Туллио Аволедо - Корни небес
Я поднимаюсь вслед за Венцелем и Дионом по башенной винтовой лестнице. Свет, проникающий в окна, освещает небольшие участки стен, а в остальном башня окутана такой тьмой, что кажется выстроенной из мрака.
Мы инстинктивно избегаем света, стараясь идти так, чтобы ни один луч не коснулся нас. Мой автомат стал практически частью моего тела. Я направляю его во все освещенные углы, как будто наш враг — это свет.
Внезапно я оказываюсь на лестничной площадке. Точнее, на том, что от нее осталось. Диоп успевает схватить меня за ремень рюкзака за миг до того, как я падаю вниз, и вытягивает меня обратно.
Еще заметны дыры, в которые были вставлены балки, поддерживавшие обвалившийся при пожаре деревянный пол. В двух сантиметрах от кончиков моих сапог открывается колодец глубиной в десять метров и шириной во всю башню. В ужасе я автоматически бормочу молитву. Сержант Венцель помогает мне вернуться на безопасный лестничный марш. Через плексиглас противогазов нам удается посмотреть друг другу в глаза. Он делает головой знак. Я отвечаю ему кивком.
Все нормально.
Лестница возобновляется в полутора метрах от нас. Но пытаться подняться по ним не имеет смысла. Наверху ничего нет. Башня — пустая оболочка.
Мы возвращаемся на маленькую площадь перед зданием. Два дома, в которые зашли остальные, оказались нетронуты и пусты.
— Кажется, как будто всего несколько часов назад в них еще жили. В одной тарелке на кухне еще налит суп. И пыли нет.
Прежде чем продолжать, капитан Дюран встряхивает головой:
— Я не удивлюсь, если окажется, что весь остальной город тоже брошен.
— Но мы все же сделаем разведобход? — спрашивает Пауль Венцель.
— Нет. Сначала дождемся темноты. Прежде всего, нужно спрятать машины.
— В том доме внизу я видел ворота. Думаю, это гараж.
— Отлично, Поли. Так и сделаем. Об остальном подумаем завтра.
— Интересно, что же здесь произошло. Восемнадцать человек, говоришь?
— Согласно последней переписи.
— Скорее, семнадцать, — ухмыляется Бун, — если девица в красном была отсюда…
Дюран медленно поворачивается, пока не упирается глазами в рядового Буна.
— Ну все, Бун. О’кей, ты заработал честь первым стоять на страже. В гараж с машинами пойдешь ты.
— Ох, капитан, не обижайте бедного солдата… В гараже, наверное, собачий холод. И слабая дверь. Откуда мне знать, что я не нахватаюсь радиации, пока сплю там?..
— Бун, ты не должен спать там. Ты должен бодрствовать и охранять «хаммеры». А теперь заткнись и сгинь.
— А где проведем ночь мы, капитан? — спрашивает сержант Венцель.
Дюран осматривается.
— Эти два дома мы испоганили: дверей нет, одно окно разбито. Попробуем вон то здание возле башни. Что думаешь, Поли? Давно сгорела эта башня?
При желании я и сам мог бы ответить на этот вопрос. Даже через фильтры противогаза запах дыма чувствуется еще довольно сильно, а камни стены теплые.
— Два дня назад. Максимум три.
Дюран раздумывает над этим.
— Идемте. Отыщем убежище на эту ночь. А ты, Бун, постарайся не заснуть. Росси сменит тебя в полдень.
Бун удаляется, покачивая головой. На этот раз никаких шуток. Венцель и Диоп кидают ему ключи от «джипов». Он ловит их на лету, даже не подняв головы.
— Давайте, ребята, — призывает нас сержант.
Мы проходим под каменной аркой, простой, но красивой. Двери замка не заперты.
Гвардейцы входят, по очереди прикрывая друг друга. Пять минут спустя, закончив осмотр здания, они свистом подзывают меня. Диоп спускается и запирает дверь на массивную задвижку.
— Дом, милый дом, — шутит сержант Венцель.
А потом, к моему удивлению, начинает насвистывать мелодию заставки «Сумеречной зоны».[56]
Естественно, электрического освещения нет, а ставни закрыты так плотно, что ни один луч света не проникает внутрь. Для нас, вампиров, это просто идеально.
Почти во всех комнатах есть по небольшому камину. И хоть из кранов не вытекает ни капли, на кухне стоит шесть канистр с водой, видимо, свежей.
— Невероятно. Кому может прийти в голову переехать отсюда? — говорит Диоп, открывая одну из канистр и вливая себе в глотку поток воды, как из фонтана…
Слова сержанта Венцеля заставляют его замереть.
