Павел Данилов - Меценаты зла
– Мне нужен компьютер, – задумчиво глядя на экран, сказал Кирилл.
– В четырехзвездочной гостинице компьютер был бы в номере, – заметил Жак.
– Хватит и экрана, – ответил Громов, тыкая в кнопки наручного компьютера. – Голограммная сетка что-то ерундит. А на двухдюймовом экране резюме особо не напишешь.
– Резюме? – в один голос переспросили Поэт и француз.
– Вам бы тоже неплохо что-нибудь такое сделать. Хотя с Иваном вообще беда. Ни документов, ни информации в реестре общей базы данных человечества.
– А получить их никак нельзя? – жалобным голосом поинтересовался Иван.
– Будем думать… без них тебе не улететь.
Экран осветился, и Кирилл вошел в зону интернета планеты Кришна. Найдя сайт, где были собраны вакансии для космонавтов, Громов начал листать страницы. Большинство работодателей принимало электронное резюме, некоторые требовали личного контакта даже при его подаче. Но сроки рассмотрения удручали. Самые быстрые обещали ответить в течение трех дней.
Громов отредактировал резюме и отправил его десятку заводов, сотрудничающих со Spes. Заводы номер три, семнадцать и тридцать шесть он решил посетить лично. Начав действовать, Кирилл словно подбросил сухих дров в затухающий костерок надежды. Dum spiro spero[9], как говорится. Только воздух – это деятельность.
Кирилл наскоро умылся, выдавил тюбик витаминизированной овощной пасты в саморазогревающийся суп и быстро все проглотил. Сейчас было не до вкусностей.
– Сидите в номере, чтобы я вас не искал, если понадобитесь, – сказал Кирилл, подходя к двери.
– И что нам делать? – спросил Поэт.
– Фильмы смотрите, стихи пишите, – пожал плечами Громов. – Радуйтесь спокойным дням.
И вышел, не дожидаясь ответа.
* * *Кирилл сидел в отделе кадров завода тридцать шесть.
– Мы рассмотрим ваше резюме в течение недели.
– Недели?! Это же пятнадцать дней! На дворе середина двадцать четвертого века, а работаете, словно почту на лошадях возят!
– Вы нам не подходите, – сухо улыбнулась девушка.
– Еще бы! – вставая, воскликнул Кирилл. – Нанимайте улиток, они до Индры три года лететь будут.
Громов вышел на улицу злой и недовольный. Видимо, на Кришне звездолетчики с подобным опытом не редкость. Иначе чем объяснить то равнодушие, с которым его приняли на всех трех заводах? Теперь оставалось ждать перевода от отца либо ответа на электронную почту от какого-нибудь работодателя.
С этим неутешительным выводом о собственном бессилии, Кирилл вернулся в отель. Жак и Иван смотрели какой-то космический боевик. Поэт, видевший лишь фильмы столетней давности, сидел с приоткрытым от удивления ртом, француз поглядывал на экран с ленивым интересом телевизионного завсегдатая.
– Чувствую, Жак, придется идти тебе работать водителем, – усмехнулся с порога Кирилл.
– Да здесь же сплошные роботы.
– Не все компании могут себе позволить грузовики с автопилотом. Платить зарплату на первых порах намного проще.
– И сколько здесь можно заработать?
– Думаю, на полет до Spes за пару лет отложим. Надо же еще где-то жить и чем-то питаться.
Поэт, не знакомый с бытовыми проблемами, переводил удивленный взгляд с одного старшего друга на другого. Он хотел красоты и свободы, а вместо этого сидел в тесной комнате без единого живого листочка. Главной радостью стало окно, сквозь которое можно было видеть бесконечность неба и знать, что оно – настоящее. Еще одним открытием для него стало, что небо каждый день разное. Его глубина, неуловимый оттенок бесконечно меняются. Оказывается, небо не имеет пять стандартных режимов, три из которых им показывали в столовой. Небосвод Тайлы невозможно спутать с голубовато-серым воздушным куполом Кришны. Теперь он хотел сравнить их с суровым небом Spes. Но новой мечтой его жизни стало увидеть солнце в сияющей голубизне колыбели человечества.
Жак засмеялся.
– Думаю, не пройдет и недели, как все решится само собой.
– Снова пророчествуешь, – оскалив зубы, хмыкнул Громов. – Хватит уже. Я в бункере наслушался предостаточно.
Иван, услышав напоминание о брате, вмиг погрустнел.
– Как он там? – вздохнул он.
– А ты разве не чувствуешь? – удивился Кирилл. – Вы же братья. И, похоже, оба с какими-то астральными способностями.
Иван посмотрел на него пронзительным взглядом, как тогда, в бункере, и тут же зажмурился.
