Евгений Бабарыкин - Палач
Охотник тронул меня за рукав, и я, кивнув на прощание Дрыну, вместе с Дмитрием вышел обратно на улицу. Держали пленников недалеко – в соседнем доме, в нежилом, судя по виду, подъезде. На первом этаже сидел на ступеньках еще один охотник с автоматом. При нашем появлении он вскочил на ноги и потянулся к «стволу», прислоненному тут же к стене.
Охотник, которого Дрын назвал Стасом, успокаивающе поднял руку:
– Я это. Открывай, девку Дрын сказал вот этому отдать, – кивнул он на меня.
– Стой здесь, – спокойно сказал охранник, – я сам у него спрошу.
Стас кивнул, и я понял, что это у них обычная практика. Не знаю, как с остальным, но дисциплину этот их Иван Андреевич вместе с Дрыном установили что надо.
Тюремщик загрохотал ботинками по бетону пола и выскочил из подъезда.
– Сейчас, пару минут подождите, – сказал Стас и прислонился к стене, вроде как потеряв к нам интерес, но то и дело поглядывая в нашу сторону. Мне даже показалось, что Дмитрий его интересует намного больше, чем я. Поразмыслив, я понял, что это имеет смысл – меня он больше не увидит, а с местным посредником завязать хорошие отношения не помешает. Я уверен, что в Лисинске жители так же ошибаются насчет Дмитрия, как и в Уральске – на мой.
Пока Стас рассматривал меня, я разглядывал этаж, превращенный в тюрьму. Все четыре квартиры явно были предназначены для содержания заключенных. Еще на улице я заметил, что окна забраны толстыми, сделанными из подручных материалов, решетками. Двери четырех квартир на площадке были металлическими и, что удивительно, все целыми, без следов взлома. У нас в Уральске это редкость, так как после Первой Кары, пока не было налажено снабжение продуктами сначала властями, а потом ребятами Филина, квартиры просто взламывались в поисках съестного. Думаю, тут было то же самое. Значит, дверные полотна принесли из другого места и установили уже позже. Непонятно только, зачем им столько места для тюрем? Но после нескольких секунд раздумий я понял – скорее всего, это остатки былой роскоши – тюрьма сделана в первые годы после Второй Кары, когда «туристы» валом шли в города вроде Лисинска или нашего Уральска.
Дома были типовые, я знал планировку квартир этой серии. Четыре квартиры на этаже. Крайние – «трешки», в центре – две «однушки». Скорее всего, Ира в одной из «однушек». Думать о том, посадили их и в тюрьму вместе или нет, не хотелось.
Тюремщик и вправду вернулся очень быстро. Скрипнула дверь подъезда, и он, бросив на ходу Стасу:
– Все в порядке, – подошел к первой справа «однушке».
Достал из кармана связку гремящих ключей, привязанных к ремню толстой стальной цепочкой, и открыл два замка. Ключи проворачивались легко, замки смазаны – наверное, все же часто используются.
Тюремщик сделал нам с Дмитрием знак оставаться на месте и кивнул Стасу. Они вдвоем зашли в квартиру. Я заглянул внутрь – ничего особенного, даже всю мебель от старых владельцев, похоже, оставили.
– Вставай, пойдем! – услышал я голос тюремщика через оставленную открытой дверь.
– Куда? – от звука хриплого Ириного голоса у меня сжалось сердце.
– Куда вы ее забираете? А я? Что со мной? – незнакомый мужской голос, наверное, это тот парень с синими глазами. Несмотря на страх, в голосе слышна и радость, непонятная для меня. Забрать из тюрьмы могут только в одно место…
В квартире послышалась возня и негромкие приказы тюремщика:
– Повернись… Сюда… Руки назад… Все, Стас, забирай.
Ира не сопротивлялась. Видимо, как только их заперли, она все поняла. В конце концов, в Уральске все то же самое.
Я выпрямился, ожидая ее появления. Черт, вдруг взмок, а сердце запрыгало, как сумасшедшее…
Ира вышла из комнаты и направилась ко мне, опустив голову. Грязные волосы с запутавшимися в них елочными иголками падали на лицо. Она была одета в спортивный непромокаемый костюм и аккуратные армейские берцы тридцать шестого размера – мой подарок. На плечи накинута черная куртка. Тюремщик связал ей заведенные за спину руки.
Она уже почти подошла ко мне, когда я попросил Стаса:
– Развяжите ее.
Ира вскинула голову:
– Ты?!
Не знаю, что я ждал от нашей встречи. Но точно не этого. В ее словах было все что угодно – удивление, растерянность, страх, ненависть, надежда… Все, кроме любви. Даже раскаяния не было. Жалости. Хоть чего-то, чтобы мне стало легче…
Ничего. Я и это переживу. Нормально. Все еще наладится. Я справлюсь.
– Привет, – только когда отзвучал последний звук, я понял, что это мои слова.
– Зачем ты здесь?
– За тобой.
– Я не пойду.
– Ира, не дури. Мы возвращаемся в Уральск.
– Нет.
