Джо Холдеман - Бесконечная война
Поэтому я совсем не удивился, что не почувствовал прошедшего времени, когда вдруг все мое тело зачесалось — кровь приливала к онемевшим тканям. Зал резервуарной напоминал палату астматиков — тридцать девять человек и один кот кашляли и чихали, стараясь избавиться от остатков флюокарбона.
Около сотни людей слонялось уже снаружи резервуара, потягиваясь и массируя руки и ноги. Великий космос! Окруженный целыми акрами обнаженного женского тела, я старательно смотрел им прямо в лица, отчаянно старался решить в уме дифференциальное уравнение третьей степени. С переменным успехом, но все же спокойно добрался к лифту.
Холлибоу уже вовсю командовала, выстраивала людей в шеренги. Я обратил внимание прежде, чем закрылась дверь, что у людей из одного взвода имеется легкий кровоподтек по всему телу — у всех до одного. Я решил поинтересоваться на этот счет у медиков и техобслуживающего персонала.
Глава 4
Мы шли с ускорением в один g три недели, не считая коротких периодов невесомости. «Масарик II» по широкой петле удалялся от коллапсара Реш-10. Люди вполне удовлетворительно приспособились к корабельному распорядку. Я старался загрузить их как можно больше тренировками и занятиями по теории — для их собственной пользы. Хотя я был не настолько наивен и понимал, что они смотрят на все со своей колокольни.
Примерно через неделю полета обнаружилось, что рядовой Рудковский (помощник повара) соорудил кустарный перегонный аппарат и продуцирует 95-процентный спирт. Я решил не пресекать: жизнь и без того была лишена разнообразия, но мне было чертовски любопытно узнать, где он достает сырье — это при нашем-то замкнутом цикле — и чем ему платят за «бормотуху». Я начал с конечного звена цепочки — с доктора Алсевер. Она справилась у Джарвила, Джарвил — у Каррераса, Каррерас — у Орбана, повара. Оказалось, что сержант Орбан все это и придумал, Рудковский выполнял черновую работу.
Система была такая.
Каждый день подавался какой-то сладкий десерт — желе, крем или пирог. Вы могли его есть, хотя, как правило, десерт был до невозможности приторный,— или не есть. Если десерт оставался у вас на подносе, когда вы спускали поднос в окошко регенератора, Рудковский выдавал вам расписочку на десять центов, а десерт отправлялся в чан. У них имелось два чана — один «работающий», другой в стадии заполнения. В каждый чан вмещалось двадцать литров.
Записка-десятицентовка значила, что вы находитесь в самом низу системы, позволявшей купить пол-литра чистого этилового спирта за пять долларов (в расписках). Отделение из пяти человек вполне могло позволить себе покупать литр «бормотухи» раз в неделю. Для здоровья не опасно, но достаточно для вечеринки.
Когда Диана доставила мне эти сведения, она принесла с собой и бутылку «Рудковского худшего» — в буквальном смысле это была неудачная серия. До меня она дошла, потеряв всего несколько сантиметров содержимого.
На вкус это была жуткая смесь клубничного сиропа и тмина. Как и все не привыкшие пить люди, Диана с удовольствием его поглощала. Я лично не допил и одного стакана.
Уже на полпути к счастливому забытью она вдруг резко подняла голову и посмотрела на меня с детской прямотой:
— Уильям, у тебя большая проблема.
— Завтра утром у тебя обнаружится проблема побольше, доктор Диана.
— Нет, что ты,— она слабо помахала рукой,— немного витаминов... глю... глюкоза, адреналин, если... не поможет. У... у... тебя... серьезная проблема.
— Послушай, Диана, неужели ты хочешь, чтобы...
— Ты должен... должен пойти на прием к нашему милому капралу Вальдесу.— Вальдес был мужским сексологом.— Он большой специалист, он... поможет тебе...
— Ведь мы уже об этом говорили, помнишь? Я хочу остаться таким, какой я есть.
— И мы тоже.— Она смахнула слезу. Готов биться об заклад, в ней имелось не меньше процента алкоголя.— Ты же знаешь, они тебя прозвали Старый Извращенец.— Она поглядела на пол, потом на стену.— Старый Извращенец, вот так.
Я ожидал чего-нибудь похожего. Но не так скоро.
— Ну и что? Командиру всегда приклеивают прозвище.
— Я знаю, но ведь...— Она вдруг поднялась, слегка качнувшись.— Я перебрала. Нужно полежать.— Она повернулась ко мне спиной и с хрустом потянулась. Потом свистнул замок, и она стряхнула с плеч куртку. Она присела на койку и похлопала по одеялу.— Иди ко мне, Уильям.
— Ради бога, Диана. Это просто нечестно.
