Туллио Аволедо - Корни небес
Я выглядываю в окно, но ничего не вижу. Только свое слабое отражение и еще более слабое отражение Адель.
— Прошлое — это все, что у нас есть, — отвечаю я. — Древние греки полагали, что человек двигается по жизни назад. Считалось, что будущее за спиной, невидимое. Единственное, что видел человек, двигаясь во времени, — это свое прошлое.
— Красиво. И в то же время нет. Это подходит для таких, как ты, — для тех, кто успел пожить в старом мире. Но для рожденного после апокалипсиса юноши прошлое — это место, от которого нужно как можно быстрее отдалиться. Будущее — это все, что у нас есть. Мы должны верить в будущее.
— Аминь, — язвительно комментирует Дюран с переднего сиденья.
С грохотом и скрипом амортизаторов «джип» подскакивает на тридцать сантиметров и неожиданно оказывается на твердой поверхности. Дюран открывает окно и поворачивает в разные стороны фары на крыше «хаммера».
Сержант Венцель издает ликующий вопль:
— Нашли!
На зеленой табличке, потрепанной временем и атмосферными агентами, стоит символ А1.
Автострада А1, когда-то известная как «Автострада Солнца», была самой длинной итальянской автомобильной магистралью. Открытая в 1964-м, она соединяла Неаполь и Милан. Очень скоро она стала символом экономического бума Италии 60-х.
Теперь она выглядит не особо впечатляюще. Более того, вообще никак. Как и все остальное, она покрыта десятисантиметровым слоем снега, разрушена во многих местах и завалена обломками машин и деревьев. Только сохранившиеся ограждения свидетельствуют о том, что до Страдания это была автострада, по которой ежедневно мчали миллионы автомобилей.
Мне кажется, что я почти слышу гул: грузовики, изрыгающие черные выхлопные газы, выстроившиеся в ряды изящные итальянские легковушки, шум сигналящих нетерпеливых водителей…
Голос Дюрана резко возвращает меня к реальности:
— По идее, начиная с этого момента все должно пойти быстро. Мы проедем по автостраде около тридцати километров. Потом, здесь… — указательный палец капитана утыкается в точку в середине карты, — здесь мы свернем на дорогу Рим — Чезена.
— Зачем?
— Чтобы объехать Флоренцию.
— Почему это?
— Это опасный город.
И не прибавляет ни слова.
Второй «хаммер» следует за нами. Нам неплохо удается держать скорость около тридцати километров в час на этом слаломе, проходящем среди каркасов машин и дыр в асфальте. Мы вынуждены остановиться только один раз, когда в свет фар попадают находящиеся метрах в двадцати от нас копошащиеся черные тени. На мгновение они застывают в позах дантовых демонов, сидящих на капоте автомобиля. Затем, прежде чем мозг успевает запечатлеть ужас этих блестящих черных тел, видение рассеивается неистовым рывком. Водоворот крыльев, извивание длинных темных хвостов — и чудовищные существа исчезают из поля зрения. В сиянии фар остается только красная машина с откидным верхом и чем-то, находящимся на месте водителя.
«Хаммеры» быстро обмениваются сигналами габаритов и задних фар. Мы слышим, как двери второго автомобиля открываются и итальянцы, Гуиди и Марко, выходят из машины в противогазах и с автоматами в руках. Дюран тоже выбирается. И Бун — тот выскакивает на дорогу в косо натянутом противогазе.
Они медленно приближаются к красному автомобилю, блестящему, как видение посередине дороги. Я не выдерживаю. Прежде чем кто-нибудь успевает меня остановить, я натягиваю противогаз, надеваю защитный плащ и тоже выхожу из машины. Дюран недовольно оборачивается, но ничего не говорит. Зато для Адель он делает знак не покидать салон.
С поднятыми автоматами гвардейцы окружают «Альфа Ромео Джульетта».
За рулем — женщина в красном. Несмотря на то что платье порвано в нескольких местах, видно, что оно сшито дорогой фирмой. И мертвая девушка этого, безусловно, достойна. Ей, видимо, не больше двадцати лет. Ее широко раскрытые глаза, словно слезами, наполненные талым снегом, настолько голубые, что кажутся драгоценными камнями. Смерть — ужасная смерть, судя по выражению ее лица, — не смогла разрушить ее красоту.
Руки девушки примотаны к рулю колючей проволокой.
Она одета слишком легко. Как будто машина и женщина попали сюда из другого измерения или из одного из тех межвременных тоннелей из фантастических фильмов. Ледяной ветер играет легкой тканью, приоткрывая ноги женщины.