Ира поднимает голову, и мы несколько секунд, а может, минут смотрим друг другу в глаза. Первым не выдерживаю я:
– Ты понимаешь, что тебя тут ждет?
– Конечно. Мы с тобой уже говорили на эту тему. У тебя свой долг. У меня – свой.
– Какой долг? Что ты несешь?
– Ира! – это истошный крик из квартиры. – Кто там? Ира!
– Это Палач, – громко бросает Ира через плечо. – Я тебе рассказывала. Палач из Уральска.
Она кривит в ухмылке губы, а мне в первый раз хочется ударить женщину. И не просто женщину, а – Иру. Мою Иру… Господи, да что же это?!
Прийти в себя помогает мой соперник.
– Ира! Не бросай меня здесь одного! Ира, ты слышишь?! Девочка моя, я тебя люблю! Не бросай меня, вытащи меня отсюда!
Тюремщик странно смотрит на меня и захлопывает дверь. Крики становятся глуше, и я перестаю обращать на них внимание.
– Ты слышал? – Ира опять в упор смотрит на меня, но мне кажется, что мимо. Или сквозь.
– Что слышал? Он останется здесь.
– Без него я не пойду.
– Его не отдают.
– Значит, и я не пойду.
– Ты говоришь глупости. Подумай, прошу тебя. Я пришел за тобой, понимаешь? Я просил освободить и тебя, и его. Отпускают одного. Тебя. Пошли.
– Отпускают одного? – тут же ухватывает она то, что ей кажется самым важным. – То есть им все равно, кого ты заберешь?
– Им – да. Мне – нет.
– Я не пойду без него. Или вдвоем, или забирай его, а я останусь.
– Ира, ты сошла с ума… Послушай, что ты говоришь… Ну кто он тебе? Ты же знаешь его всего два дня!
– Ну и что? – Она издевательски улыбается и добивает меня: – А я с ним спала. Ты слышишь? Мы теперь с ним муж и жена, понял?! А муж и жена должны быть вместе! Ты понял?!
Последние слова она уже кричит мне в лицо. Зачем ей убивать меня?..
– Что ты говоришь? Зачем ты так? – говорю и не слышу себя.
Нет, все-таки сказал. Ира отвечает:
– Зачем? Ты что, совсем дурак? Или ты на самом деле думаешь, что я тебя люблю? Да я ненавижу тебя! Палач! Папочке моему скажи спасибо, который подложил меня под тебя! Да Филину, который его это сделать заставил! Или ты решил, что мы с тобой случайно встретились? Ха-ха-ха! Ты совсем дурак, Сережа? Да ни одна девка у нас под тебя не ляжет, кретин! Хотя нет, вру. Лягут, конечно, все же тебя боятся… И Филин, и отец с матерью, и все остальные… Боятся и думают, что ты сможешь их спасти, если что… Идиоты! Филин-то давно просек и держит тебя как козла отпущения, да чтобы было кому к демону жертв водить. Вот он реально переживает, чтобы ты не свалил куда. Да отца моего припугнул, чтобы он из меня твою личную шлюху сделал. Что, не нравится? Слушай, слушай! Это же от безнадеги все, неужели не понимаешь? Или мне отцом нужно было пожертвовать? А как я потом жить буду? А жила с тобой? Рожу твою видеть уже не могу! Что, думал за жратву меня купил? Да пошел ты, урод! Я в первый раз что-то к другому человеку почувствовала, понял? Да, любовь с первого взгляда, а ты как хотел? На тебя-то только из-за страха смотрят! Сволочь! Вали отсюда, понял?! Видеть тебя не могу! Не пойду я никуда с тобой. Все.
Она проорала мне все это в лицо. Капельки слюны из ее рта иногда долетали до меня и жгли, как яд. Что-то происходило во мне. Что-то ломалось, плавилось, корежилось и гнулось. Что-то очень важное, то, ради чего стоит жить. А может, все наоборот. И сейчас во мне оно, это самое, только рождается?
Тюремщик и Стас упорно не смотрели на меня. И правильно делали. Не знаю, что бы я вытворил, заметь на их рожах хоть тень ухмылки.
Чувство было такое, словно на меня вылили ведро холодной воды. Хотя нет, это слишком слабо. Взяли за шкирку и окунули в ледяные вонючие помои. А душу вынули и бросили в костер. Как будто Ира вырвала из груди мое сердце и сжала его в своей маленькой ручке.
Ира не смотрела на меня. Она отвернулась к стене и тяжело дышала. Решение пришло быстро. Нужно менять все, всю жизнь. Наверное, я просто осёл, что не видел этого раньше. Ну и пусть. Главное, что я это понял.
– Пошли в Уральск, – сказал я. – Как бы ты ко мне ни относилась, нет смысла умирать.
– Что, думаешь время раны лечит? – крикнула она, в ее голосе слышна издевка. – Не надейся!
– Пошли.
– Не пойду, сказала же!
– Силой поведу.
– Пошел ты!
Я сделал два шага, поднявшись по лестнице, быстро присел, пока никто не успел среагировать, и закинул Иру себе на плечо, так что она смотрела теперь на мой зад.
