг властвовала ночь. Его лицо вылизывал черный пес. Неподалеку стонал штабист, переломанный после падения с лошади, а его собака, словно сгусток угольной черноты, ходила среди раненых и умирающих.

Новый мир засыпал…

Целительница спрятала флакончик с нашатырем в карман.

– Спи и не ори. Ты не один. Спи спокойно.

Глава 18

На следующий день штаб получил информацию, что неандерталы отступили «по всем фронтам». Этому не было объяснений, впрочем, как и самому нападению. Ясно было только, что оно обошлось нам недешево. Около сотни колонистов были ранены тяжело, пятьдесят человек погибли или оставались при смерти, несмотря на все героические старания целительницы.

Как показал печальный опыт, всего нашего военного потенциала, которым мы так кичились, над которым и так и эдак колдовали наши лучшие умы, – хватило всего на день настоящего, полноценного боя.

Все пулеметы были срочно конфискованы из «удельных княжеств» и доставлены на Золотой полуостров. В дальнейшем строгой военной тайной стала информация о количестве патронов к ним. То же самое касалось и минометов. Лишь один только «гигантский револьвер на треноге», как кто-то окрестил нашу артиллерию, остался на борту дредноута, но не скоро еще мы услышали его выстрелы.

Плачевным было положение и с личным оружием. Дружина поиздержалась. Богдану Савельевичу пришлось едва ли не насильно разоружать «китайское» ополчение. По большей части у людей сохранилось по горстке патронов да по паре обойм к пистолетам и револьверам, которые надолго стали самым ходовым оружием землян.

«Карманная артиллерия», то бишь винтовочные гранаты, если и оставалась еще среди охранников «золотой десятки», то на вооружение более не поступала. Я не слышал их характерного воя и глухого звука разрыва долгие годы, если не считать единственного залпа, сделанного во время генерального сражения, о котором я и собираюсь рассказать.

Словом, положение было не ахти.

Военные наши просто скисли. Мало того что лучшие люди Сергея, Юргена и Евгения были убиты или ранены, так остальные оказались почти безоружными. А как доложила разведка, военные действия были далеко не закончены.

Огромное стойбище неандерталов раскинулось в саванне восточнее развалин форта в Змеиных Языках. Правда, что внушало определенный оптимизм, «осьминожьего огня» больше не предвиделось. Страшные улитки-вездеходы вдруг, словно по мановению волшебной палочки, расползлись, будто бы потеряв всякий интерес к дальнейшей судьбе своих союзников. Было похоже, что и неандерталов это достаточно сильно смутило. Мы покрошили их немало – стервятники всех мастей, терзавшие трупы, не дали возможности точно подсчитать, однако речь шла о сотнях, если не тысячах убитых. Своих раненых они добивали с тупой, методичной жестокостью.

Но их еще оставалось много.

Очень много.

Пожалуй, тысячи полторы, не меньше.

Здоровых бестий, вооруженных, завывающих бесами, несломленных. Нас не покидало ощущение, что атака была остановлена какой-то иной причиной, нежели наша доблесть на песчаной косе. И Юрген, и Сергей сходились во мнении, что неандерталам достаточно было поднажать, чтобы ворваться в Трущобы и в крепость на юге лимана. Однако последовала какая-то непостижимая команда, и стая отхлынула, щеря клыки и ероша загривки, а вовсе не поджав хвост.