Последний Герой. Том 8 - Рафаэль Дамиров
— Да нет, ничего мы не знакомы, — отнекивалась Олеся. — Это мы просто случайно встретились… Это… — она замялась.
— Это кто? — переспросил Шульгин. — Говори.
Журналистка вздохнула и созналась:
— Ну… это телохранитель мэра.
— Мэра, — повторил Коля, нахмурившись. — Что-то всё тут крутится вокруг мэра…
Глаза Шульгина сузились.
— И знаешь что? — продолжил он. — Я навёл справочки кое-какие. Пробил, пошарился по соцсетям, по пабликам, где ты ведёшь свою информационную войну с этим мэром. И выяснил вот что… Знаешь, что твоя деятельность мне напоминает?
— Что? — переспросила Олеся.
— Вся эта шумиха яйца выеденного не стоит, — сказал Шульгин. — Ты поднимаешь бучу, собираешь подписи, всё это ведёт на какие-то непонятные сайты по сбору голосов. Народ успокаивается, с чувством выполненного долга думает, что всё — хана этому коррупционеру, что они проголосовали, подписи поставили, петицию подписали.
Он поднял указательный палец вверх.
— А дальше никакого хода этому нет. И более того — после начинаются опровержения со стороны других журналистов. Якобы, смотрите, как конкуренты и недоброжелатели нашего уважаемого Льва Сергеевича используют против него грязные методы, очерняют бедного-несчастного.
— Но я же не… Я все объясню… — тихо проговорила Олеся.
— Я уже все понял, — протянул Коля. — Хитрый пиар-ход получается. Одни мэра марают, другие очищают. В общем, всегда вокруг него движ. И в итоге он выходит жертвой и победителем одновременно. А наш народ — он же всегда такой, любит жертв, обиженных, угнетённых. А тут мэр против всех и на белом коне. И никто его не может втоптать в грязь, потому что он выше этой грязи.
Он посмотрел прямо в глаза Олесе.
— Такая у тебя тактика, да?
— Нет, нет, Коля, что ты… — пробормотала Олеся. — Ты всё не так понял…
Но было понятно — она в эти оправдания и сама не верит, уж больно виновато и бессмысленно они звучали.
— Да всё я правильно понял, — хмыкнул Шульгин. — Ты же сейчас даже не удивилась, что я мент. Потому что знала. Потому что тебя подослал мэр. И там, в баре, была постановка — с его телохранителем. Да? Вот теперь я чётко вижу. Он крепкий мужик, двигается правильно, стойка у него есть… но почему-то я слишком легко его вырубил. Он даже не попытался дать мне сдачи.
Он говорил всё громче, уже не сдерживаясь.
— Теперь мне всё стало ясно. Пазл сложился. Все странности, которые мне казались странностями, — сложились в одну логическую цепочку… И ты…
По щеке Олеси скатилась слеза.
— Прости, Коля, я не хотела тебя обманывать…
— А здесь что ты делаешь? — спросил он.
Спросил так, будто бы даже этот факт был доказательством её лжи.
— Анжела — моя подруга с детства, — выдохнула Олеся. — Я пытаюсь вытащить её из этой ямы. Она… она неплохая девчонка. Просто у неё сложный период.
— А ты у нас такая благодетельница, — ядовито проговорил Шульгин. — Проституткам помогаешь, мэрам, всем. Может, ещё и трахаешься с мэром?
— Замолчи! — вспыхнула Олеся.
— А что? Подложил он под меня свою любовницу!
Олеся встала и залепила ему хлёсткую пощёчину.
— Не имеешь права так со мной говорить! — воскликнула она.
— Имею, — медленно проговорил Шульгин. Глаза его горели.
Олеся подхватила сумочку, схватила с вешалки пальто и выскочила из квартиры.
* * *
Я увидел, как Олеся проскочила мимо, на выход.
— Что там у вас произошло? — спросил я, заглянув из кухни.
— Всё нормально, — кивнул Шульгин, но сам был мрачнее тучи.
Встал в уголке и молча смотрел, как я беседую с Анжелкой.
— Давай, золотце, рассказывай нам про Барабаша своего, — кивнул я жрице камнегорской любви.
— Так, а что? Он был мой постоянный клиент, — протянула Анжела. — Его же убили, Барабашку моего.
— Вот мы как раз и занимаемся этим преступлением, — ответил я.
Она взглянула на нас, улыбка погасла.
— Вы что, мальчики, думаете — я его, что ли… — замялась она. — Он всегда такой был щедрый со мной и одинокий. Всё жаловался на жизнь. Ещё говорил, что только мне может довериться. Знаете, есть такие мужчинки, которые любят пожалиться женщине. Барабашек из таких был.
— Ну вот, правильно мыслишь, — сказал я. — Это мы и хотим от тебя узнать: на что жаловался, про что говорил? Были какие-то конфликты? Враги?
— Может, кто-то ему угрожал? — добавил Шульгин.
— Может… — она замялась, потом, видимо, вспомнила: — Он ещё рассказывал… но без подробностей.
— Ну давай уже, — сказал я. — Можно, ничего ему уже не будет — хуже, чем быть закопанным в сырую землю, быть не может.
Анжела вздохнула, убрала прядь волос за ухо.
— Ладно, — сказала она. — Наверное, могу сказать: он был виноват в ДТП. Он не углядел — мальчонка по обочине ехал, он его сбил. Потом, сказал, подговорил свидетеля — тот оказался на денежки падкий. Мать родную продаст за бабки, — на лице у неё промелькнуло что-то вроде сожаления. — Нет, я его не осуждала. Мне, конечно, жалко пацана, я его не знала.
— И что дальше? — спросил я.
— Потом… — Анжела помолчала. — Потом он сказал, что ночью плохо стал спать. Этот пацан на самокате каждую ночь ему дорогу во сне переезжает.
— И он сбивает его снова? — спросил я. — Там, во сне?
— Нет, паренек просто переезжает ему дорогу, — ответила Анжела. — И машет, будто зовёт с собой… ну, туда, — она подняла глаза к потолку. — На тот свет. Ой, мамочки…
— О как… всё-таки была у него совесть, — сказал я.
— Смерть свою чую, говорил, — вспоминала Анжела слова Барабаша. — Получается, он и вправду её чуял? Даже в церковь ходил, чтобы, как он выразился, сглаз этот снять, или что там. Я не разбираюсь в религии… Он тоже. Но где-то вычитал в интернете, что, дескать, надо пойти покаяться, и всё будет… всё будет зашибись.
— Он что, каяться ходил?
— Ну да.
— В какую церковь?
