Туллио Аволедо - Корни небес
— Спасибо, капитан. Могу ли я задать вам один вопрос?..
— Давай.
— Предполагалось, что мы сделаем остановку в Орте. Не в Торрите.
— Так.
Капитан ничего не прибавляет.
— Это приведет к задержке, — сухо замечает Венцель.
Дюран не отвечает. Венцель встряхивает головой.
— Судя по все той же переписи, у них имеется миномет. Внушительное оружие.
— Им повезло.
— Если мы вернемся на автостраду, то еще успеем приехать в Орте до восхода солнца.
Дюран улыбается. Это недобрая улыбка.
— Но мы не едем в Орте. Мы едем в Торриту Тиберину.
16
ЧЕРНАЯ БАШНЯ
Небольшой городок сидит на холме в излучине Тибра.
Когда-то здесь, судя по всему, был очень приятный вид. Сегодня все выглядит так, как будто кто-то вытряхнул на это место гигантский мешок пепла и снега. В неверных предрассветных лучах пейзаж кажется опустошенным, будто испепеленным дыханием дракона. Округлая башня, возвышающаяся над поселением, сгорела в пожаре, и теперь она практически полностью черная. Окружающие ее дома, видимо, постигла та же участь.
Дюран убирает бинокль в чехол и обращается к сержанту Венцелю, лежащему рядом с ним на снегу под укрытием того, что осталось от каменной оградки:
— Кажется, они спокойны.
Сержант улыбается. Впрочем, его улыбка скорее похожа на ехидную усмешку.
— Ни одного часового, — кивает он.
И все же из большой низкой постройки недалеко от исторического центра города поднимается дымок. Там есть люди.
К нам присоединяется слегка запыхавшийся капрал Росси и ложится рядом.
— На вон том поле странные следы. Снег утоптан. Есть даже немного крови. Но самое странное там — следы колес. Огромных колес. Никогда не видел ничего подобного. Как будто взяли обычный грузовик и надули его так, что он стал вдесятеро больше.
— Ты уверен, что это был грузовик?
— Ну, я его не видел. Но следы были похожи.
— Ты уверен? Нападала куча снега.
— Чтобы закрыть эти следы, нужно не меньше метра снега.
— Как давно они там?
— Дня два. Максимум три.
Дюран переворачивается на спину. Снимает противогаз.
Венцель хочет возразить, но офицер перебивает его резким движением:
— Идем! Мы и так потеряли уже слишком много времени.
Мы медленно двигаемся в свете зари, по счастью еще слабом. В «хаммерах» едут только Венцель и Диоп, за рулем. Остальные, пригнувшись, идут за машинами. Я видел такое только в документальных и старых черно-белых фильмах о войне. Мы все вооружены, хоть я и не знаю, что, по их мнению, я должен делать со своим оружием. Велика вероятность, что я причиню больше вреда себе, чем другим.
Двигатели «джипов» работают на минимуме, но даже так мне кажется, что они адски шумят. Снег скрипит под нашими сапогами. Я не понимаю, кто идет рядом со мной. В противогазах, под защитными плащами мы неотличимы друг от друга. Но у этого человека не «шмайссер», а револьвер. Значит, это должна быть Адель Ломбар.
Мы идем, не говоря ни слова. Каждое окно, каждая пустая дверь кажется раскрытым мертвым ртом. Из каждой такой дыры может торчать дуло ружья или даже тяжелого гранатомета, о котором говорил Венцель.
Но ничего не происходит. Сердце бьется с бешеной скоростью, но никто не стреляет по нам. Город мертв. На окраинных улочках, ведущих в сторону центра, над которым нависает башня, черная, как грех, нет следов.
По мере того, как мы приближаемся к стенам первых домов, наши шаги ускоряются, постепенно переходя в бег к укрытию. Мы обгоняем «хаммеры». Венцель и Диоп оставляют водительские места и садятся за увесистые пулеметы, установленные на крышах автомобилей. Дюран на бегу дает указания, молча, лишь пальцами правой руки. Достаточно только намека, и солдаты тут же располагаются в нужном порядке, прикрывая друг друга.
Но мы не встречаем никакой опасности, ни один тревожный крик не нарушает тишину. Городок кажется прибежищем смерти. В старые времена он был бы прекрасным местом для съемок фильма о вампирах. Но теперь вампиры — мы. Мы, бегущие солнечного света, скрывающиеся под землей. День принадлежит другим — тем, которые перестали быть людьми. А может, никогда ими и не были.
У меня болит грудь. Я задыхаюсь.
