Олег Верещагин - Горны Империи
Может быть, впервые в жизни – так.
Мальчишка осознал, какую огромную силу воздвигла против Империи старушка История. Нет, не бандитов, не буржуев каких-то там… А просто силу вот этих людей, которые легко могли бы убить и его, и маму. А за что? Да просто так. Со зла на свою разваленную жизнь.
Мальчишка поежился. И услышал:
– Дениска, можно к тебе?
– Да, мам, – он поспешно сел.
Валерия Вадимовна была в домашнем – в халате и в тапочках на босу ногу. Она вошла в комнату сына и, остановившись на пороге, понимающе, негромко спросила:
– Тошно, да?
– Угу, – не стал врать Денис. – Так. Потряхивает даже… – Он посмотрел на мать: – Это взрослая жизнь, да?
– Да, – Валерия Вадимовна подошла и села рядом. – Это она и есть. Нравится?
– Не очень, – покачал головой Денис.
– Может, уедешь? Будешь жить у Драгановых…
– Не, теперь не могу, – буркнул Денис и прилег щекой на плечо матери.
Валерия Вадимовна не стала больше ничего спрашивать и просить объяснить. Ее рука легла на волосы сына, мягко поерошила их. Денис потерся щекой о материнское плечо, попросил тихо:
– Спой, а? Ну, пожалуйста…
Валерия Вадимовна усмехнулась. Голос Денис унаследовал от нее. Но сама она пела очень редко, хотя в детстве ей даже прочили стать певицей.
– Что спеть? – она легонько подула ему в ухо.
Денис хихикнул, но тут же серьезно ответил:
– Ну… ту. Про сына.
Валерия Вадимовна вздохнула, обняла Дениса…
А сегодня спозаранку раскричалось воронье.Мальчики идут под танки. «Не ходи, дитя мое».Но сыночек озорные на меня поднял глаза:«Мама, что же мы, чужие? Мама, отпусти меня!»
Я стою, себе не верю, и машу ему платком.«Мама, я же в смерть не верю. Мама, я вернусь потом».И ушел, махнул рукою, как за сердце потянул.«Мама, я любить умею, значит, я сильнее пуль».
Расчертили лик морщины. Каждый день встает заря.«Мама, мы уже мужчины, мы тут все теперь друзья».Грусть глаза мои сжигает, сердце чаще все болит.«Мама, мама, дорогая, к взрывам я уже привык…»
А сегодня так тревожно ночью свет лила луна…«Мама, скоро возвращаюсь. Мама, ты встречай меня».Руки к сердцу прижимаю. «Ты вернулся, милый мой!»«Мама, ты не плачь, родная! Мама, я пришел живой»[19].
– Вот так, – она покачала тихого Дениса рядом с собой. – А теперь вместе, да?
– Ага! – обрадовался мальчишка и немного отстранился.
И очень чисто, но негромко затянул:
То не хитростью да не золотом,То не подлостью да не сговором,Только силою, только храбростьюГорода-то брал!
И Валерия Вадимовна поддержала песню, которую пела Денису, еще когда он лежал в колыбели – чтобы мальчик запоминал… И теперь мать и сын пели вместе, на два голоса, как «рассыпают» свои песни только русские…
А ходил когда Святослав в поход,Посылал гонцов: «Хочу идти на вас!»Не на шелке спал, не на золоте,На подкладе лишь, да на своем седле.Как побил хазар, ясов, касогов,На Дунай ходил – одолел булгар,Только греки вышли «бессмертные»,Ну да князь и им скоро смерть сыскал…
– Дальше не хочу, – оборвал Денис. – Ладно?
– Ладно, – кивнула Валерия Вадимовна. – А ужинать ты хочешь?
– Хочу! – Денис вскочил.
Мама погрозила ему пальцем:
– Ну-ка. Там Ольга Ивановна. Немедленно оденься прилично.
– А? – Денис недовольно нахмурился. – Ну, мааа… Она же теперь практически член семьи и всегда будет тут… – Мальчишка чуть не ляпнул о переезде, но подумал, что это решать все-таки должен отец, и поправился: – Почти всегда. Так что же мне…
– А тебе наконец научиться себя вести за столом, – отрезала Валерия Вадимовна.
– Мааа, ну ты тоже в халате…
– Я иду переодеваться. И ты тоже. Иначе будешь есть вместе с Презиком около крыльца.
– Правда?! – с некоторой надеждой спросил Денис.
В ответ в него полетели носки.
…К столу мальчишка спустился в том виде, который считал максимально приличным – в носках, домашних сандалетах, тонких шортах и легкой рубашке. Мамы не было – видимо, всерьез решила переодеться. Отец вел разговор с домработницей:
– …просто волшебница, честное слово. Откуда вы узнали, что я обожаю свиную поджарку? Но с ней столько возни, что увы… И вот! – отец широким жестом указал на стол, где дымился сотейник с мясом и блюдо с картофельным пюре.
