Олег Верещагин - Горны Империи
– Тут «очень» только у тех, кому место на нарах! – снова начала Валерия Вадимовна, но в это время из-под дивана вылез щенок.
Удивленно оглядел высокое собрание, зевнул розовой пастью, дружелюбно повилял хвостом и упал на бок у ног Дениса.
– Это кто? – поинтересовалась Валерия Вадимовна.
– Скотина на развод, – невозмутимо ответил Денис, задвигая щенка ногой обратно под диван. – Его зовут Презик. Президент, в смысле.
Родители переглянулись. Третьяков-старший спросил:
– С резьбой что?
– Оберег на конек почти готов, – доложил Денис.
Родители снова переглянулись. И Борис Игоревич подвел итог несколько напряженным голосом:
– Оберег – это хорошо. Оберег нам понадобится.
Глава 16
Люди, люди, люди…
Спал Денис плохо. Он поздно лег, потому что взялся читать Шепелева, а события там закручивались, закручивались, закручивались… в общем, когда они раскрутились и Денис с облегченно-осоловелым «фффыхххх…» уронил книгу на пол рядом с кроватью – было около четырех утра. Мальчишка выключил свет (все-таки хорошо, что он тут круглые сутки) – и уснул.
Потом – около семи – ему показалось, что кто-то заглядывает в комнату. А потом он еще два часа дремал, ощущая какое-то сквозьсонное неудобство. И в конце концов проснулся окончательно – в разбитом настроении.
В таком же настроении он вышел на лестницу. И неожиданно понял, что в доме есть кто-то чужой. Причем этот чужой вел себя как у себя. Гремел чем-то на кухне и даже напевал – весьма приятно – песенку про белый остров, что-то вроде: «Как найти мне белый-белый остров…»
– Это кто? – спросил сам у себя Денис.
…Это оказалась Ольга Ивановна. В простеньком сером платье, в фартуке, шапочке и сандалиях, она стояла на кухне и что-то взбивала венчиком в миске. Увидев Дениса – тот, накинув рубашку, прошмыгнул в ванную, – женщина смутилась и перестала петь.
– Разбудила вас, да?! – с опаской спросила она.
– Не-а, – Денис помотал головой. – И вообще, вы меня будите не позже восьми утра. А то, если мне волю дать, я буду спать и спать. Договорились? Можете с кровати стягивать, если буду брыкаться.
Ольга Ивановна заулыбалась и сказала, продолжая работать венчиком:
– Это я Олежку своего бужу, он тоже соня у меня – в ухо подую, он сразу вскакивает…
– Это ваш сын? – Денис присел за стол, размышляя, как бы попросить у чужой женщины поесть.
– Да, сын… Столько же, сколько вам… Дочь была еще, старшая, да пропала два года назад…
– Как пропала? – не понял Денис.
Ольга Ивановна грустно улыбнулась:
– Да вот так… В город поехала, в Побережный… работу получше искать. И все.
– А… – Денис покачал головой. – А как же… – но договаривать не стал. И о муже спрашивать не стал.
А Ольга Ивановна предложила:
– Завтракать-то будете?
– А вы на всех приготовили? – спросил Денис.
Женщина опасливо сжалась:
– На скольких скажете… а кто еще будет?
– Вот и я думаю: кто еще будет? – вздохнул Денис. – Про кого вы говорите «будете»? Я – буду. Кладите, что есть. И еще вот что… – Денис смутился. – Вы не думайте, я не приказываю… просто какая это была песня? Про белый остров?..
Там, где горы, снежные уборы —Там к нему дорога…
Денис давно не ел, а просто слушал, хотя запеканка со сметаной была очень вкусной.
– Хорошая песня.
Ольга Ивановна опять смутилась. А Денис спросил:
– Теть Оль, а вы все умеете готовить?
– Как ты меня назвал? – Женщина растерянно моргнула и вдруг тихонько всхлипнула, на миг спрятала глаза, а потом, снова посмотрев на Дениса, улыбнулась: – Что не умею, тому научиться легко могу. А ты что хотел?
– Не я, – Денис мотнул головой. – У меня отец любит свиную поджарку с пюре. А возни много, почти никогда не готовим. Не можете на ужин приготовить, а?
– Это я умею, это легко! – обрадовалась Ольга Ивановна и нахмурилась: – Так, после обеда тогда по магазинам надо пройтись…
– Давайте я схожу, – предложил Денис, но домработница покачала головой:
– Ну нет, мужчины продукты не покупают, все равно не то купят… – И вдруг вздохнула: – Я вот что… Отец-то твой мне сегодня утром что сказал… Чтоб я переезжала. Хозяин-то квартиры, что мы снимали, как узнал, что я к вам нанялась – просто выгнал… Да и так и так там жизни не будет. Новую-то снять – время нужно, да и где снимешь?.. А я вот думаю…
– Нечего тут думать, – отрезал Денис. – Прямо сейчас и переедем. Вещей много?
