Последний Герой. Том 8 - Рафаэль Дамиров
«Не спи! не спи!» — кричал разум, но тщетно.
Девушка не заметила, как легла на бревно — широкое, шершавое, холодное. Но тело будто не чувствовало холода. Казалось, что это мягкая постель, спасение от смертельной усталости.
«Не закрывай глаза…» — где-то внутри бубнил слабый голос разума. Но он уже был далеко, глубоко, и слова тонули в темноте.
Олеся закрыла глаза.
* * *
— Да куда ты собрался? — ворчала Маришка на Михалыча.
— Нарежу прутков, — крякнул тот в ответ.
— Пешком на себе потащишь, что ли, эти ветки твои? — уперла руки в пухлые бока женщина.
— Это не ветки, это лоза, — спорил Михалыч. — Мои прутки, они мне нужны.
В его голосе слышалось удивительное упорство.
— Да на кой-они тебе сдались? Тебе что, своей мебели мало? — не унималась Маришка. — Ну давай новую купим.
— Не понимаешь ты, женщина, — буркнул Михалыч, — не могу я на шее у бабы сидеть. Я должен зарабатывать. Буду делать, что умею — из лозы мебель плести.
— Ха! И кому ты продашь свои поделки?
— Да не поделки это, а ручная работа, изделия ценные. Ну что ты, не понимаешь, женщина? — упрямо говорил он. — Нарежу лозы, прутков, делом займусь. Вот поглядишь ещё, какие поделки-то будут.
Кажется, Маришкины слова его задели.
— Ой, не хочу я тебя в лес отпускать. Чует сердце беду, — схватилась за грудь Маришка.
— Да ты что? Я ж не маленький. Да и у нас не дремучая тайга.
— Не знаю, а вдруг ты не вернёшься? Ты же ещё со двора-то путём и не выходил. Раз только, когда сбежать хотел.
Лицо её вытянулось, брови собрались домиком. Не просто так на своём стоит, вправду распереживалась.
— Да не сбегу я, — примирительно пробурчал Михалыч, притягивая к себе Маришку и обнимая.
Дом Маришки стоял на окраине — немножко пройти, и лесок начинался.
— Эх, — размышлял Михалыч, — вспомню былое. Надеюсь, руки навык не забыли. Главное, прутья выбрать погибче, поровнее. Без всяких боковых ответвлений. Самое время сейчас лозу заготавливать, поздней осенью. Морозец еще не пришел, а сокодвижение закончилось. Для плетения мебели лучше и не придумаешь. Помнится, кресла, столики уходили на ура. Это раньше-то много чего руками делал, не считалось чем-то особым, а и то хвалили. А сейчас, когда все гонятся за натуральностью, ценность другая. Деньжат заработаю на зиму.
Михалыч шёл по тропинке в поисках подходящей рощицы ивы, как вдруг увидел девушку, лежащую на толстом бревне — исцарапанную, чумазую, в одной рваной блузке и джинсах. Она была похожа на спящую принцессу — бледная, как будто мёртвая. Сердце его ёкнуло.
— Ох ты ж, какого лешего! — воскликнул он. — Ты мёртвая или живая?
Он подошёл поближе, потрогал её — ещё тёплая, дышит.
— Эй, мадам, вставай, чего здесь разлеглась, бухая, что ли? — он пытался растрясти её порешительнее, нагнал на себя строгости, чтобы скрыть собственный страх, но незнакомка не приходила в себя.
Михалыч скинул бушлат и надел его на девушку, поднял, закинул её себе на плечо. Колени ныли, спина болела — возраст уже не тот, — но он упорно тащил её. Нес домой, через лесок — к Маришке. Подумал было, что надо б вызвать скорую или полицию, но пока дозвонишься, пока приедут. Нет уж, сказал сам себе Михалыч, тут недалеко, дотащу скорее до тёплого дома. Так надежнее будет.
* * *
— Ты уже вернулся? — воскликнула Маришка, услышав топот в сенях.
— Быстро давай, мать, баню подтопи! Она ещё тёпленькая с вечера, — крикнул Михалыч, вваливаясь в дом. — Подкинь дров, раскочегарь — надо белоснежку отогревать.
Шагал он тяжело, на руках у него было безжизненное тело девушки.
— Ох ты, божечки, кого это ты принёс⁈ — всплеснула руками Маришка. — Она что, пьяная?
— Сама ты пьяная! В лесу нашёл!
— Случилось чего-то с ней?
— Глаза разуй, женщина! Видишь — синяки, царапины! Ясен пень — случилось.
— Полицию надо звать!
— Сначала жизнь ей спасти надо, отогреть, — сказал Михалыч. — Потом уже всё остальное.
— Ну, тогда я в скорую позвоню, — забеспокоилась Маришка, метнувшись к телефону.
— Не надо скорую… не надо полицию… — прохрипел слабый голос. Девушка пришла в себя и пробормотала уже отчётливее: — Прошу вас, пожалуйста, не надо… Они меня заберут. Меня найдут. Меня убьют. Поверьте… не надо…
— Ох ты, кто ж ты такая будешь-то, — охала Маришка, присаживаясь рядом.
— Меня зовут… меня зовут Олеся, — еле слышно произнесла девушка. — Я журналистка… за мной охотятся… пожалуйста… помогите. Только не звоните никому.
— Сейчас, сейчас, — приговаривала Маришка, уже доставая одеяла. — Главное — не дать холоду до нутра добраться. Если нутро остынет, то всё… смерть.
— Убери одеяла, — проворчал Михалыч. — Она и так как ледышка. Растирать надо.
— Ну, у нас тепло, — закивала хозяйка. — Сейчас в баньку тебя свожу, отогреем.
— Спасибо… — пролепетала Олеся и снова прикрыла глаза.
Сил на разговоры больше не было.
* * *
— Вот скажи мне, Шамилька! — ревел мэр, сотрясая воздух своего кабинета. — Как так вышло, что баба тебе накостыляла и съ*балась⁈ Тебе нихера доверить нельзя! Ты как старая беззубая лошадь — уже не тянешь! Посмотри на себя! На кого ты стал похож? Ты жалок!
Шамиль стоял, опустив глаза в пол. Опухшая после удара коленом челюсть, фингал от Шульгина — он и вправду был похож на побитого пса и так же не поднимал головы.
— Где она, Шамиль⁈ — продолжал мэр, срываясь на крик. — Где эта сучка⁈ Ты представляешь, что будет, если она напишет заяву⁈ Если она вернется…
— У нас всё схвачено с ментами, — пробормотал Шамиль. — Круглов в курсе, он же ваш друг. Там повесили на нее угон и…
— Да похуй, — оборвал его Быков. — Круглов — всего лишь начальник ОВД! А есть ещё и главк, и прокуратура, и Следственный комитет, мать их! Что, думаешь, весь закон в руках у Круглова⁈ Нет, бл*дь! Закон — вот где у меня! — он сжал кулак, махнул им, так что ногти впились в ладонь. — Вот где!
