Михаил Ахманов - Третья стража
Они мчались по степи стремительным галопом. Шокаты вроде бы не приближались, но и не отставали; оглядываясь, Глеб видел, как блестят острия копий и целят им в спину арбалеты. Он сосчитал всадников – их было семнадцать, и у половины кони такие же резвые, как серый. Эти скакали впереди, сбившись плотной кучкой, остальные растянулись метров на пятьдесят, но ни один не оставил погоню. «Настойчивые парни!» – подумал Глеб. Чем им не понравился топорик?
Уголь ушел в сторону, и тут же над плечом Глеба пропела стрела. Целили в шею, но наконечник лишь разрезал куртку. Выстрел смертельный, не за тем, чтобы ранить и пленить…
Тори повернулась, вскинула арбалет, метнула одну стрелу, потом другую. Два всадника рухнули с коней, третий, наткнувшись на лошадь убитого, вылетел из седла.
Смерть, снова смерть, мелькнуло в голове у Глеба. На миг встали перед ним поросшие лесом горы, узкое ущелье и колонна боевых машин, ощетинившихся пулеметами. Там, на Кавказе, не было таких стремительных погонь, там двигались неторопливо и осторожно, присматриваясь к каждому дереву, каждой скале, и свистели там не стрелы, а пули. Что, впрочем, сути не меняло – смерть повсюду смерть. Смерть приходит быстро, в одно мгновение, а чтобы спасти человека, надо очень постараться, и уйдут на это недели и месяцы. К тому же солдат на свете больше, чем врачей, подвел он печальный итог.
Тори опять выстрелила, сбив с коня шоката. Передовые всадники ответили, целясь на этот раз ниже, в лошадей; Уголь увернулся, а в бедро серого ударили две стрелы. Конь застонал, и это было так похоже на стон человека, что у Глеба зашевелились волосы. В следующую секунду стрела воткнулась в бок девушки.
Обломив ее, Та, Кто Ловит Облака Руками, повернула к Глебу побледневшее лицо.
– Уходи, Дон… Уходи на восток, к большой реке… там керы, Люди Кольца, мои соплеменники… скажешь им…
Глеб молчал, соображая, серьезна ли рана. Стрела вошла глубоко, но все же до брюшной стенки не достала и на кость не натолкнулась… Разрыв тканей и, возможно, задето легкое… В полевом госпитале он справился бы с этим минут за двадцать – извлек стрелу, прочистил рану, наложил швы… Но госпиталя нет, нет зажимов, ланцета, щипцов, кетгутовой нити, а есть только нож… Нож и погоня за спиной.
Серый, хоть по ноге его струилась кровь, мчался с прежней резвостью, спасал всадницу, и было ясно, что он упадет и умрет, но бег не остановит. Тори обмотала уздечку вокруг пояса, легла на шею лошади, обхватив ее руками; кожаный панцирь у нее на боку потемнел. Кровотечение обильное, может лишиться чувств, мелькнула мысль у Глеба.
Оглянувшись, он увидел, что шокаты приближаются, и погрозил им кулаком. Раз догоняют, значит, с серым он ошибся – все же раненый конь скачет медленнее… Гнев туманил разум Глеба, гнев и обида на судьбу. Потерял Марину, теперь теряет эту девушку… Пусть ничего у них не выйдет, но решение, быть им вместе или нет, они примут сами, только они, а не эта банда за спиной! Однако ситуация иная, чем с Мариной, вдруг мелькнула мысль. Тогда он ощущал бессилие – ведь источник болезни незрим, и нельзя сражаться с раковыми клетками как с живым противником. Но сейчас враги были в человеческом обличье, и значит, он мог свести счеты с судьбой – или хотя бы поспорить с нею.
Вороной скакал бок о бок с серым, будто старался его ободрить. Наклонившись, Глеб схватил рукоять клинка, висевшего под седлом Тори, и дернул к себе. Это оказалась не сабля, не меч, а широкое полуметровое лезвие на древке вдвое большей длины, с острым наконечником – смертоносное оружие, скорее похожее на алебарду или старинный бердыш. Штучка не для женских рук, подумал он и тут же удивился – оружие было не тяжелым.
– Я не убиваю людей, я их лечу, – молвил Глеб и повернул коня. – Но что поделаешь, раз выдался такой случай…
Описав дугу, Уголь ринулся на шокатов. Во главе отряда скакали четверо на самых быстрых лошадях, еще десяток растянулся цепью за передовыми. Глеб увидел, как один из всадников поднимает арбалет, но едва стрела сорвалась с тетивы, как вороной прянул в сторону. До врагов было уже рукой подать, не больше полусотни метров, и расстояние стремительно сокращалось. Трое передовых потянули из ножен мечи, четвертый взялся за копье.
Они не успели достать оружие: Уголь ударил грудью лошадь, мчавшуюся с края, сшиб ее наземь вместе со всадником, Глеб рубанул клинком другого воина. Длинная рукоять словно сама собой повернулась в его ладонях, и острие на конце пронзило горло третьему шокату. Последний, тот, что с копьем, застыл в ошеломлении, и это стоило ему жизни: встав на дыбы, Уголь опустил на голову врага тяжелое копыто.
