Александр Афанасьев - Отягощенные злом. Разновидности зла
Таксист попытался заговаривать со мной по-узбекски, но я виновато улыбался и говорил, что не понимаю, потому таксист перешел на русский. Гидом он оказался не лучшим, но так даже, наверное, и хорошо, такие города надо познавать самому, без гида. Побродить по улочкам, посидеть в местной едальне… Жаль, что времени у меня не так много…
Таксист внезапно свернул к тротуару, нажал на клаксон.
– Что происходит?
– Эфенди, вы не возражаете, если мы подвезем моего двоюродного брата? Он работает в мастерской на окраине города, это как раз по дороге, если направляться в Бухару…
– Да нет, конечно…
– Аллах, да вознаградит вас за доброе сердце, эфенди…
На самом деле я возражал, и довольно сильно. Потому что незадолго до этого таксист звонил по какому-то номеру, и я уловил два слова, которые меня весьма насторожили. «Килмок» в узбекском означает что-то связанное с ограблением, а слово «акча» означает «деньги». Настораживающее сочетание слов…
Откуда я знаю узбекский? Да так… учу потихоньку… как и пушту. Потому что в Афганистане много узбеков, а если хочешь понимать, что происходит в том или ином месте, ты должен знать язык этого народа, чтобы говорить с ним на одном языке. Поэтому, когда нечего делать, я и учу язык.
Открылась дверь – слева от меня в машину сел молодой, веселый усач, сказал «Салам алейкум», таксист просто ответил «Салам», а я ничего не ответил. Машина покатила по какой-то дороге, причем таксист вести стал резче, ускоряясь и тормозя. Понятно… нервничает…
Пошли пригороды… зеленые насаждения, арыки, махалли… Махалля – так называют местную общину, это от десяти до пятидесяти домов. Махаллинцы всегда помогают друг другу, вне зависимости от того, кто нищ, а кто богат, кто при власти, а кто нет, часто они собираются вместе за одним столом, у них может быть общая собственность и общие запасы. Махалли – это старый Туркестан, одноэтажный… и если забрести в этот район, то плутать можно до бесконечности, а чужаку тут вряд ли помогут. И потому, как только «Фиат» начал сворачивать к махалле, я врезал изо всех сил локтем веселому, улыбчивому узбеку сначала в бок, потом в лицо. Рука нащупала ребристую рукоять ствола, которую я выдернул из-за пояса грабителя и ткнул стволом в затылок водителя. Офицерский «наган», откуда только взяли такую старину…
– Пошел! Скажешь лишнее, мозги по всему салону разлетятся…
Водила побледнел, но подчинился, машина начала набирать ход. На подходящем повороте я открыл дверь и выпихнул еще не пришедшего в себя узбека на дорогу…
Ехали мы недолго. Как только увидел подходящий поворот, ведущий в апельсиновую рощу, так и скомандовал поворачивать. Водитель подчинился…
Сукин сын… Честно говоря, особой злости не было, если бы не одно «но». Получается, что это моих солдат грабят эти твари. Это мои солдаты прилетают сюда для того, чтобы отдохнуть, и нарываются в итоге на ствол. А значит, это вызов уже мне лично и всей Империи – такого быть не должно…
Завывая мотором, машина пробивалась мимо закопанной в землю водоводной трубы. Никого не было видно – день, жара, узбеки работают так же, как испанцы – с сиестой на время жары. Мертвая тишина…
– Стоять. Выходишь и руки на капот. Оружие есть?
– Нет! Клянусь Аллахом, нет!
– Давай, пошел…
Водила начал вылезать.
– Руки держи на виду. Пристрелю! – прикрикнул я.
Похоже, что любители. Или недавно начали…
Вслед за водителем выбрался из машины и я. Солнце жарило беспощадно, буквально било по голове. Дело шло уже к закату…
– Руки на капот. Ноги расставить!
Ничего не нашел, кроме баллисонга, филиппинского ножа – бабочки. Посмотрел – крови на нем вроде бы нет. Забросил в кусты…
– Эфенди, прости…
– Многих уже убил?
– Не убивал, клянусь Аллахом, не убивал! Только деньга брал!
– Много?!
– Три раза! Три раза!
– На землю! Лицом вниз!
– Пощади ради Аллаха! Пощади ради Аллаха!