Я отвык от физических нагрузок. Даже от таких пустяковых пробежек по снегу, ужасно громко хрустящему под сапогами. Стекла противогаза помутнели от пота, который пробежка выжала из моего тела. Они запотели изнутри, и их невозможно протереть. Я вижу все в сиянии. Быстро передвигающиеся люди кажутся привидениями, а свет…
Свет уже чересчур яркий, даже несмотря на слой облаков. Скоро солнечные лучи поднимутся над крышами домов и коснутся верхушек деревьев там, наверху, оттенив их как на рисунке в книге, четко до мельчайших подробностей. Мне нужно всего лишь расстегнуть противогаз, снять противогаз…
Я не видел зарю уже двадцать лет…
Кто-то с силой трясет меня, схватив за плечи. Дюран кричит мне прямо в ухо: «Что за херню ты творишь?!»
Я таращу на него глаза. Противогаз Дюрана кажется частью его лица. Он превратился в слона защитного окраса с металлическим хоботом…
Его полная зубов пасть распахивается…
Я поднимаю автомат…
От пощечины перед глазами загорается белая вспышка. Я снова открываю их, и Дюран опять становится нормальным.
— Очнись, Джон!
Я что-то бормочу, сам не понимая своих слов.
— Что случилось? Ты рехнулся?
Я мотаю головой.
— Никогда не целься в меня, идиот! И вернись в укрытие!
— Я не понимаю…
«У меня, кажется, было видение, — хочу я сказать ему. — Сон с открытыми глазами…»
Нет, не сон: кошмар.
— Тебе стало лучше?
— Да…
— Постарайся больше не делать глупостей. Стой здесь и прикрой нас.
Потом Дюран отворачивается, как будто меня больше нет. Жестами приказывает своим людям пройти вправо и влево, к двум закрытым дверям. Это старые деревянные ворота, покрытые облезлой зеленой краской.
Люди подбегают к воротам, словно неуклюжие земноводные, и, сделав неудачную попытку открыть их, выбивают их ногами. Засовы подскакивают, и ворота распахиваются внутрь. Обе группы забегают внутрь. «Хаммеры» за нашими спинами ревут, скачками продвигаясь вперед, и останавливаются в двух метрах от меня. Диоп и Венцель спускаются с мест около пулеметов и закрывают металлические люки. Они выходят из все еще заведенных джипов и бросаются ко мне с поднятыми автоматами.
— Вы что здесь делаете? — кричит мне в ухо Диоп.
— Капитан Дюран велел мне оставаться здесь. Чтобы прикрыть тыл…
— Чтобы прикрыть тыл или чтобы стрелять в тыл? — иронизирует негр. — Я видел, что произошло. Если бы на месте Дюрана был я, вы уже бы были покойником. Что за херня вас взяла?
— Я… Мне кажется, мне привиделся кошмар… наяву.
Диоп и Венцель обмениваются долгим взглядом. Затем сержант кладет руку мне на плечо и крепко сжимает его.
— Если это случится еще раз… Если у вас будет еще один такой… кошмар… ставьте свое оружие на предохранитель. А лучше бросайте его на землю. Подальше.
— Что со мной было? Вы знаете?
Венцель поводит плечами:
— Некогда болтать. Сейчас мы втроем займем башню.
— Капитан…
— Капитана здесь нет. Слушайтесь меня! Живо!
И, не дожидаясь моей реакции, он бросается направо, а следом за ним Диоп.
У меня нет выбора, и я следую за ними.
Мы проходим по выбитым воротам, за которыми царит темнота, нарушаемая только проблесками дрожащего света электрических фонариков.
Венцель хватает меня за одежду и тащит к углу дома. Оттуда поднимается улочка, покрытая нетронутым снегом по меньшей мере полметра глубиной. В конце улицы высится черный массив башни с пустыми окнами, рядом с которой стоит что-то вроде маленького замка.
Первым движется капрал Диоп. Он бежит неуклюже, но уже через несколько минут оказывается под прикрытием черной дыры, которую образует главный вход в башню. Сержант Венцель скачет за ним, как косуля, невероятно грациозно для его приземистого сложения. Я уже собираюсь последовать за ними, как вдруг от неожиданного грохота у меня перехватывает дыхание.
Грохот, похожий на выстрел. Еще один. Сзади, где-то вверху.
Я в ужасе поворачиваюсь, кое-как наведя прицел.
Высунувшись из окна третьего этажа дома справа, Карл Бун весело машет рукой, улыбаясь, как идиот. Окно выбито. Это и был звук, показавшийся мне выстрелом.
На двадцать метров левее на другом доме, захваченном гвардейцами, открыт еще один балкон, тоже разбитый. Егор Битка серьезно и ответственно — не то что Бун — целится из своего «шмайссера» в окна башни. Он знаком велит мне идти.