– Я тоже обожаю, – заявил Денис, сигнализируя женщине бровями. – Па, а Ольга Ивановна сказала тебе, что ей негде жить?
– Уже есть где, – усмехнулся штабс-капитан. – Вторую спальню и отдадим, проблем-то… Вот только сын…
– Он будет жить со мной, – поспешно вмешалась Ольга Ивановна и смутилась: – Извините…
– Парню, как я понял, скоро четырнадцать, как и нашему, – покачал головой Борис Игоревич.
– Но у нас же и была одна комната, даже на четверых, пока были живы муж и дочь… – женщина быстро опустила глаза.
– Про нас многое рассказывают, – Третьяков-старший чуть пристукнул ладонью по столу. – Но… – он посмотрел на сына.
Денис пожал плечами:
– Конечно, пусть перебирается.
– Мальчишке естественней жить в одной комнате с мальчишкой, чем с женщиной, пусть даже с матерью, – пояснил Борис Игоревич.
– Но как же получается? Мы вас просто стесняем, а вы… – домработница снова замялась.
Третьяков-старший чуть насмешливо договорил:
– …а мы хозяева? Благодарю покорно, Ольга Ивановна, я никогда не был хозяином над людьми и не собираюсь начинать… Лерка! – крикнул отец. – Ну ты где, мы все хотим есть!!!
– Они переодеваются, – пояснил Денис, садясь за стол. – В обеденное платье… Ольга Ивановна, а что ваш Олег любит?
– Хулиганить, – вздохнула женщина. – Он не злой, но… озлобленный он у меня. Да и то сказать – жизнь… – она не договорила и стала раскладывать по тарелкам еду.
Борис Игоревич и Денис встали – в столовую вошла Валерия Вадимовна.
…Этим вечером Денис решительно выключил кондиционер и открыл окно. Привыкать-то все равно надо. Комнату наполнила влажная духота и толпы мошек. Денис чертыхнулся и улегся на кровать. Повернул удобней настольную лампу. И взялся за Шепелева.
Книги оставалось все меньше и меньше. Мальчишка по временам отвлекался и минуту-другую лежал, глядя в потолок и осмысливая то, что прочитал.
А потом сжался, дойдя до строк:
«Бодак зажег в жаровне пару факелов, один протянул молчаливому помощнику, второй оставил себе.
– Счас подпалим ему лапы – заговорит.
Серёжка хлюпнул носом, закусил губу. Хотя бы несколько секунд он еще промолчит, пока не кончатся последние силы. А потом…
Почему-то вдруг вспомнилась дорога и рассказ Балиса Валдисовича про деда-моряка. «Делай, что должен, и пусть будет, что будет». Он сейчас должен молчать. И пусть будет, что будет…»
Денису хотелось сказать: «Серёжка, молчи!» – но он отдавал себе отчет, что вряд ли имеет право… С собой-то можно быть честным. И Денис понимал: он бы такого не выдержал. Все бы рассказал. Уже давно… Эххх!!! Понимать это было стыдно, даже захотелось отложить книгу, чтобы не пачкать ее. Но ужасно хотелось узнать: а как дальше?!.
…А дальше все было хорошо. И презрение к себе забылось. Только стало ужасно обидно, что закончилась книга. Денис даже заглянул за обложку – нет ли там еще пары листиков?! Вздохнул – не было.
Мальчишка упруго потянулся, легко достал стенку закинутыми за голову ногами и подумал, что завтра тут появится еще один жилец. Никакого неудобства при мысли о незнакомом мальчишке Денис не испытывал. Несмотря на опыт последних недель, он продолжал оставаться ребенком Империи – и, в общем-то, представлял себе Олега как любого мальчишку из любого имперского города. В конце концов, три года назад с улицы в дом Третьяковых постучался же Илюшка – мальчишка на год старше тогдашнего Дениса. Безо всякого смущения он пояснил, что приехал из Хатанги и заблудился, а адрес какой-то родни посеял и зашел вот в первый же дом. Пока то и се, пока звонки, пока туда-сюда – этот Илюшка жил себе три дня в комнате Дениса, и даже сейчас нет-нет да и приходило письмо со штемпелем Заполярья, да и Денис сам писал иногда. И это правильно, и иначе быть не должно!
«Ну, завтра посмотрим», – Денис поднялся, подошел к окну.
И на этот раз – совершенно ясно увидел, как тень – более темная, чем сама темнота – скользнула вдоль кустов по ту сторону ограды – и растворилась в ночи.
– Фокусы, – пробормотал Денис уже без особого удивления.
И, выключив свет, растянулся на кровати.
* * *Утром Дениса разбудила неожиданная струя сырой свежести, хлынувшая из открытого окна.
