Школа боевой магии. Том 2 - Антон Кун
Мне было трудно разжать руки, но я глянул на Марину. Она пристально смотрела на одного зомбака, когда-то бывшего молодым парнем. Разбитая черепушка не оставляла сомнений в причине смерти.
Зомбак смотрел на Марину и улыбался ей, если можно назвать улыбкой истлевший оскал. Они явно узнали друг друга.
Моя фантазия тут же нарисовала картинку, как она накинула на него любовный ошейник, а потом отвергла, и он покончил с собой…
Марина почувствовала мой взгляд и прошептала:
— Я у него была первой…
Потом усилием воли отвернулась от мёртвой души. Я печёнками ощутил это усилие и иначе взглянул на зомбака — Марина тоже у меня первая, но я же не бегу самоубиваться всякий раз, как вижу её с Николаем⁈
Чёрный вздохнул и промолчал, а у меня перед глазами промелькнули дебри, куда я забрался от ревности.
«И всё равно! Я не стал бы лишать себя жизни!» — мысленно ответил я Чёрному.
Он только покачал головой. И я всё внимание переключил на Марину.
Под её глазами легли тени, она стояла, обняв себя за плечи и безучастно смотрела на то, как Дёма пытается вырваться из моих рук.
Видеть Марину такой я не мог, поэтому руки разжал.
Едва Дёма коснулся земли, как начал усиленно вылизываться, как будто ему в моих руках было грязно и брезгливо.
Все стояли вокруг ошарашенные и смотрели на Дёму, а он, не обращая ни на кого внимания, яростно вылизывал то лапки, то бока, то умывался…
— Я больше не могу ждать, — дёрнулась Марина, но Николай схватил её за руку.
— Потерпи чуть-чуть! Мы найдём выход!
Но Марина так глянула на него, что он отвёл взгляд, однако руки не отпустил.
Марина нахмурилась, готовая взорваться, потемнела, как грозовая туча. И светоч ещё чуточку померк.
— Стоп! Стоп! — воскликнул Боря и втиснулся между Николаем и Мариной. Он бережно приобнял Марину за плечи и сказал: — Давайте-ка разделимся на тройки. Задача каждого в тройке будет поддерживать и заботиться друг о друге.
Парни без особого настроения, скорее по привычке слушаться Борю, разделились.
У кого-то тройки сохранились, как наша с Ариком и Ильёй, а у кого-то они были неполными. Девчонки и парни из «Лучезарной дельты» смотрели на Борю и на нас с недоумением.
На этот раз он не стал заставлять нас двигаться с закрытыми глазами, а сам распределил и переформировал тройки. Удивительно, но нас по-прежнему было двадцать семь человек. Три больших триглава и в каждом по три триглава малых.
Светлана ушла в тройку с Дмитрием, а рядом с Риткой и Мариной встала Агафья Ефимовна. Она по-матерински приобняла девчонок, и Марина как-то обмякла.
Пока мы делились на тройки, Дёма перестал вылизываться и отрыгнул комок шерсти. Комок моментально высох. В Исподнем мире было не только холодно и темно, но и сухо. Настолько, что вся влага с комка шерсти моментально ушла в землю, провалилась.
Я вспомнил, как уходила вода, когда Григорий Ефимович мылся внутри защитного круга ещё там, в лесу… И вот теперь мы сами в аду.
Дёма тем временем начал играть с комком шерсти — цеплять лапой, подбрасывать, катать… Очень скоро комок стал напоминать клубок… Клубочек шерсти.
Был момент, когда я хотел отобрать у Дёмы эту омерзительную игрушку, но Чёрный остановил меня:
«Он знает, что делает!»
А Дёма, продолжая гонять по земле клубочек, выскочил из круга и начал планомерно передвигаться в одном направлении.
— Нам туда, — сказал Григорий Ефимович и направился за Дёмой.
Мы пошли следом. Не быстро, потому что и Дёма двигался не быстро.
Я шёл рядом с Ариком и Ильёй, а в голове звенело, отдаваясь эхом, как в пустой комнате: «Я убью Сан Саныча! Я убью Сан Саныча!»
Несмотря на решимость, приходилось прикладывать усилие, чтобы двигаться, но Боря был прав — двигаться нужно. В аду уж точно оставаться на месте нельзя. Тут ведь как? Замер? Значит, умер! Умер даже не потому, что мёртвые души попируют. Просто во мраке в холоде, в сухости долго не протянуть.
Я глянул на светоч. Он ещё светил, но больше не сиял. Чернобог был прав, света надолго не хватит. В этом мире как вода проваливается в землю, так и свет проваливается во мрак. И ничего с этим не сделать…
Я шёл и думал: мне всё равно дорога сюда, в Исподний мир. Потому что Сан Саныча я грохну, чего бы это мне не стоило! Собственно, увидеть, чего это будет стоить, не сложно. Достаточно оглядеться. Моя вечность пройдёт тут, среди вот этих грешных душ… Скоро они, вот эти зомбаки станут моими соседями…
И тут позади меня звякнули струны.
Это Дмитрий передал кожух с гуслями Светлане, перехватил гитару поудобнее и провёл по струнам. Раз, другой, словно пробуя мелодию. А потом, настроившись, подыгрывая себе, прочёл нараспев:
Абсолютной темнота
Быть не может.
Пламя спички,
Этой щепки-невелички,
Прогоняет древний мрак.
Жизнь зависит от привычки
Танцевать всегда от печки
И до самого крылечка
Перестукам сердца в такт.
Коли сердце вяло бьётся,
Жизнь вряд ли удаётся.
Музыка и стихи смолкли, но от них сделалось светлее. Реально светоч стал светить ярче. Немного, но ярче.
— Хорошее дело! — сказал Григорий Ефимович, оценив искусственное солнце. — Светлана, передай мне гусельки.
Светлана, прижимавшая к груди недоделанный берестяной короб, достала инструмент и протянула Григорию Ефимовичу.
Он принял гусли и любовно погладил их.
— Простите, я в трудную минуту не вспомнил о вас, я был занят людьми, — ласково обратился он к гуслям.
Мне показалось, что гусли что-то пропели в ответ, а может, это Григорий Ефимович случайно коснулся струн.
Дмитрий, с улыбкой глядя на то, как Григорий Ефимович разговаривает с гуслями, поделился:
— Я не мог их там оставить.
— Спасибо тебе большое! — тепло ответил Григорий Ефимович, пристраивая ремень через плечо, чтобы играть на ходу.
Тем временем Дёма сильно обогнал нас. Он докатил клубочек уже практически до границы света. Ещё чуть-чуть и зомбаки дотянутся до него.
Я не мог этого допустить, а потому прервал их разглагольствования.
— Может, мы уже пойдём?
— Да, да, конечно! — согласился Григорий Ефимович и шагнул к Дёме.
Светоч качнулся и поплыл за Даждьбогом.
Двигались мы очень медленно — со скоростью играющего котёнка. И это было самое противное. Меня раздирало между двумя противоположностями: душа жаждала действий, а тело хотело лечь
