Галстук вождя - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Ждать районную Инспекцию Протокола.
Ждал я, наверное, больше двух часов. Пилот вскоре оклемался, сидел, исторгая проклятия, я сжалился, нашёл фляжку и принёс ему попить, после чего он принялся бубнить под нос какую-то не то молитву, не то мантру. Спасительный огонёк на горизонте нарисовался, когда уже небосвод уже окончательно заполнился отблесками туманностей и огоньками плывущих по орбитам судов, а я уже начал основательно клевать носом. Вместе с этим я услышал шум со стороны лагеря повстанцев. Выйдя из укрытия, я увидел пару десятков огней — факелов и шумящих сервоприводами огромных человекоподобных шагающих роботов, которые шли по мою душу.
И я побежал по берегу.
Глава 18
Ботиночки «Обувь-Экспорт»
Катерок инспекции, в который превратился огонёк с горизонта, двигался как-то странно, неустойчиво, и завис в десятке метров над берегом — пилот верно оценил обстановку и на рожон решил не лезть. У него был примерно такой же по размерам, что и у меня, кораблик, и против армады, прущей из леса, ему явно было не совладать.
— Судрь, изволь-ка ускориться! Мне повреждения ни к чему! — послышался голос из громкоговорителя.
Акцент и особые, не вполне цензурные словечки выдавали в инспекторе представителя вымирающей народности космических гопников. В «бурсе» один из преподавателей был наполовину гопником и рассказывал, что его народ участвовал в этногенезе коренных челябинцев, пока, наконец, последние чистокровные гопники не окончательно ассимилировались с остальными колонистами. Сейчас гопники проживали исключительно на космических станциях и кораблях-городах. Поэт, которого мы подвозили полгода назад и яхту которого я благополучно угнал, упоминал, что именно на таком корабле ему довелось выступать.
Ну, разумеется, все эти мысли шли фоном, пока я в панике бежал по берегу. Уже послышались отдельные выстрелы из крупного калибра, свистящие прямо над головой, затем громко ухнула и пролетела ракета — система активного подавления у катера сработала нормально, ракета взорвалась на подлёте прямо за моей спиной. Ударная волна повалила меня в песок, что-то острое и горячее чиркнуло по лопатке и ноге, я сдержал боль, поднялся и побежал вперёд.
— Гага! — послышался голос Галины сзади, тоже из рупора. — Вернись, мы тебя не тронем.
Катер всё же достиг поверхности, завис в паре метров от песка, поднимая его маневровыми в воздух. Пасть шлюзовой камеры медленно открылась, я прищурился, почти наощупь подпрыгнул, зацепился, с неслабым страхом увидел, как пара метров под ногами превращается в пару десятков метров. Ещё пара ракет ухнула сзади, тут же с грохотом от корпуса отлетели противоракеты, отчего меня неслабо мотнуло в сторону. Но всё же смог — перелез, скрючился, ожидая, пока узкая лестница схлопнется обратно.
Вскоре переходная дверь открылась, я вылез ещё выше — там оказался грузопассажирский отсек — небольшой, наполоаину заваленный какими-то ящиками.
— Молодец, — послышался густой баритон. — Выполнил неплохо. Только попрошу впредь без вашего лексикона, у нас, всё же, тут не балаган.
— Рад стараться, господин наставник, — послышался уже знакомый голос.
— Я пока курс возьму, а ты иди, посмотри на паренька.
Нога и спина ныли всё сильнее — так часто бывает, что боль начинаешь сильнее чувствовать только после того, как адреналин перестаёт её глушить.
С кресла второго пилота встал долговязый худой парень чуть постарше меня — коротко стриженный, в форме стажёра.
— Стажёр-инспектор ордена правопорядка Семён Скороходов, судрь, — представился он. — По распределению тут, на практике с Качканарского училища. А там старший сержант-инспектор Хеоренмару Ритсуко.
Я пожал стажёру руку.
— Матрос муниципальной микрорайонной артели «Лаврентийский консервный завод Союза Национальных Автономий» республики Челябинск Гагарин Шонович Куцевич. Спасибо, парни…
Я решил выпендриться, но потом сообразил — что лучше было назваться своей новой фамилией, а не той, что была моей настоящей. Следовательно, понял я, легенду теперь придется смешивать с реальностью в сложной пропорции.
— О, Челяба! Был там, судрь. Превосходный город. А как ты… то есть это, вы, тут, это самое, очутились? У тебя же челнок там сгоревший? И что за толпа за тобой там?
— Известно, что за толпа! — вставил голос «учителя». — Здесь секта эко-цыган хозяйничает.
— Во как!
— Я искал батю… отца, капитана корабля. Корабль у нас на орбите. Мы тут племя полинезийцев везли к местам паломничества. На них напали эти — с орбиты. Я тоже пошёл спускаться на челноке, но в меня кто-то ракетой вмазал, мы свалились…
— Мы⁈ Ещё был кто-то? Вертай взад, учитель, там человек ещё!
Корабль резко развернуло.
— Да нет! — крикнул я. — Всё ок, она остаться решила. А я ушёл, потому что у меня браслет выдернули. Я теперь уголовником рискую стать. Товарищ стажёр-инспектор, посмотри спину у меня — там какая-то хрень.
Я повернулся спиной.
— Ого, судрь! Нехило тебя! — похоже, мой спаситель окончательно перешёл на «ты»
— Так! Не выражайся. Аптечку хватай и штопай, зачту тебе баллы в практику по первой медицинской помощи.
Семён завозился с аптечкой, а я спросил.
— Что там слышно про Теночтитлан.
— Отступили, судрь, к белым карликам в трех системах от нас. Раны зализывать. Там дальше туманность шириной в десяток погружений, а дальше — безлюдные места до самой Внешней Монголии. Они ж на особых конягах летают, не то, что мы.
— И куда вы теперь? На базу?
— Конец смены уже, — кивнул Хеоренмару. — Хотя тут не поймёшь, когда смена заканчивается. Заварушка на орбите знатная. На Олдоклянском-то вообще у этих ребят десант высаживался. А нас на всю планету — двадцать человек! Не считая орбитальных.
— Там мой отец! Это на него и напали! Он в последнем сообщении говорил, что какие-то синекожие на него… Надо туда.
— Сочувствую, брат, — Семён похлопал меня по плечу. — Там никто не выжил.
Комок шевельнулся в груди, но я тут же себя успокоил — про рюкзак они знать не могли. И не должны были. Чёрт, вот и ребус я себе придумал! Как заставить их помочь, но при этом не выдать государственную тайну?
Но,
