Отблески солнца на остром клинке - Анастасия Орлова
— Как же вы гон хотите устраивать, не зная, кого гнать? — вернулась Тшера к начатому разговору.
— О, это уж они без моего участия пусть варганят, я тут посижу, — рассмеялся Хагнар. — Не знаю, как. С двух сторон — от деревни да от нас — пойдут лес чесать, может, кого оттуда и вычешут.
— Не боятся, что оно и их порвёт?
— Да их же не один десяток пойдёт — смельчаков вон сколько сыскалось, хоть в очередь записывай! А в толпе, знаешь ли, смелость-то утраивается, удаль ширится… Умишко разве что усыхает — за ненадобностью. — Хагнар ухмыльнулся, огладил бороду. — Супротив такой толпы любой веросерк растеряется — они его и без оружия затопчут. А коли на зверя не выйдут, так с деревенскими стенка на стенку устроят — не пропадать же боевому запалу. А ты, кириа, не присоединиться ли желаешь, косточки поразмять? Глаз-то, вижу, заблестел у тебя.
— А заплатят?
Хагнар расхохотался.
— Быстрее с тебя монет возьмут! За участие в местных забавах — утех-то тут негусто. А если заработать хочешь — это тебе во-о-он к нему. — Хозяин показал на сухопарого южного мужчину в возрасте, неспешно потягивающего вино за столом у окна. — Та́рагат его звать. Купец из Хаттаса́ра, частенько к нам наезжает. Напужали его нашим зверем, теперь ищет сопровождение в дорогу до На́нтоги. Там, по слухам, тоже нынче не всё тихо. Он хорошо заплатит, если ты ему, кириа, глянешься. Разборчивый! — Хагнар воздел к потолку указательный палец. Тут его отозвали по какому-то вопросу, и, напоследок весело подмигнув гостям, он вернулся к своим хозяйским делам.
— Ай, уж не кажется ли тебе, что эта их зверюга — всё та же, чьи жертвы нам уже встречались? — осторожным шёпотом спросил у Тшеры Бир.
— Там не зверюга была. А здесь — кто знает. Надо бы послушать, что народ в округе говорит. Неспроста всё это…
— Вот уж неспроста, — согласился Бир. — Неспроста и эта твоя задумчивость в голосе, и эти взгляды на южного купца. Уж не думаешь ли в самом деле до Нантоги с ним ехать?
— Именно это и думаю. Не горюй, монет заработаем. — Тшера хлопнула по плечу тоскливо вздохнувшего Бира и направилась к Тарагату.
— Эсслей хамур! — поприветствовала она купца, склонив голову в учтивом полупоклоне.
— Хар Аслай, — ответил купец мягким и тягучим, словно густое восточное масло, голосом. — Кириа знает, что желают друг другу харамсинские торговцы при встрече… Кириа дочь торговца?
Он повёл усыпанной самоцветными перстнями рукой в расшитом рукаве, приглашая Тшеру сесть на свободное место напротив него, а когда она приняла приглашение, придвинул ей плошку с вялеными фруктами и налил из кувшина вина.
— Прошу, кириа. Угощайся.
— Благодарю, кир Тарагат, — улыбнулась Тшера, выудив из плошки грушевую дольку.
— О-о! — Угольные брови купца приподнялись в сдержанном удивлении. — Кирии известно моё имя! Тогда справедливым будет, если она назовёт мне своё. — Подкрашенные чёрным глаза чуть прищурились в благожелательной улыбке над щербатым краем кружки, которую красивые смуглые пальцы держали, словно драгоценный кубок.
«А руки твои и с оружием знакомы, не только с шелками да кольцами, меня мнимым изяществом с толку не сбить. Вон и волосы у тебя в косу заплетены так, как обычно плетут не чуждые воинским делам киры».
— Мне известно и то, что ты ищешь провожатых для своего обоза, кир купец. Если готов со мной о таком деле говорить, тогда и имя назвать будет справедливым.
Миндалевидные глаза, на дне которых поблёскивало чёрное золото, прищурились заметней.
— Кириа предпочтёт широкое полотно прямого разговора, а не тонкое кружево приятных бесед, верно?
— Верно.
Тшера облизала кончики пальцев, сладкие после груши, Тарагат неотрывно смотрел на неё — будто в глаза, но на самом деле — на губы. Она знала этот чуть расфокусированный, глубокий и загадочный взгляд южных обворожителей, она и сама умела так смотреть — и смотрела — на тех, кем вознамеривалась завладеть на ночь. Но Тарагат думал не об этом, и Тшера это понимала. Умного, статного, небедного мужчину, исколесившего за свои полвека множество дорог, сложно увлечь красотой или порочностью. Но заинтриговать деловым интересом — возможно.
— Я дочь бревита из Южного Харамсина и, как видишь, Чёрный Вассал. Мои навыки стоят четверых наёмников, но плату я возьму вдвое меньше, чем взяли бы они.
— То есть — за двоих? — певуче уточнил Тарагат, сверкнув в полумраке харчевни тонкой, как росчерк Йамарана, белозубой улыбкой — разговор явно пришёлся ему по сердцу.
— Я возвращаюсь с арачарского задания, нам с тобой по пути, кир купец, поэтому могу подсобить с охраной. У меня свой кавьял, я не займу места в твоём обозе и не замедлю его, — продолжила Тшера. — Ещё со мной кухарь — снабдите его продуктами, и он будет готовить на весь обоз. — По её губам скользнула тень томной улыбки, голос опустился на тон ниже. — Он знает толк в южных специях и восточных пряностях, ручаюсь, кир купец оценит наши таланты.
Тарагат чуть поразмыслил, не сводя с Тшеры лукавого прищура.
— Кириа умеет убеждать. Но Кириа не притронулась к вину…
Отказаться от уже налитого вина на юге считалось неуважением. Но человек, поступившийся своими принципами в угоду собеседнику, не мог считаться надёжным и не заслуживал у купцов уважения. Перед Тшерой сидел купец-южанин, который без спросу налил ей вина и теперь выжидательно наблюдал за ней.
— Не притронулась, — мягко согласилась она.
Угольные брови купца изломились, выражая сожаление. Он вздохнул, как будто хотел что-то ответить, но на миг задержался, оставляя Тшере возможность передумать. Темнота миндалевидных глаз смотрела ей в самое нутро. Тшера не дрогнула, не отвела взгляда, не посмотрела на вино и уж тем более не потянулась за наполненной кружкой. Тарагат давал ей возможность угодить ему, но соблазна этой возможностью воспользоваться для собственной выгоды он не прочтёт ни в её лице, ни в позе.
— А фрукты тебе понравились? — Пронзительный взгляд смягчился, пальцы огладили тонкие усы и короткую чёрную бородку. — Ты могла бы просто пригубить, чтобы угодить мне и получить работу. Но разве может быть верен чужаку в его деле тот, кто не верен даже себе? — Тарагат указал взглядом на оставшиеся в плошке фрукты. — Угощайся ещё, если пришлись по вкусу. И скажи, как мне называть тебя и твоего кухаря, кириа? — Он переплёл пальцы под подбородком.
Тшера на миг задумалась. Если скажет ненастоящее имя, всё испортит. Но настоящее отдавало на языке нестерпимой гнилью с привкусом Астервейговых поцелуев — последние пятнадцать лет так её звал
