Владимир Корн - Энстадская бездна
— Не делайте глупостей, капитан!
Руки Родрига удержали меня в тот самый миг, когда я уже набрал полные легкие воздуха по всем правилам ныряльщиков за жемчугом: через очень плотно сжатые губы, и сделал шаг вперед, собираясь броситься в воду. Родриг держал крепко, для надежности обхватив меня поперек груди.
— Не стоит этого делать капитан, поздно: они уже пришли.
На этот раз голос принадлежал человеку, выглядевшему страшим в баркасе, и по возрасту, и по положению.
— Мы успели к вам, капитан, а они нет, — продолжил он. — Но тех, кто остался внизу, уже не спасти. Посмотрите и убедитесь сами.
И верно: внизу мелькали стремительные тени. Движения гнипельсов казались грациозными, но господи, как же отвратительны они сами! Хорошо было видно, как парочка из них скользнула в трюм, и через несколько мгновений вода над ним окрасилась в бурый цвет.
'Возможно, это и есть Аднер, — вздрогнул я. — И его действительно уже не спасти'.
— Капитан, — окликнули меня с лодки, державшейся в отдалении от всех. — Тут еще один ваш есть, только он говорить не в состоянии. Может быть, он и есть?
Над бортом лодки показалось лицо Берни Аднера, все в крови, он слабо поднял руку, после чего снова скрылось из виду.
Я взглянул на Адеберта Кеннета. С ним явно что-то не то: он был в сознании, когда мы плыли к баркасу, но Берт даже не пытался мне помочь, вися в руках безвольной куклой.
— Не жилец, — перехватив мой взгляд, едва слышно произнес все тот же дед, седой морщинистый, с кучковатыми бровями и хрипловатым, почти сиплым голосом. После чего обратился к своим людям. — Гребите к берегу, но осторожно — баркас перегружен. Не хватало нам еще самим ко дну пойти, когда эти твари собрались со всех окрестностей.
На прощание я посмотрел в воду. Туда, где утонули, исчезли, растворились все мои надежды, планы и мечты. Туда, где лежал на дне 'Небесный странник'.
Глава 15
Прощальное письмо
Мы сидели за грубым дощатым столом, прикрытым от палящего солнца полотняным навесом, и пили вино. Красное крепленое вино, сладкое до приторности, заедая его мелкой, величиной с палец соленой рыбешкой и кислым черным хлебом. Странное сочетание, но мне оно казалось очень вкусным. Ничуть не хуже тех изысканных блюд, которыми постоянно потчевал на 'Небесном страннике' Амбруаз Эмметт. Пили и разговаривали.
Мой собеседник, Ганей Кавел, тот самый старик, первым добравшийся на баркасе до места крушения 'Небесного странника', отрезал от ковриги, величиной с доброе тележное колесо, тонкий ломоть. Затем аккуратно уложил на него пару светлых, с темными спинками рыбок так, что голова одной оказалась рядом с хвостиком другой. Налил в стакан мутно-зеленого стекла почти до краев вина, отпил из него пару глотков, и откусил от бутерброда чуть ли не четверть, заедая. Кусал он немного странно, правой половиной рта.
'Наверное, именно там у него сохранились коренные зубы', - решил я, берясь за нож, и пододвигая к себе ковригу.
— Вкусно? — по-моему, уже в третий раз поинтересовался у меня Кавел.
И я в очередной раз кивнул — вкусно!
— Вот так и в жизни случается: от совмещения порой неожиданных вещей получаешь особое удовольствие.
'Вот только не надо мне всяких силлогизмов от доморощенного философа, не для этого собрались', - но морщиться, или проявлять свое неудовольствие любым другим способом мне и в голову не пришло. Как бы там ни было, только благодаря этому старику мы и спаслись. Те, кто смог спастись, а таких было двадцать восемь из тридцати девяти, что вылетели с острова Неистовых ветров.
— Когда я увидел, что корабль заходит между этих скал Проклятых, так сразу и дал команду спустить на воду баркас и грести туда.
— Проклятых, вы говорите? Наверное, и какая-нибудь легенда, связанная с этими скалами имеется? — вспомнил я наш разговор на мостике корабля.
— Возможно, и есть, — Гавел выглядел явно недовольным тем, что его перебили, когда он в очередной раз поведывал о своей прозорливости. — Только мне она неведома.
— Но место там проклятое, это точно, — продолжил он, после того как вновь выпил и закусил. — Коралловое море, близь Альвенды — сплошная мель, вы сами уже могли в этом убедиться. Но меж скалами глубина неимоверная, хотя, конечно, и не Энстадская бездна. Твой корабль и нашел себе последнее пристанище на самом ее краю. Так вот, нет там в округе никакой морской живности, и даже гнипельсы редко туда заплывают. Недалеко крутятся, но туда ни-ни.