– Да не в вещах дело… Отец-то твой сказал, и мама кивала… да только Олег у меня беспокойный. Как порох взрывается. А уж кто богато живет – ненавидит… С тобой-то…
– Ну, мы с ним наши дела как-нибудь решим, – сказал Денис.
Но Ольга Ивановна покачала головой:
– Не сегодня… Мы вещи-то к знакомой моей перевезли, еще пару дней у нее поживем, я Олегу все худо-бедно объясню… Но точно не против ты? – Голос женщины стал умоляющим.
Денис пожал плечами:
– Я один раз говорю…
* * *До полудня Денис просидел в комнате. Он пытался оформить свои мысли и ощущения в письмах – в Петроград и в Верный. В окно видел, как во двор несколько раз всовывался Никита – в последний раз его с руганью уволокла та молодая истеричка. (Неужели мать? Бедный парень…) Потом потекла новая ручка, и Денис понял, что ничего толкового пока не напишет, потому что почти ничего не видел, если не считать торговой улицы. Поэтому он спустился вниз.
Ольга Ивановна ушла, надо полагать – по магазинам. Денис решил приодеться и тоже пойти – куда глаза глядят. Но тут – неожиданно, когда он стоял и размышлял у двери, куда ему идти – появилась Валерия Вадимовна.
– Денис, ты такой толстый коричневый справочник по саннормам куда ставил? – вместо естественных вопросов о здоровье, питании и выспанности сына поинтересовалась она.
Денис пожал плечами:
– Гм, новости… Твои книжки ты сама и разбирала. Ты ж, когда их трогают, чуть ли не рычишь.
– Действительно… – Валерия Вадимовна озадачилась. – Наверное, еще в вещах лежит. Ну-ка…
Она исчезла в глубинах дома. Денис вздохнул и сказал в открытую дверь:
– Такова жизнь… Ма-а! – крикнул он в комнаты. – Я уходить собрался!
Валерия Вадимовна что-то ответила. Но что – Денис не различил, потому что беспечно двинулся наверх, все-таки решив приодеться для выхода в город…
…Сперва Денис не понял, что там, снаружи, за шум. Он сидел на корточках возле ящика и проверял пистолет. Шум походил на шум демонстрации или митинга – вообще большого количества людей, но был он совершенно не радостным, а главное…
Денис вскочил и подбежал к окну.
Секунду созерцал затапливающую двор человеческую толпу.
А потом рванул из комнаты бегом…
Денис не испугался. Нет. Он удивился.
Ни разу за все свои тринадцать лет он не видел таких людей наяву. Это казалось чем-то из кино – толпа, совершенно потерявшая подобие человеческого облика. Именно потому, что это казалось кино, ведь нельзя по-настоящему испугаться.
Стоя на крыльце, Денис изумленно смотрел на черные кричащие рты, на поднятые кулаки, на безумные глаза – и не знал, что ему делать. Потом он понял одно – мама стоит между крыльцом и этими людьми. Высокая, очень прямая. В форме, с кобурой на поясе, но без оружия в руках. И не двигалась.
– Понаехали!
– Суки сытые!
– Открывай шахту, блядища!
– Нам что – подыхать?!
– Мотай к себе на х…й!
– Шахту открывай!
– Бей ее, мужики, курву гладкую!
– Шахту открывай!
– Жрать нечего!
Денис соскочил с крыльца и подбежал к матери. Встал рядом. И вот тогда – испугался. Не за себя, за маму, – но испугался до дрожи. Слишком близко оказалась толпа, слишком жутко пахло от нее слепой, страшной ненавистью, которая хочет одного – найти цель, объект… и, кажется, уже нашла. С расстояния пяти шагов мальчишка, загородивший мать, смотрел в нечеловеческие лица, словно изуродованные какой-то болезнью. Потом его рука сама нашарила за ремешком шортов под рубашкой «Байкал»… и он услышал спокойный голос матери:
– Дениска, не смей. Они слепые.
Мальчишка оглянулся на нее.
Валерия Вадимовна стояла неподвижно-спокойно, только чуть щурилась. И в ее глазах был не гнев, не страх…
Нет. Там была неизмеримая бездна сострадания и горя.
Тогда он повернулся к толпе и тоже стал смотреть.
И увидел!
Да, это были страшные лица. Нечеловеческие лица. Лица средневековых химер. Но… за их гневом, за их злобой не было злой осознанности, не было злой мысли. Была только тоскливая пустота, которую нужно заполнить хоть чем. Хоть такой же пустой злобой. Эти люди просто не знали ничего другого. Они не умели ничего другого – только тупо работать и тупо ненавидеть. Их не научили!!!
