Алексей Гравицкий - В зоне тумана
— А птицы умнее, — снова шевельнулась травинка. — Их ничего не держит, и любопытства глупого у них нет.
А если и есть, то инстинкт самосохранения работает лучше. Так что птицы подорвались и улетели от всего этого безобразия подальше.
— Ну а звери чего тогда не убежали?
Мунлайт резко сел и посмотрел на Хлюпика, как на идиота.
— На своих двоих, пусть даже четырех, далеко не убежишь, — объяснил он. — И потом, у животных тоже свои норы есть.
Складно балаболит, но это только теория. У птиц ведь тоже и гнезда, и любопытство присутствуют. И с людьми не прав. У меня вот тут никакого якоря не было, и любопытство меня не глодало. Однако же я в зоне. И потом…
— Птицы в зоне есть, — ляпнул-таки я. — Сам видел.
— А что птицы? — пожал плечами Мунлайт. — Ну да, летают, бывает, видали, но ни одного гнезда я в зоне не видел…
Я не хотел спорить, а потому просто замолчал. Вот только Хлюпик, видимо, тоже думал в схожем со мной направлении.
— А почему обязательно любопытство? — поинтересовался он. — И про дурь не согласен. Я вот…
— Ты вот, — кивнул Мун, — сидишь здесь, у черта на рогах, а мог бы у себя в сталинской квартирке на диване книжечку листать и жизни радоваться. Вот чего тебя сюда занесло?
— Я не из любопытства. Я… Мне надо, — взвился Хлюпик. — А тебя вот чего сюда занесло?
Мун окаменел, как громом пораженный. Глаза его на какую-то долю секунды сузились, стали злыми, будто Хлюпик своим невинным вопросом переступил черту дозволенного. Но уже в следующее мгновение он взял себя в руки.
— И мне надо, — ответил как ни в чем не бывало. — Только все равно это все дурь. Просто сначала ты суешь нос, куда не надо, а потом его прищемляют и тебе уже никуда не деться. Ты вот думаешь, что волен уйти из зоны? Хрена лысого, она тебя уже сожрала с потрохами. Ты уже сунул сюда свой любопытный нос, и его прищемили. А ты, глупыш, и не заметил.
Мунлайт растекся в гнусной ухмылке. Травинка покачивалась в такт легким движениям челюстей. А потом морду Муна перекосило, он сплюнул и схватился за челюсть. Травинка спикировала вниз и затерялась среди еще живых и растущих себе подобных.
Я с удивлением смотрел на сталкера. Чего это он? Мун тем временем раззявил варежку и, запустив туда чуть не всю пятерню, принялся ощупывать передний зуб.
— Ты чего? — заволновался Хлюпик.
Вместо ответа Мун вынул пальцы изо рта и демонически ухмыльнулся. Еще недавно ровный ряд зубов светил небольшой, но заметной чернеющей дырой. От переднего верхнего у сталкера откололся кусок размером с третью часть. Доигрался.
Хлюпик тоже, кажется, заметил. Во всяком случае, спрашивать больше не осмелился.
— Твою мать. — Теперь Мун теребил сколотый зуб не пальцами, а кончиком языка.
Интересно, чего это за трава такая, что об нее можно зубы сломать? Может, поискать и Сахарову отнести? Готов поспорить, что он с такими штуками еще не сталкивался. Правда, он не ботаник и даже не биолог.
— Тебя предупреждали, что это опасно для здоровья, — поддел я.
— Да пошел ты, — огрызнулся Мун. — Накаркал? Молодец, возьми с полки пирожок. Там два, твой — посередине.
— Так это он об травинку? — выпучился на меня Хлюпик.
Я не ответил. Трава здесь тоже ненормальная. И если по теории этого беззубого, то растительность — другая форма крайности. Птицы улетели, потому что не могли остаться. Трава, кусты и деревья остались, потому что не могли улететь. А остальные… Остальные ушли, пришли или остались, в зависимости от собственного трезвомыслия. Если подходить с точки зрения здравого смысла, то мы трое, как и все прочие, живущие здесь, — ненормальные.
Хотя личностный фактор тоже отрицать нельзя. Вот я, например… А что я?
Нет, все-таки прав Мун, существование в таком паршивом месте — дурь. Чем бы она ни была продиктована.
16
Пейзажи становились все более пустынными и жутковатыми. Если южную часть зоны отчуждения освоили военные, ученые и сталкеры, то на север лезть не торопились. Дорога сюда считалась закрытой, даже несмотря на сказки про Монолит, группировку с аналогичным названием, сказочные артефакты. Есть такие места, в которые не полезешь даже за миллиард баксов. Риск хорош, когда точно известно, чем и за что рискуешь. В походе на север ты рискуешь жизнью. Причем шансов на выживание у тебя меньше процента. А шансов получить сказочное богатство или добраться до исполнителя желаний и того меньше. Может, и вовсе нет. Никто ж не знает, есть ли Монолит на самом деле.