— Осталось понять, что случилось с этими людьми. Может, они умерли от отравления?..
Капрал закашливается, поперхнувшись.
Венцель с ухмылкой забирает у него канистру и делает большой глоток.
— Установим очередность дежурства. На чердаке великолепное место для постового. Оно покрывает все, кроме одного слепого угла, но тот не представляет опасности. Егор, ты первый.
— Вот жопа…
— По крайней мере, тебе не придется рано вставать. Следите за тем, чтобы окна и двери были закрыты плотно. И чтобы свет не проникал внутрь.
Меньше чем за полчаса трехэтажное здание становится пригодным для жилья. Эффективность отряда поразительна. Их движения настолько точны и хорошо синхронизированы, что кажутся балетом.
На кухне нет еды, но тарелки, стаканы и столовые приборы вымыты и аккуратно расставлены по местам. Имеется даже запас дров, которые очень скоро загораются в многочисленных каминах, прогревая воздух и освещая комнаты.
— Наверху есть три комнаты, — говорит Диоп, — кровати в порядке. Там даже пыли нет. Синьора может занять среднюю.
— Создается впечатление, что хозяева дома вышли на небольшую прогулку, — шепчет Венцель.
Но вместо улыбки от этих слов нас пробирает мороз по коже.
— Ну, — шутит негр Диоп, — я точно не гожусь на роль белокурой Маши у трех медведей…
Венцель пожимает плечами.
— Займемся комнатами. Ужин через час.
В нынешние времена мы называем ужином то, что едим в восемь утра по солнечному времени. А полдень теперь то, что когда-то было полночью.
Как будто мы перенеслись в другую страну, в антипод нашей.
И в каком-то смысле это действительно так.
Мы сидим за столом. Масляная лампа пылает посередине, между эмалированных котелков, небьющихся пластиковых стаканчиков, остатков консервных банок и еды в вакуумной упаковке.
В погребе еды тоже не оказалось.
Ни крошки.
Зато там были бесконечные ряды бутылок, покрытых плотным, как ковер, слоем пыли и самой настоящей занавеской из паутины. Прочтя надпись на этикетке одной из бутылок, наугад принесенных к столу Диопом, итальянцы — Греппи и капрал Росси — разражаются радостными криками.
— Это «Бароло»[57] две тысячи шестого года, из погребов Кордео ди Монтедземоло…[58]
— Оно вкусное? — спрашивает Диоп, на секунду переставая ковырять зубочисткой во рту.
— Ты шутишь? Оно было дорогущим еще до FUBARD!
— «Дорогущее» вовсе не значит «вкусиющее».
— Вот увидишь.
— Именно. Посмотрим. Давай, открывай.
Тут тепло, почти жарко. Разведенные камины ждут нас и в комнатах. Я уже очень давно не бывал в теплом хорошо освещенном жилище.
Время от времени, как бы напоминая нам о внешнем мире, в камин врывается порыв ветра, раздувая огонь и поднимая облако искр.
Я сосредотачиваю взгляд на бутылке вина в руках капрала Росси, стараясь избавиться от всех посторонних мыслей. Я думаю, какое это преступление — пить такое вино из пластикового стаканчика. Но наши времена видали преступления и похуже.
Мы все молча следим за тем, как капрал с аккуратностью работающего над хитроумным устройством пиротехника откупоривает бутылку с потертой этикеткой.
Пробка легко выходит.
Росси наливает несколько капель вина в свой стакан.
Смакует его, долго перекатывая во рту, прежде чем проглотить.
— Вкусное? — спрашивает Диоп, протягивая свой стакан.
Росси не отвечает.
Он встает и идет на кухню.
Он роется во всех ящиках, пока не находит того, что ищет. Возвращается с восемью хрустальными бокалами между пальцев и ставит их на середину стола. Удивительно, но бокалы чистые и целые. Их вид и вид темной, но в то же время сверкающей жидкости до такой степени трогают нас, что мы не можем говорить. Есть что-то магическое в мысли о том, что это вино произведено из винограда, собранного тридцать лет назад, когда солнце еще было подарком, а не опасностью, когда поля были зелеными и золотыми. Когда казалось, что мир будет таким вечно.
Я поднимаю бокал. Вино покачивается в нем из стороны в сторону, играя светом. Я подношу его к губам. Пробую.
Как описать чувство, которое я испытываю? Это своего рода мистическое причастие, но не с Богом, а с прошлым. С миром света и тепла, который мы оставили позади и который возвращается к нам только в подобные мгновения, когда огонь потрескивает в камине, а мы подносим к губам изумительный напиток, пробуя на вкус величие и блеск ушедшей эпохи.