– Что ты там говорил? Двадцать шесть парсеков? – с иронией спросил француз, глядя на медитирующего Поэта.
– И сотни метров земли от поверхности до бункера, – добавил Громов.
– Неплохая телепатическая связь, – кивнул Жак.
– «Темный передатчик» и гипернити отдыхают, – поддержал шутку Кирилл, хотя в голосе не осталось и нотки иронии.
На миг ему показалось, что перед ним мертвец. Будто Поэт ушел, оставил тело, как бесполезную одежду. А сам унесся далеко, оставив под опущенными веками стеклянные глаза, а в груди – редко бьющееся сердце.
Пауза затягивалась, Кирилл шагнул вперед, чтобы вывести Ивана из транса. Но не успел.
– По крайней мере, он жив, – встрепенувшись, сказал Поэт. – А рана почти зажила.
– Так и сказал? – приподняв брови, спросил Жак.
Поэт кивнул и добавил:
– В эфирном пространстве нет границ. Я и не думал, что в него так легко войти. Мой брат там настоящий принц. Видимо, тонкий эфир любит пророков. Ведь они – его голос в мире материи.
Кирилл в сомнении нахмурил лоб, но разубеждать Поэта не стал. Как и любой человек, не обладающий сверхспособностями, он относился к «отклонениям» с изрядной долей скепсиса.
– Это он тебе все рассказал? – с улыбкой поинтересовался француз.
– Я это увидел.
Поэт описывал брата, находившегося за триллионы километров, словно стоящий перед носом экзотический цветок. Кирилл покачал головой и стал перебирать запасы провизии. Сейчас, когда голод и страх смерти отступили в область неприятных воспоминаний, а день принес ворох мелких неудач, хотелось закусить чем-нибудь вкусным и, хотя бы с виду, натуральным.
Громов позвонил и заказал ужин на три персоны. На первое была уха с форелью, на второе – картофельное пюре и бутерброды с семгой.
Еду принес спустя двадцать минут смуглый парень лет шестнадцати. Смотрел он в пол, и весь был какой-то нескладный, сутулый. Секунд на двадцать он задержался в дверях, лишь на миг взглянув на постояльцев. Видимо, дожидался чаевых, но у Кирилла не было наличными ни копейки.
Друзья набросились на еду, словно весь день постились и тяжело работали. Даже Иван во время трапезы потерял свой одухотворенный вид, превратившись в обычного голодного парня.
Вечер прошел в расслабленной сытости и ничего незначащей болтовне. Кирилл начал дремать, изредка возвращаясь в реальность. В одну из таких вспышек ему показалось, что кто-то возится с ключами. Но ведь Жак и Иван никуда не выходили…
Кирилл вскочил и зажег свет. Первым делом он удостоверился, что щеколда закрыта. Слабая защита, но все-таки. Прислушавшись, он понял, что кто-то пытается взломать замок. Громов растолкал француза и Поэта. Жак, нужно отдать ему должное, сразу понял, что творится, и схватил телефон. Служащие отеля не отзывались. Видимо, нападающие об этом уже позаботились. Зато француз дозвонился до полиции и, назвав номер отеля, выкрикнул:
– Проникновение со взломом! Вооруженное нападение!
Иван никак не мог справиться с чарами Морфея, и звездолетчик затолкал его в ванную комнату. Замок на двери щелкнул, и теперь людей Рекса, а Громов не сомневался, что это они, держала только хлипкая щеколда.
Кирилл схватил тумбочку, на которой стоял телефон, и застыл в нескольких шагах слева от двери. Первый же вошедший испробовал ее крепость, и оглушенный растянулся на полу. Его вытащили за ноги в коридор, но небольшой пистолет остался лежать на паркете.
С другой стороны Жак с размаху пропечатал ногой дверь. Она ударила, словно клюшка шайбу, пистолет, и захлопнулась. Оружие полетело в сторону и Кирилл, словно пес за пластиковой летящей тарелкой, прыгнул вслед за ним. Через миг дверь снова распахнулась, но Громов уже лежал на полу с оружием в руках. Такого пистолета он еще не видел, но курок и прицел были на месте. А большего ему и не нужно; щадить он никого не собирался.
Дверь была достаточно узкой, и враги могли вламываться только по одному. Секунд пятнадцать ничего не происходило. Нападающие поняли, что эффект неожиданности потерян, а жертва оказалась с зубами. И теперь никто не хотел лезть на рожон. Самое странное было то, что обе стороны молчали. Никаких угроз, криков, просьб. Только несколько едких проклятий пробурчал кто-то себе под нос. Будто люди из номера и коридора выполняли какую-то сложную, хорошо знакомую совместную работу.