В связи с этим возникает вопрос: какого ляда я здесь делаю? Хлюпик поперся на север, потому что понятия не имеет, что это значит. Мунлайт — авантюрист, которого тянет жажда наживы. А я? А я дурак, потому что вбил себе в голову, что кому-то чем-то обязан.
«А разве нет?» — шевельнулось что-то внутри.
Может, и обязан. Но самое главное, терять мне нечего.
Скажешь тоже, одернул я сам себя, вспомнив про заначку на новую жизнь. Обычно такие суммы хранят в банке где-нибудь в Швейцарии, а не в… практически у всех на виду. С другой стороны, обычно обладатели таких сумм знают, что с ними делать. А у меня нет никаких мыслей по этому поводу. Можно, конечно, уехать куда-нибудь ближе к экватору. На Кубу, в Таиланд или на какие-нибудь острова и жить там в свое удовольствие. Только какое там может быть удовольствие? Что я там стану делать? Трахать туземок и заливаться грошовым пойлом, пока не сдохну от цирроза и сифилиса. Хорошая перспектива, только с тем же успехом я могу пить и здесь. Периодически выходя в зону на промысел, чтобы хоть чем-то заниматься. При желании даже можно найти, с кем потрахаться.
Нет, лучше существовать здесь, в надежде, что когда-нибудь придумается некий смысл жить дальше, чем существовать там без всякой надежды.
А может, именно за этим я прусь к Монолиту? Ведь не только Хлюпик дойдет и загадает желание. Если дойдем, то все к Монолиту ломанемся. И тогда… А что тогда? Что я у него попрошу? Счастья? Новый смысл бытия? И, если предположить, что Монолит действительно существует и исполняет желания, что я смогу получить после такой просьбы на самом деле?
За хмурыми мыслями я прозевал тот момент, когда они появились. А увидев, вздрогнул.
Собаки! Не думал, что слепые псы заходят так глубоко в зону. Они казались неотделимым атрибутом ее предбанника, но никак не сердца. Внутри все похолодело. Кажется, я уже видел этих собак. Именно этих, хоть это и отдавало бредом.
— Эй, Мунище, — негромко позвал я.
Мунлайт не остановился и не обернулся. Зато Хлюпик тут же завертел башкой.
— Еще раз так назовешь, — пообещал сталкер, не оборачиваясь, — и я тебя пристрелю, хрен унылый.
В другой раз я бы поспорил, но сейчас мне было не до этого.
— Сзади справа, — бросил я.
Он не остановился, даже темпа не сменил. Только кинул беглый взгляд в указанном направлении.
— Хлюпик, хорош вертеться, — посоветовал новичку и добавил уже мне: — Пальни разок, разбегутся.
Я скосил глаза на собак. Стайка была уже штук в шесть. Псы держались группой, следовали четко за нами и сохраняли дистанцию. Они вели себя так, словно ими кто-то управлял. У собак никогда не хватило бы мозгов так себя вести. И что-то мне подсказывало, что выстрелом их не напугаешь.
Никогда не любил собак. Тех, что шастают без присмотра. Я не знаю, чего от них ждать. Тупые, злобные и непредсказуемые. А местные и того хуже. Вообще собаками их назвать можно с большой натяжкой. Помесь рахитичной овчарки, слепой борзой и линялого дикобраза, подцепившего стригущий лишай.
Зона вносит свои коррективы. Все, что здесь выживает, становится странным, искореженным, жутким. При этом невероятно выносливым. Выживают хоть покалеченные, но сильнейшие. И, сталкиваясь с ними, ты сталкиваешься с ночным кошмаром. Столь же ужасным и непобедимым. Вот только проснуться от этого кошмара нельзя.
Меня передернуло. Я скинул с плеча АК, хоть стрелять и не торопился. Глянул на собачек. Слепая свора была на месте и держала дистанцию. Но теперь их было уже около десятка. По спине пробежал озноб. Сейчас их будет становиться все больше и больше, а потом, когда я не смогу за ними уследить, они бросятся. Только на этот раз я не проснусь.
Сердце застучало, как отбойный молоток.
Надо успокоиться. Вдох. Раз, два…
— Ты чего не стреляешь? — обернулся Мунлайт.
— Они не уйдут, — пробормотал я.
Голос прозвучал замогильно, пророчески. Я удивился такому звучанию. Никогда за собой не замечал.
Глубокий вдох. Раз, два…
Мун усмехнулся, пожал плечами и, остановившись, жахнул в свору из автомата…Три. Выдох.
Пугач из бесшумного «Вала» получился никакой. Да и не верил я, что собак этих удастся напугать. Очередь возымела прямо противоположный эффект. Собаки рванули вперед. Только этого и не хватало. Я отступил в сторону.
