Олег Верещагин - Горны Империи
Денис предполагал, что делает нечто неправильное по меркам здешних законов. Но он честно стоял на крыльце, стучал и шумел. Предполагалось, что клуб народный – «лучшие люди города» его построили для народа. И народ хотел в него попасть.
И попал.
Денис хмыкнул, притворив за собой дверь. Черным ходом явно редко пользовались – вокруг него рос все тот же репейник. Ну и отлично.
В темном коротком тамбуре пахло сыростью и какой-то химией. Денис замер, думая о фонарике, который лежал дома. Но кто же знал? По логике – впереди должна быть еще одна дверь. Денис сделал два шага, счастливо избежал встречи с какой-то палкой и уткнулся в эту самую дверь. Она поддалась легко, и Денис оказался в другом коридоре – длинном и относительно светлом; одну его стену занимали одинаковые коричнево-клеенчатые двери, другую – одинаковые серо-грязные окна. Но все-таки в них пробивалось достаточно света и дружелюбно стучался все тот же репейник. Пол состоял из плохо пригнанных досок, выкрашенных краской, наводившей на мысли о нецелевых финансовых тратах и поспешном разбавлении остатков водой. На потолке чернели гнезда для отсутствующих плафонов и невесть как попавшие туда прилепленные жженые спички. На одном из подоконников стояла мусорная урна, набитая (!) окурками. Под другим подоконником Денис с изумлением увидел совершенно определенную (хотя и уже не свежую) кучку.
– Не понял, – признался мальчишка.
На дверях (запертых на врезные замки) еще оставались названия секций. Но в основном их покрывали все те же надписи, что и снаружи на ограде – правда, тут позлей и иногда имевшие не физиологический, а скорей политический характер. Например, на двери с надписью «Краеведение» чернело:
БЕЗГИН И ФРАНЦЕВНА – ДВА ДЫРЯВЫХ ГАНДОНА.
Денис покопался в памяти, но значения последнего слова не вспомнил. Он подергал пару дверей, и та, на которой от надписи осталось только загадочное «…РУ…», начала на него падать. Мальчишка еле успел отскочить, потом сунул нос в комнату.
Она была совершенно пустой, с разбитым и заколоченным фанерой окном. Денис плюнул. Вышел в коридор и продолжил дергать двери. Бесполезно. Мальчишка направился к последней двери в конце коридора.
За ней обнаружился зал. И он наводил на мысль, что тут кто-то бывает. Нет, сейчас никого не было и тут, но зато – относительно чисто, сцена с занавесом (в дальнем ее конце – обитая железом дверь с неизменным замком), вдоль стен – столы и стулья. Видимо, тут танцевали. Разило дешевым табаком (Войко в свое время ни за что не стал бы такой курить) и опять-таки какой-то непонятной гадостью. В полумраке виднелась лестница куда-то наверх – вдоль стены.
– Снести и построить заново, – предложил Денис пустоте.
Его голос породил легкое эхо. И словно какое-то шевеление. Денис поспешно отступил назад и прикрыл дверь. С сомнением поглядел на нее, открыл снова и вошел.
Конечно, шевелиться там было совершенно нечему. Денис прошел до лестницы, поднялся под потолок – к двери, явно уводившей на чердак. И запертой, конечно, на замок.
Мальчишка присел на верхнюю ступеньку и глубоко задумался. Этот сарай, конечно, был построен, во-первых, – чтобы своровать деньги (ну елки зеленые, сколько же можно?!), во-вторых, – чтобы отчитаться в работе. Но помещение все-таки – вот оно…
«Стоп, о чем это я думаю?»
Однако Денис не успел решить этот вопрос для самого себя. На этот раз звук внизу был совершенно реальный и отчетливый – мальчишка даже подобрал повыше ноги. А потом увидел на сцене появившегося из коридора мальчишку.
В первую секунду Денис его не узнал. А потом понял: Володька! Тот певец с дороги!
Похоже было, что с той встречи с Третьяковыми Володька не то что не мылся или там одежду не менял – и не причесывался. Он прошелся по сцене, потом сказал: «Ого!» – и засмеялся своему эху. Присел на край, поболтал ногами. Потом отошел в дальний конец и, судя по журчащему звуку, немного облегчился. Появился снова, опять сказал «ого», вздохнул отчетливо. И вдруг…
– Дамы и господа! – послышался звонкий голос мальчишки. – Сегодня на нашей сцене выступает Владимир Михалев, аплодисменты, дамы и господа! – Несколько хлопков… и мальчишка неожиданно запел:
Паутина качнулась под ветром,Лес осенний притих и промок…Только хрипло вздохнул без ответаУ опушки охотничий рог.Только эхо… Но где-то над дальюКто-то древний, неведомый нам,Словно молнией, призрачной стальюРазрубил горизонт пополам!То ли Голда, то ли Тюр, то ли Вотан…Кто еще там, кому мы нужны?!Только возгласы Дикой ОхотыНас несли по дорогам войны!..