Ее лобок обнажен и покрыт глубокими порезами, а внутренняя часть бедер перепачкана кровью.
Я отвожу взгляд.
— Вот пример скончавшейся кончившей…
— Заткнись, Бун. Заткнись, или у тебя будут неприятности.
— Есть! И все же…
— Цыц!
Дюран потрясен.
— Те монстры… — шепчу я.
— Помоги мне поднять ее.
— Это они сделали с ней такое?
Дюран открывает дверь автомобиля. Аккуратно, как отец, несущий в кроватку заснувшую на диване дочь, он берет на руки мертвую девушку. Я помогаю ему, хоть в этом и нет необходимости — несчастная весит очень мало. Я поддерживаю ее за плечи. Она худа, и у нее тонкая кость. Утонченную внешность девушки, подчеркнутую красным платьем, сводит на нет плачевное состояние ее ногтей и тот факт, что она, видимо, ни разу в жизни не делала эпиляцию.
— Они? Нет, это были не они, — бормочет капитан, опуская тело на обочину дороги.
Он снимает с правой руки перчатку. Нежным движением отодвигает волосы цвета воронова крыла со лба девушки.
На белой, как алебастр, коже кто-то вырезал круг, а в нем букву S.
— Помолитесь за нее, пожалуйста, — просит меня Дюран.
— Нет необходимости просить меня об этом.
Потом инстинктивно, толком не понимая, почему, я произношу по памяти строки псалма:
— О Иегова, ты для нас — жилище из поколения в поколение. Прежде чем родились горы и ты, словно в родовых муках, произвел на свет землю и мир. От века и до века ты Бог. Ты возвращаешь человека в прах и говоришь: «Возвратитесь, сыновья человеческие». Тысяча лет в твоих глазах как вчерашний день, когда он прошел, и как ночная стража…[55]
Голос, проходящий через фильтр противогаза, приобретает мрачное, почти механическое звучание даже в моих собственных ушах.
Никто из окружающих не крестится.
В обледеневшей земле невозможно выкопать могилу, но Дюран не хочет оставлять девушку без погребения.
— Если это были не те монстры, кто мог сделать подобное? — спрашиваю я его.
— Не знаю. Но одно я знаю наверняка: кто бы это ни был, если он попадется мне в руки, он пожалеет, что родился.
— Капитан, нам надо ехать, — почтительно замечает сержант Пауль Венцель.
Дюран кивает.
— Здесь поблизости есть какое-нибудь поселение?
— Насколько мы знаем, только одно. Торрита Тиберина. По данным последней переписи, восемнадцать душ.
— Хорошо. Остановимся там. Мы сможем добраться до нее?
— Тиберина в хорошем состоянии. Мы можем быть там через два часа.
Дюран смотрит в темноту.
— Сколько их было, тех тварей?
— Пять.
— Поли, посмотри, сколько бензина осталось в баке этой машины.
Венцель достает ключ из замка зажигания. Открывает крышку бака.
— Достаточно, — отвечает он, как будто зная, для чего достаточно этого бензина.
Капитан наклоняется и поднимает труп с земли. Аккуратно кладет его на заднее сиденье красного автомобиля. Венцель шлангом выкачивает из бака в канистру по меньшей мере три литра бензина.
Дюран берет у него канистру, снимает крышу и поливает горючим сиденье и тело девушки. Тем временем Венцель извлекает из сломанного грузовика несколько деревянных ящиков, в которых когда-то находились апельсины. Он ломает их и укладывает обломки на тело девушки.
Воздух колеблется от испарений горючего.
Когда тело скрывается под обломками досок, Дюран дает всем знак отойти и подносит язык голубого пламени своей зажигалки к углу заднего сиденья.
Огонь вспыхивает с ревом и приглушенным взрывом. Бурно разрастается, разгоняя тени. Жар невыносим. Языки пламени танцуют на дереве, и вскоре от погребального костра поднимается вонь жареного мяса и более слабый запах апельсинов.
Мы отходим от огня, поглядывая в темноту, из которой, мы чувствуем, за нами наблюдают.
Потом капитан делает правой рукой знак, и мы возвращаемся в «хаммеры».
У ближайшей дыры в дорожной ограде Венцель переключает на пониженную передачу и спускает джип по склону, отделяющему автостраду от дороги государственного значения. Пять метров прыжков и наклонов, и колеса «хаммера» оказываются на изношенном асфальте нижней дороги.
— Отличная работа, Поли!
— Спасибо, капитан. Могу ли я задать вам один вопрос?..
— Давай.
— Предполагалось, что мы сделаем остановку в Орте. Не в Торрите.