— Все честно,— хихикнула она.— Кроме того, я врач, мне разрешается. Помоги мне, пожалуйста.— Оказывается, застежки лифчика и через пять столетий все так же помещаются сзади.
Джентльмен на моем месте мог поступить двояко: или помог бы ей раздеться и тихонько покинул комнату, или покинул бы комнату сразу. Но я совсем не джентльмен.
К счастью, Диана погрузилась в забытье раньше, чем что-то успело произойти. Чувствуя себя последним хамом, я кое-как обмундировал ее, потом поднял ее на руки — о, сладкая ноша! — и намерился доставить доктора в ее каюту.
Но тут я сообразил, что, если меня кто-то заметит в коридоре, Диана станет притчей во языцех до конца кампании. Я вызвал Чарли, сообщил ему, что мы, мол, попробовали немного нашей корабельной «бормотухи», Диана не рассчитала сил, и попросил его помочь доставить доктора домой.
К приходу Чарли Диана невиннейшим образом посапывала в кресле.
Чарли улыбнулся:
— Врачу, исцелися сам.
Я предложил ему бутылку, с предупреждением. Он понюхал и скривился.
— Это что? Политура?
— Это приготовил наш доблестный повар. Вакуумная перегонка.
Он осторожно, словно бомбу, поставил бутылку на место.
— Скоро у него поубавится клиентов. Преждевременная смерть от отравления. Неужели она действительно ее пила?
— Как он признался, это неудачная экспериментальная партия. Остальные марки, очевидно, повыше качеством. А Диане понравилось.
— Ну-у...— Он засмеялся.— Ладно, давай ты возьмешь ее за ноги, а я за руки.
— Нет, лучше мы возьмем ее под руки. Может, она сможет идти, хоть немного.
Диана что-то проворчала, когда мы ее поднимали, приоткрыла глаза и поприветствовала Чарли. Потом она зажмурилась и позволила оттранспортировать себя в каюту. По дороге мы никого не встретили, но в каюте сидела соседка Дианы, Лаасонен, и читала.
— Ой, зачем же она пила эту гадость! — Лаасонен захлопотала вокруг подруги.— Давайте я помогу.
Мы уложили ее в постель. Лаасонен откинула с лица Дианы волосы.
— Она сказала, что это в качестве эксперимента.
— Такой преданности науке я еще не встречал,— заметил Чарли — И такого крепкого желудка.
И зачем он это сказал?!
Диана кротко призналась, что после первого стакана память ей отказала. Осторожно прощупав почву, я убедился, что она уверена, что Чарли был с нами с самого начала. Оно и к лучшему, конечно. Но Диана, Диана, прекрасный ты мой скрытый носитель атавизма, если только мы вернемся на Старгейт (через семьсот лет), я куплю тебе бутылку настоящего шотландского.
Мы снова залегли в резервуары для прыжка от Реш-10 к Каппе-35. Две недели при двадцати пяти g. Потом четыре скучные недели на однократном ускорении.
Преимуществами моей политики «открытых дверей» что-то плохо пользовались. Поэтому я мало общался с солдатами — только на проверках, сборах и на редких лекциях. Разговаривали они неохотно и малопонятно, если только не отвечали на прямой вопрос.
Хотя все они знали английский как родной язык или как второй, за 450 лет он так изменился, что я с трудом понимал что-нибудь. Особенно когда говорили быстро. К счастью, они все были обучены языку моей эпохи. Этим языком, а скорее диалектом мы пользовались для коммуникации.
Я вспомнил своего первого командира, капитана Скотта, которого ненавидел всем сердцем, как и все наши остальные ребята, и представил, что если бы он оказался еще и сексуальным девиантом, то для общения с ним мне пришлось бы выучить новый язык.
Ясно, что у нас были проблемы с дисциплиной. Но удивительно, что у нас вообще была дисциплина. За это нужно было благодарить Холлибоу. Пусть я ее и недолюбливал, но людей она умела держать в кулаке.
Отношения между вторым боевым офицером и ее командиром служили самой популярной темой наших корабельных граффити.
От Каппы-35 мы прыгнули к Сам-78, оттуда — Айин-129 и, наконец, к Сад-138. Последний прыжок покрывал 140 ООО световых лет — очевидно, самый дальний прыжок в истории земной звездной навигации.
Время, занимаемое прыжком, было всегда одним и тем же, независимо от дистанции. Кстати, раньше неправильно считали, что прыжок не занимает времени вообще, но позже какие-то сложные волновые эксперименты показали, что прыжок все-таки длится некоторую малую долю наносекунды. Всю теорию коллапсарного прыжка пришлось перестраивать от фундамента и до крыши. Физики до сих пор спорили, какой вид она должна теперь принять.