– Лежать…
Я схватил узбека за шиворот и толкнул на землю. Тот упал в пыль, не прекращая причитать и поминать Аллаха…
Вот этим, кстати, отличаются русские от среднеазиатов и арабов. Да и не только русские. Почти любой из известных мне европейцев будет сражаться до конца, попробует продать свою жизнь подороже. Узбеки – не только эти, но вообще узбеки – будут плакать, причитать и умолять. Это связано с исламом и с уверенностью в том, что все в руках Аллаха, но не только. На Кавказе – тоже все мусульмане, но в такой ситуации они бросятся со стопроцентной вероятностью, самого обычного кавказца не испугать ни ножом, ни стволом. Дело в том, что в Азии есть слепая преданность и слепая вера в хана, бая, повелителя. Когда были кареты, было распространено такое, что кто-то из вассалов обязательно вставал на четвереньки перед дверцей кареты, чтобы сделать из своей спины ступеньку для бая, в России этого не было никогда. Поэтому из Средней Азии идет очень ограниченный набор в армию, практически все известные мне офицеры, которые родом отсюда, либо частично русские, либо росли бок о бок с русскими. А ханы Бухары и Хивы казнили свои армии, и сейчас их власть опирается на русское казачество: их армии были способны только на дворцовые перевороты и ни на что больше…
Пулями я нарисовал на земле что-то вроде нимба вокруг головы подвывающего от страха узбека. Не потерял еще навыки, не потерял…
– Запомни сам и передай всем, – сказал я, – кто будет грабить солдат, тот умрет, и смерть его будет совсем плохой. Если кто не хочет упокоиться на скотомогильнике вместе с дохлой свиньей, пусть бросает свое ремесло. Аллах свидетель моим словам, я сказал все, что хотел…
После чего я сел на водительское место в «Фиате», с четвертого раза включил заднюю передачу и тронулся назад…
Револьвер я выбросил по дороге – патронов не было, да и мало ли что на нем могло висеть. Обтер носовым платком и выбросил. Потом сильно пожалел об этом…
20 июня 2016 года
Дворец слез
Бухара была предпоследним пунктом моего долгого пути. Ее я объехал по кольцевой и продолжил движение в сторону Аральского моря. Это уже на туркестанской территории… нужное мне место располагалось недалеко от Бухары сразу за туркестанской границей…[55]
На нужном мне повороте не было никаких указателей, дорога была бетонной, с обеих сторон она была обсажена невысокими местными соснами, от аромата их смолы начинала кружиться голова. Я просто оставил машину на обочине, взял сумку и пошел по ровной, как стрела, изжаренной солнцем дороге. Навстречу своей судьбе…
У КПП – а здесь были почти армейский КПП с выложенными елочкой массивными бетонными блоками – стояли несколько человек в серо-желтой пустынной форме и с автоматами Барышева, какими вооружены далеко не все части. Автоматы смотрели в землю стволами, и я мог себе представить, как быстро они отреагируют, доведясь мне сделать хоть какую-то глупость. Настоящие волкодавы…
– Здесь нельзя находиться! – без всякой злобы в голосе окликнул меня один из церберов этого места. – Немедленно уходите!
– Мне можно.
Двое подошли ко мне, один – немного отставая от другого – на подстраховке. Внимательные, как у сторожевых собак, глаза, руки в кожаных перчатках с отрезанными пальцами…
– Сударь, не ищите себе неприятностей… – сказал один из них, – вы просто ошиблись адресом. Идите обратно к дороге…
– Я намерен достать удостоверение, – сказал я и сделал то, что сказал, достал карточку из нагрудного кармана, – что же касается того, имею ли я право здесь быть, полагаю, об этом лучше спросить того, кто здесь живет. Точнее – ту, что здесь живет…
Один из волкодавов принял у меня карточку, засунул ее в щель своего коммуникатора. Второй не сводил с меня глаз, он стоял чуть правее, чтобы иметь возможность стрелять в меня.
Волкодав растерялся. Я бы на его месте, когда был в его звании, тоже, наверное, растерялся бы. Он – капитан, самый максимум – майор. Перед ним – адмирал, действующий оперативный офицер, командующий ограниченным контингентом с правами, как у генерал-губернатора, даже Наместника. И он отлично должен знать меня так – не может не знать, мое имя известно почти каждому в отрядах специального назначения, я – один из них, тот, кто добрался до самых высших ступеней командной иерархии. И он не может не знать, кого он охраняет…
– Господин адмирал, но…
– Давай, избавим себя от лишних проблем, офицер. Я знаю, что меня нет ни в каких списках. Просто позвони и спроси – ждут ли здесь меня…
За массивной бетонной оградой был все тот же самый лес. Сосна с кедром – смешанный лес, диковатый и загадочный. Солнце цеплялось из последних сил за древесные кроны, россыпями янтаря желтел песок.
Я шел по дорожке прямо, как заключенный, под честное слово вернувшийся на казнь. Как солдат, несущий своему Императору вражеское знамя…
