Олег Синицын - Потерянная рота
Слезы лились по щекам, и Алексей, понимая, что это недостойно командира, однако был не в силах их остановить. Угрызения совести, настойчивые и мучительные, преследовали его. Он мог уничтожить танк и тем самым предотвратить гибель храброго красноармейца.
«Он был моряком! Черноморским морячком! Зубром соленым!» — пронеслось в голове у Калинина.
Алексей мог уничтожить танк, но что бы это дало ему? Следующая машина расстреляла бы Калинина или раздавила гусеницами. К тому же, танки все равно прорвали оборону. Это геройство было бессмысленным. Нужно сохранить свою жизнь, свои силы, чтобы противостоять фашистам в дальнейшем. И он сделал это.
Но тогда ради чего погиб бесстрашный моряк? Неужели, по рассуждениям Калинина и выводам, к которым он пришел, морячок погиб зря! Тогда почему он сражался с таким бесстрашием, зная, что погибнет? Разве он не понимал бессмысленность сопротивления? Выходит, не понимал. Выходит, что зря он погиб. Вот только не мог Алексей представить себе, четко помня, как отчаянно сражался морячок, что тот погиб понапрасну. У него была вера. И он держался за неё до конца так же крепко, как его зубы стиснули ленточки от бескозырки.
Иногда над головой проносились пули. Алексей вспомнил о приказе найти взвод, и ему неожиданно показалось, что он искал взвод в неверном направлении. Ему нужно двигаться в обратную сторону!
Сергей Вирский поднял голову. Бой закончился. Танки прорвались, но вражеской пехоты не было и в помине.
Он встал. Кружилась голова, и к тому же что-то тоскливо пело внутри. Похожее на женский голос. Барабанные перепонки медленно отходили от взрывов. Кажется, он контужен. Вирский опустился обратно на землю. Женский голос в его голове поутих, и Сергей было подумал, что тот наконец заткнется, но голос с новой силой возобновил пение. Вирский с силой сжал руками виски и возвел глаза к небу. Яркий солнечный луч прорезался сквозь серое марево облаков и осветил поле боя неподалеку. Вирский некоторое время сидел на снегу, разглядывая чудное зрелище, а потом пополз в направлении света. Он надеялся попасть в его область, но луч убирался.
Он не успел. Марево закрыло солнце и его лучи.
— Откуда ж я знаю! — закричал в трубку полевого телефона Боровой. Они пронеслись через наши позиции, даже не заметив нас… Да, одни танки, без пехоты!.. Как же их сдержать было!..
Он пригнулся. Несколько пуль просвистели над головой. Старенький политрук Зайнулов молча ждал окончания разговора командира роты.
— Как же я мог их сдержать! Батарею накрыло бомбардировкой. А танков было, наверное, столько, сколько у меня солдат в роте!
Он рассерженно бросил трубку.
— Одни идиоты сидят в штабе! — сказал он, повернувшись к Зайнулову. «Куда ушли немецкие танки?» Словно я бегал за ними!
— Мы оказались в окружении? — поинтересовался политрук. На его лбу, прорезая морщины, белел шрам уголком.
— Они там не знают. Они ни хрена не знают! — Боровой сделал нервную затяжку из папироски. — Ахметыч, будь добр, найди мне старшину.
Старенький политрук кивнул.
— Только осторожно, — предупредил Боровой. — Где-то снайпер работает. Береги себя.
Политрук снова кивнул и скрылся в окопах. Пробираясь между обвалившимися стенками, он столкнулся к незнакомым ему молодым лейтенантом, лицо которого было черным от грязи, наушники на шапке не были завязаны и торчали в разные стороны, глаза бегали, словно у пьяного, но пьян он не был.
— Извините меня, простите меня! — пробормотал лейтенант. — Вы не скажете, где первый взвод?
— Что? — не понял Зайнулов.
Не повторив вопроса, лейтенант припустил дальше. Зайнулов много чего поведал на своем веку, поэтому нисколько не удивился поведению лейтенанта и даже не пожал на это плечами. Осторожно, он продолжил пробираться по окопу в поисках старшины.
— Товарищ старший лейтенант! — удивился Калинин, увидев перед собой Борового. Он никак не ожидал, что снова вернется к командиру роты. Эта встреча выбила его из колеи. Он живо представил, как командир достает табельный пистолет и со словами — «Нашел ли первый взвод за минуту, добрый молодец?» — начнет и окончит трибунал.
— Ах, это ты! — коротко взглянул на него ротный. — Выжил, все-таки.
Калинин не мог произнести ни слова. Слова застревали во рту, словно колючки.