Глеб вцепился в уздечку, прижимая древко алебарды локтем. Ему удалось не свалиться с седла, и в следующий миг он уже летел к цепочке всадников, к первому шокату, крутившему над головой топор. Они столкнулись, и шокат вдруг оказался где-то внизу, придавленный упавшей лошадью – она билась на земле с переломанными ногами. Уголь перепрыгнул через коня и всадника, его копыта были в крови, и кровь капала с лезвия алебарды. Следующий враг не успел увернуться – клинок Глеба пришелся между шеей и плечом, развалив шоката до пояса.
Устрашившись, воины повернули коней. Их оставалось семь или восемь, но похоже, они не горели желанием продолжить схватку. Вороной догнал их с легкостью. Всадник, скакавший позади, оглянулся, выкрикнул в ужасе: «Хаах!» – и рухнул под ударом алебарды. Глеб снова занес свое оружие, но вдруг привиделись ему шеренги роботов, железный вал, что катится по бесплодной земле, а впереди – он сам, одержимый манией убийства. Это видение было таким отчетливым и жутким, что степь и небеса на миг затмились, и вместо топота копыт и воплей шокатов Глеб услышал, как грохочут панцири и лязгают стальные клешни. Опустив оружие, он помотал головой и взялся за уздечку. Уголь послушно замедлил бег.
– Пусть уходят, не будем больше убивать. – Его голос был хриплым, гнев сменили опустошение и усталость. – Мы ведь не звери, верно? Прогнали ублюдков, и теперь поедем к Тори, займемся ее раной. Да и серому надо помочь… А ты у меня молодец!
Глеб потрепал коня по шее. Повернув голову, Уголь потянулся к его руке, губы вороного были мягкими, как шелк. Они поехали по своим следам, миновали несколько тел, распростертых в траве – кто-то еще шевелился, но добивать шокатов у Глеба и в мыслях не было. Он спешил к Тори.
Девушке удалось слезть с лошади. Она ждала его, лежа в траве рядом с серым; лицо бледное, дыхание прерывистое, на висках пот – все признаки кровопотери. Конь тоже выглядел не лучшим образом.
Спрыгнув на землю, Глеб вытащил нож и осторожно разрезал кожаный панцирь и рубаху под ним, обнажив девушку до пояса. Снял с седла канистру, вымыл руки и лезвие ножа, осмотрел рану и произнес:
– Придется резать. Совсем немного, по краям входного отверстия. Будет больно… Как ты считаешь, Уголь, она выдержит?
Нож, к счастью, был острым, и руки у Глеба не дрожали. Тори закусила губы. Он сделал один надрез, потом второй и взялся за древко стрелы.
– Теперь будет еще больнее… Но она даже не пискнет. Она у нас девушка крепкая…
– Ты с кем говоришь? – простонала Тори.
– Со своим конем, разумеется. Он у меня в ассистентах.
Правой рукой он сжимал древко, левой раздвинул края раны.
– Ты говори с ним, говори… – выдохнула девушка. – Хаах… любит… слушать человека… любит ласку… любит… Оох!
– Все же пискнула, – сказал Глеб, отшвырнув стрелу и глядя, как из раны толчком выплеснулась кровь. – Теперь бы что-нибудь чистое… Нужно наложить повязку.
– В сумке, Дон… – прошептала Тори, – в правой сумке у седла… Там мешочек… достань, приложи…
В сумке нашлись скатанные рулоном тряпицы, а в мешочке – мягкие сероватые шарики. Глеб растер один на ладони, пробормотал:
«Надо же, паутина!» – промыл рану, сделал тампон из серых шариков и начал бинтовать. Он прикасался к телу девушки, видел ее маленькие крепкие груди с розовыми ягодами сосков и, поддерживая ее, ощущал ладонью нежность кожи. Но это сейчас не имело значения – не женщина была перед ним, а пациентка.
– Покашляй, глубоко вдохни и сплюнь, – велел он.
– Зачем?
– Так надо. Делай, что говорю.
В слюне крови не было – значит, легкие не задеты… Очень хорошо! Кончив бинтовать, Глеб приложил пальцы к сонной артерии, засек по часам минуту, сосчитал пульс – шестьдесят… Тори оживала на глазах.
– Мой конь… – Она с хрипом втянула воздух. – Помоги коню… И что там с шокатами?
– Об этом не тревожься, – молвил Глеб, снял куртку и набросил ей на плечи. – Те, что еще живы, ускакали.
– Я видела… видела, как ты с ними дрался… – На губах Тори вдруг промелькнула улыбка. – Помнится мне, ты не убиваешь людей?
– Как правило. – Он подступил к серому, похлопал его по крупу и осторожно вытащил одну стрелу, а за ней другую. Конь дернулся и захрапел. – Спокойно, малыш, спокойно… Тобой занимается первоклассный хирург… Сейчас промою раны, а на бинты пойдет хозяйская рубашка…
