Сочинитель - Андрей Русланович Буторин
– Это еще что за хрень?!
– Не знаю, – честно сказал сочинитель. – Я такого раньше не видел.
– Ты же говорил, что был раньше в этом гостинце!
– В гостинце был, но такого не видел.
Признаться, Васюте стало жутковато. Неужели «микроскоп» был изначально рассчитан только на одного, а когда в нем оказались двое, не выдержал нагрузок и… сломался?.. И что теперь? Они так и останутся на веки вечные болтаться в этом царстве обволакивающего света?
Правда, слово «болтаться» к их нынешнему положению не вполне подходило. Их больше не трясло и не раскачивало, движение, как и прочие сигналы извне, прекратилось полностью. И хотя неведомый свет был повсюду, даже внизу, сочинитель не ощущал себя подвешенным в воздухе. Он прочно стоял ногами на чем-то… ну да, потоптался он на месте… на чем-то вполне себе твердом, разве что слегка упругом. И лишь в следующий миг осознал две вещи: то, что он уже не сидит, а стоит на ногах, хоть и не помнил, как успел на них вскочить, а самое главное – раненая нога больше не болела. Совсем! Если бы не трубник рядом, Васюта бы снял штаны, чтобы посмотреть на саму рану, но он и так был почти уверен, что та отсутствует.
И тут же пришла ужасная, все объясняющая догадка, которую он озвучил торжественно-траурным тоном:
– Хмурый, мы умерли.
– Что-то я себя мертвым не чувствую, – пробурчал тот в ответ.
– А как, по-твоему, себя чувствуют мертвые? По-моему, никак. Боли они уж, ясен пень, не ощущают, вот и у меня рана больше не болит. – В доказательство сочинитель притопнул правой ногой.
– Может, просто зажила. Давай я тебе сейчас в ногу выстрелю, и посмотрим, будет тебе больно или нет.
Такое логичное в общем-то предложение почему-то Васюте не понравилось. И это сомнение заставило его засомневаться в правильности своего вывода. Но иного объяснения происходящему он тоже найти не смог. Разве что они оказались в такой вот аномалии, где все заполняет свет, но и этот вариант не мог объяснить мгновенного заживления раны. Чтобы окончательно в том убедиться, он сказал:
– Нет, стрелять не надо, я могу и ошибаться. Ты лучше отвернись, я штаны сниму.
– Что, все-таки так сильно испугался? – хохотнул Хмурый.
– Если бы сильно, то и снять не успел бы, – проворчал сочинитель. – Я просто хочу рану проверить.
* * *
В итоге, как он и предполагал, раны у него больше не было. Вообще. Ни малейшего шрамика! Хотя трава, которую приложила Олюшка, и бинты оказались на месте. Это, между прочим, заставило Васюту и вовсе отказаться от идеи собственной смерти – уж на тот свет он бы вряд ли отправился с бинтами. Хотя тоже – кто его знает, как попадают на тот свет. А вот то, что не было раны, заставило вспомнить об идее виртуальных миров: что, если они сейчас в одном из таких? То есть в некую аномалию попали не сами они в физическом воплощении, а только их сознание? Вот оно и воссоздало тело именно таким, каким ему полагается быть, – без ран и прочих изъянов. Подумав об этом, сочинитель вдруг осознал, что в принципе чувствует себя гораздо легче, чем прежде, причем во всех смыслах! И машинально опустив на живот руки, он понял, что его пресловутое пузо исчезло так же, как и рана, – бесследно.
Но издать радостный вопль он не успел, поскольку рядом, и вовсе не радостно, завопил Хмурый:
– Васюта! Берегись!!!
Развернувшись, сочинитель увидел, как из световой пустоты на него быстро двигалось… Слов, чтобы это описать, у Васюты и потом не нашлось, а уж тогда думать об описаниях было попросту некогда. Но если бы на это смотрел сторонний наблюдатель, он бы, наверное, сказал, что прямо из ниоткуда стало выпирать нечто вроде толстой и гибкой лапы с множеством когтистых пальцев, растущих будто бы из этой лапы повсюду и во всех направлениях, включая совсем уж невероятные вроде внутрь самой себя. При этом сама эта лапа, стремительно приближаясь, в то же время будто и не двигалась, а словно безостановочно сгибалась, складывалась, сворачивалась и развертывалась тоже во всех направлениях, как привычных человеческому сознанию, так не поддающихся осмыслению. Цвет этого… создания – живого ли, искусственного или вовсе виртуально нереального – тоже не был понятен для глаза человека. Можно было лишь с уверенностью сказать, что эта штуковина точно не была прозрачной, хоть сквозь нее и можно было видеть все детали ее… организма, конструкции… узнать, что это именно такое, все равно не представлялось возможным.
Зато можно было предсказать, что еще немного – и оно коснется Васюты. Которому жутко было даже представить, как это могло бы произойти. Поэтому он прямо от живота, не целясь, принялся поливать создание свинцовым градом из «Никеля».
Глава 18
Не попасть в это неведомое нечто с такого расстояния было совершенно невозможно, но Васюта не увидел ни единого подтверждения таких попаданий. Не было ни входных отверстий, ни звука касания пулями поверхности, ни реакции на них самого создания. Впрочем, расстояние между ним и сочинителем больше не сокращалось, хотя такое понятие, как расстояние, казалось, полностью лишилось смысла. Невероятная свернуто-вывернутая «лапа» была одновременно и совсем рядом, и в то же время невообразимо далеко – на другом краю Вселенной.
Хмурый тоже открыл по ней огонь из своей «Печенги», но также с непонятным результатом. Ситуация осложнялась тем, что создание находилось теперь словно во всех сторонах сразу, поэтому, стреляя по нему, очень легко можно было зацепить и друг друга.
А потом будто что-то мелькнуло, и невообразимое нечто вмиг свернулось в точку, зато из пустого света полетело что-то еще, небольшое, зато сразу во множестве. Васюта вряд ли успел это увидеть и осознать – скорее, сработало нечто на уровне инстинктов, только он, прыгнув на Хмурого, повалил того лицом вниз и упал сам, прикрывая ладонями голову.
Трубник ругнулся, но не злобно, а скорее, удивленно – видимо, и сам уже осознал, какой опасности