— Хреново наше дело. Танки прорвались, линия фронта неизвестно где! Полк то ли в окружении, то ли нет. Никто не знает.
— Я… — начал Калинин.
— Хорошо, что ты выжил, — произнес Боровой. — А вот бОльшая часть роты полегла… Наверное, придется отступать, раз танки порвали нас. В штабе пока не решили. Как чувствуешь себя?
— Мне было очень страшно, — честно признался Калинин. — Меня ударило, оглушило, отбросило…
— Это и называется мясорубкой! — сказал Боровой. — С боевым крещением тебя…
И ротный протянул руку молодому лейтенанту. Тот нерешительно пожал жесткую большую ладонь.
— Помню на Финской попали мы между двух огней, — продолжил Боровой, снимая каску вместе с ушанкой, и крепко вытирая платком пот с бритой головы. — Финны ударили с двух сторон из минометов и артиллерии. Мы ничего развернуть не успели, заняли лишь круговую оборону. Много полегло тогда… Вот тоже была мясорубка.
— Я не нашел первый взвод, — откровенно признался Калинин.
— Не мудрено было. Видал, под какую бомбежку попали!
Боровой поднял глаза, заметив кого-то над краем окопа. Он привстал.
— Семен, иди сюда! — крикнул он, махая рукой старшине.
На душе у Калинина полегчало. Ротный не сердился на него! Наоборот, даже был рад, что Алексей остался жив. Этот командир начинал нравится молодому лейтенанту. Вначале он казался суровым и даже слишком. Теперь Алексей понимал, что суровость Борового была вызвана предчувствием серьезного боя. Мясорубки, как он выразился.
…возьми-получи…
Просвистела пуля. Алексей уже перестал пугаться шальных пуль, как он это делал вначале боя. К тому же, Калинин был надежно защищен стенками окопа.
Боровой покачнулся. Алексей, удивленно подняв глаза на ротного, увидел, как тот неловким движением попытался ухватиться за край окопа, но рука соскользнула, и он повалился на землю. Из отверстия на виске Борового сочилась кровь. К ним уже бежали старшина и политрук. Алексей не мог найти слов, чтобы описать выражение на лице старшины, Семена Владимировича. Смесь боли и твердости, тоски и холода. Он оттолкнул Алексея и опустился на колени рядом с Боровым.
Глава 2
Вечер опустился рано и незаметно. Двигаясь по тропинке, вытоптанной в сугробе, Калинин миновал расположение второй роты и очутился перед блиндажом командира полка. Блиндаж сооружали наспех. Солдаты вырыли его в промозглой земле, уложили бревнами, спиленными в лесу неподалеку, и присыпали той же замерзшей землей. По идее, между бревнами и землей должен прокладываться слой мятой глины, толщиной сантиметров десять, но за её отсутствием слой не уложили. Алексей коснулся ладонью среза ствола и вдохнул аромат ели. Это был единственный за сегодняшний день естественный запах, после вони сгоревшей взрывчатки, пылающего топлива и брони.
Калинин преодолел внешнюю дверь и оказался в тамбуре. Нерешительно он постучал во внутреннюю дверь.
— Заходите! — раздалось изнутри.
Алексей открыл дверь и вошел в блиндаж. Тесное пространство помещения должно было освещаться из маленького окошка. Но на улице вечерело, и сквозь него свет не поступал. Поэтому в углах блиндажа стоял сумрак, и лишь посредине он развеивался светом керосиновой лампы. Покатый потолок изнутри был проложен ветвями деревьев. В углу пыхтела маленькая печь, благодаря которой в блиндаже стояло тепло, и создавался какой-то домашний уют.
Алексей расправил воротник, потому что ему сделалось жарко.
Посредине стоял стол с разложенной картой. Так, в общем-то, и представлял Алексей обстановку в блиндаже командира полка. Именно стол, на котором разложена карта. Рядом со столом, вытянув ноги и, положив их одну на другую, сидел статный командир с красивым лицом и седыми висками. Алексей попытался сосчитать «шпалы» в его петлицах, но из-за полутьмы, стоящей в блиндаже, и слабого зрения определить звание он мог. Мать настойчиво советовала взять с собой очки на фронт. Но Алексею не хотелось в среде своих подчиненных получить прозвище «очкарик», да и вообще в чем-то казаться слабым. Хотя, в своем первом бою…
— Не напрягай зрение, парень, — произнес командир. — Я в звании подполковника.
Голос его был бархатным и мелодичным. Очень приятным. Под его ладонью на столе лежала толстая книга в массивном кожаном переплете. Странная книга. Очень похожа на старинную, судя по истертому корешку.