От изумления Денис приоткрыл рот и забыл дышать. И – ох! – сладкие мурашки побежали по коже. И от песни, и от голоса Володьки. А он сам… знает ли он, ЧТО поет? Знает ли, как крушил под эту песню «Фирд» – отважные противники русских, их братья по духу и вере, их соперники и союзники – бандитские головы в Западном, в Африке, в Океании? Вряд ли… Но чувствует – это видно… Лицо у Володьки в свете, падавшем из двери в коридор, было строгое. А голос! Вот черт, да как же можно иметь такой голос – и чтобы этого никто не слышал?! В России за такими голосами охотились десятки «вербовщиков» из Детского Императорского. А тут?!
А Володька пел себе и пел – конечно, не в этом темном зале, и даже не для приезжих на загородной дороге – нет… Денис был почти уверен в том, что мальчишка сейчас видит совсем другое место…
И мы снова рождались с мечами —Или что у нас вместо мечей?И опять собирались ночами,Не терзаясь вопросом: «Зачем?»И вели нас дороги, дороги,Что казались темней и темней…Мы пьянели не только от кровиИ теряли не только коней.То ли Голда, то ли Тюр, то ли Вотан…Кто еще там, кому мы нужны?!Только возгласы Дикой ОхотыНас несли по дорогам войны!..
Денис начал тихо спускаться по лестнице. Сейчас было главным – не спугнуть песню, чтобы мальчишка не перестал петь…
Воют в душу февральские волки,Только что – эти волки сейчас?!От легенд собираем осколки —Или это осколки о нас?Только в снах или, может быть, в яви,Хорошо бы еще – поскорей! —Кто-то снова предстанет с мечамиИ немолкнущим кличем: «Фривэй!»То ли Голда, то ль Тюр, то ли Вотан…Кто еще там, кому мы нужны?!Только возгласы Дикой ОхотыНас несут по дорогам войны…[20]
– Кто тут? – спросил Володька, всматриваясь в полумрак.
– Я, – довольно глупо ответил Денис. – Не бойся.
– А я тебя и не боюсь, – серьезно сказал мелкий, быстро и ловко доставая откуда-то изогнутый нож и держа его умелым хватом. – Вон – разом покрещу… Эй, я тебя знаю! – Голос Володьки стал удивленно-веселым. – Ты из Империи, вы четвертого дня приехали… – Нож так же быстро исчез. – А ты чего тут?
– Да так… – Денис подошел к сцене. – А ты?
– А я тут пою иногда, – доверчиво и искренне сказал Володька и соскочил со сцены. – Вон какой залище. Залезаю и пою, как будто… – он наконец смутился. – А ты слышал, да?
– Слышал, здорово! – искренне сказал Денис, присаживаясь на край сцены. – А твоя бабушка знает, что ты так умеешь петь?
– А она не моя, – помотал головой Володька. – Я у нее просто живу. Плачу́ немного и ночую. А так я вольная птица.
В его голосе прозвучала еле заметная нотка горечи. И Денис поспешно спросил:
– А еще можешь спеть? Ты вот такую знаешь?.. – И Денис напел одну из маминых любимых:
Из чужих краев ехал князь домой,Да споткнулся вдруг князев вороной.«Что споткнулся ты? – осердился князь. —Хочешь, чтобы плеть по бокам прошлась?!»Молвит конь в ответ: «Ой ты, княже мой!Знай, что едешь ты за своей бедой».Князь-то поднял плеть, а у самогоДа зашлось в груди сердце ретиво…
– У ты! – Глаза Володьки стали большими. – Как ты здорово поешь… Нет, я такой песни не слышал…
– А ты попробуй вместе со мной… – Денис склонил голову к плечу. – А?
– Ну… давай… – Володька заскочил на сцену и сел рядом. Посмотрел снизу вверх: – Как там?
Подъезжает князь к милому крыльцу,Поднимается в светлу горницу.«Выходи, встречай, молода жена!»Пусто в тереме, стынет тишина.«Свет княгинюшка, – громко кличет князь, —Спишь – не слышишь ты, иль беда стряслась?»Нет княгинюшки! Только под окном —Лебедь белая с криком бьет крылом.
Володька пел погромче – за княгиню, а Денис в такие моменты только тихонько обозначал слова, поражаясь тому, как самозабвенно поет и умело подстраивается Володька – похоже, петь ему доставляло такое же удовольствие, как другим мальчишкам – гонять мяч.