'Что им там делать, если живности нет?'
— Да и на самих скалах птицы не селятся.
'Это даже мой навигатор заметить успел'.
— Хотя здесь, на Дюгони, бывают периоды, когда шагу не сделаешь: птицы начинают яйца нести да птенцов высиживать. А вот поди же ты: на скалах столько места, но ни одна из них там гнездо себе не совьет, и даже просто не опустится. И еще странность имеется: когда сильная гроза, обязательно молнии в одну из них бьют, а уже затем от нее на другую перекидывается, сам видел. Как будто Создатель до сих пор на них гневается и все позабыть им их грех не может.
— А какой грех-то?
— Да разное говорят, — уклончиво ответил Гавел. — Кто что. Но, видать, большой был грех за ними, если Он, — тут старик посмотрел вверх, на прикрывавший нас от зноя навес, под которым мы сидели, — до сих пор не прощает. Не повезло вам капитан Сорингер: пройди вы стороной, даже рядом с одной из этих скал, и ничего бы с вашим кораблем не случилось.
'Это точно, что не повезло, — прошло уже пару дней, но боль от потери 'Небесного странника' нисколько во мне не утихла. — Поток хороший между ними был, — и я едва не плюнул от злости. — Там и еще один имелся, нисколько не хуже, и в стороне от этих действительно проклятых скал. Но ведь к нему необходимо было забираться выше в небо, а там холодно, а зачем морозиться, если этого можно легко избежать? Или плюнул бы я на тайну привода Аднера, и пошел бы под ним'.
— Сначала я решил отправить туда один баркас, — в который раз уже за время, что мы находились на острове Дюгонь, пришлось мне выслушивать подробный рассказ Гавела. И только сейчас мне пришло в голову: как он вообще здесь оказался, этот баркас? Для здешних мелей — почти корабль. Неужели его доставили сюда на летучем корабле?
— Нет, — охотно пояснил Гавел. — Там, от северной оконечности острова, существует проход до самого Виридиана. Узкий, извилистый, но проходимый. Под парусом, конечно, по нему не пойдешь, ну а на веслах вполне. Вероятно, существует разлом, потому что глубины та-а-м!
Последнее слово он протянул, как бы давая знать, что глубины действительно знатные. То, что нам придется застрять здесь надолго, я не беспокоился. Еще в первый день, едва ли не сразу, как только мы попали на Дюгонь, Гавел развеял все мои опасения.
— Есть связь с остальным миром, — чуть ли не с гордостью заявил он.
— Голубиная, что ли?
— Нет, — и Гавел указал на вершину единственной имеющейся на Дюгони горы, как будто там я что-то должен был увидеть.
Гора как гора, не слишком высокая, но и не сказать, чтобы совсем уж холм.
— Ровно в полдень на нее поднимается человек, чтобы с помощью гелиографа передать в Чиом, что у нас все нормально. Или не нормально, от чего пока Создатель миловал. Ну а дальше уже по цепочке до самого Банглу. А от Банглу уже действительно с Монтоселом голубиная почта есть.
— Большой, должно быть, у вас гелиограф, — на летучих кораблях мы пользуемся размером с ладонь, но и расстояния ему доступны небольшие.
— Откровенно говоря, гелиографом у нас служит медный таз, — объяснил Гавел несколько смущенно. — Но вполне хватает и его. Так что готовьте сообщение, и скоро за вами прилетят, от Банглу сюда лету два дня.
Нашелся на острове и лекарь — Марвин, молодой парень, можно сказать, юноша, несомненно, был отмечен даром целительства самой Богиней-Матерью.
Правда, дар Марвина оказался не слишком силен: он смог помочь только тем, кто не слишком пострадал после того, как 'Небесный странник' рухнул с небес в море. Ушибы и сотрясения, с этим он справился легко, но и обычный лекарь с помощью своих мазей, порошков и других снадобий, вылечил бы не хуже. И Адеберту Кеннету он помочь не смог.
'Ему только пожилых дам и врачевать, снимая у них мигрени и хандру, — досадовал я. — Его пациентки без ума были бы от такого молоденького и хорошенького лекаря. Вот у Николь действительно дар. А у этого даже не дар, а так, даришко'.
— Увы, господин капитан, — с сожалением развел руки он. — Боюсь, что только сестры из храма Богини-Матери и в силах ему помочь…
- '… и Адеберту до него не дотянуть, — закончил про себя я. — Будь с нами Николь, она обязательно смогла бы ему помочь. Но только не была бы она одной из тех, что остались на дне моря?'
— … а когда ваш корабль закружился на месте, я велел спускать на воду и остальные лодки, — продолжал рассказывать Гавел. — Вам повезло хотя бы с тем, что упади вы в проходе между скал, боюсь, даже мне не удалось бы заставить своих людей туда заплыть.
