Москит. Том I - Павел Николаевич Корнев
Альберт Павлович огляделся и начал перечислять:
— В доме два десятка квартир. Двор проходной. Утро воскресенья. — Он вздохнул. — Надо понимать, никто ничего подозрительного не видел и не слышал?
Судя по унылому виду оперативника, так оно и было. Дальше консультант его мучить не стал и попросил Городца, ещё даже более хмурого, нежели обычно.
— Показывай.
Георгий Иванович отпустил подчинённого, после указал на тело и спросил у меня:
— Узнаешь?
Человек в дорогом, явно пошитом на заказ костюме лежал лицом вниз, и я покачал головой.
— Нет.
— Никаких ассоциаций не возникает?
Альберт Павлович страдальчески закатил глаза:
— Да господи боже мой! У него даже при просмотре кинохроники никаких ассоциаций не возникло!
— Здесь — другое! — возразил капитан и добавил: — И это вовсе не доказывает правоту твоей версии, Альберт!
Институтский консультант досадливо поморщился и предложил:
— Давай ближе к делу!
Георгий Иванович хмуро глянул в ответ и поманил меня к телу, предложил опуститься на корточки и заглянуть в лицо. Я к этому времени уже решительно ничего не понимал, но выполнил распоряжение, а узнав покойника, от неожиданности ругнулся:
— Вот чёрт!
В глухом закутке лежал магистр психологии Эрнест Карлович Рейс!
«Ну хоть у меня алиби есть», — мелькнула в голове дурацкая мыслишка, едва удержался, чтобы не ляпнуть этого вслух. Сказал о другом, просто заметил на земле лишь несколько бурых пятен, вот и сказал:
— Не вижу ран.
— Выстрел в глаз с близкого расстояния, — просветил меня капитан Городец. — Вероятней всего, использовалось оружие двадцать второго калибра.
Двадцать второго?! Его прикончили из дамского пистолетика?!
Вспомнилось, как сам палил по тёмной фигуре из ТТ, и я с нескрываемым сомнением произнёс:
— Думаете, это Сомнус?
— Ты нам об этом скажи! — хмыкнул вставший за моей спиной Альберт Павлович. — Это ты с ним на лодочной станции и лесопилке сталкивался!
Сталкивался — да. А с Рейсом — в аудитории. И он оттуда меня даже выставил, что могло быть отнюдь не желанием приструнить вольного слушателя, а попыткой избежать опознания. Вот только, как тогда узнавания не ворохнулось, так и сейчас соотнести магистра психологии с вражеским агентом не получилось.
И как теперь определённый ответ дать?
Я выпрямился и пожал плечами.
— У Сомнуса на животе шрамы должны быть, — напомнил я кураторам, предложив простейшее решение проблемы. — Как осмотрите его, так и будет вам ясность.
— Не факт, — возразил Георгий Иванович. — Целенаправленным воздействием оператор с базовой медицинской подготовкой вполне способен свести такого рода отметины за несколько недель. — Он достал из внутреннего кармана перьевую ручку и указал на судорожно стиснутый кулак. — Видишь?
Я присмотрелся и обнаружил, что пальцы сжимают обрывок золотой цепочки.
Городец выпрямился, вернул ручку в карман, взамен вытянул конверт, из которого вытряхнул себе на ладонь кулон в виде золотой рыбки.
— Узнаёшь?
Едва ли куратор действительно нуждался в моём ответе, так что я, в свою очередь, уточнил:
— Тут нашли?
Георгий Иванович кивнул, убрал подвеску обратно в конверт и предложил:
— Альберт, забирай его и вези к нам. Я тут освобожусь и решим, как дальше быть.
«Забирай его» — это не о кулоне. «Забирай его» — это обо мне.
Не могу сказать, будто обрушившиеся снежным валом новости вогнали в полуобморочное состояние, но мне и в голову не пришло протестовать, когда мы вновь погрузились в автомобиль и покатили прочь.
Эрнест Карлович Рейс и Юлия Сергеевна Карпинская. Подвеска в виде золотой рыбки и дамский пистолет. Цепочка вырисовывалась препаскудная: я ведь точно знал, что Юленька спит и видит, как бы поквитаться с магистром психологии, и причина для ненависти у неё из разряда тех, по причине которых можно и пулю в человека всадить.
С этим всё было ясно. Загадкой оставалось лишь обстоятельство, заставившее моих кураторов заподозрить в господине Рейсе неуловимого Сомнуса.
В автомобиле за всю дорогу никто не произнёс ни слова, ехали в гробовой тишине. Я даже требовать объяснений не стал, куда именно мы направляемся, до того погрузился в напряжённые раздумья, благо на месте оказались уже через десять минут.
Привезли нас в штаб-квартиру ОНКОР. На пропускном пункте мурыжить не стали, сразу пропустили внутрь и Альберта Павловича, и меня; даже нож сдать не потребовали. Куратор явно бывал тут не единожды, да и я, шагая за ним по пустым коридорам, очень скоро сообразил, куда именно мы направляемся. Ну да — ждал нас специальный агент контрольно-ревизионного дивизиона, с которым я общался после памятной стычки с припадочным дворянчиком в «Гранд-отеле».
Впрочем, надолго в его кабинете я не задержался, почти сразу меня отвели в комнату с кинопроектором, где пришлось битый час наблюдать за новопреставленным господином Рейсом, причём большей частью мне демонстрировали не нарезку из хроники, а кадры оперативного наблюдения за ним.
Да только всё без толку. Ну вот никак не получалось соотнести магистра психологии с оператором, едва не прикончившим меня на лесопилке. Ясно и понятно, что шпионам сам бог велел личины менять, но у всякого лицедейства есть свои пределы.
Так я в итоге Альберту Павловичу и заявил.
— По лодочной станции ничего не скажу — давно дело было, да и не разглядел тогда ничего толком, но, если хотите знать моё мнение, на лесопилке был не Рейс.
Как ни странно, такое заявление куратора нисколько не смутило.
— И почему ты так решил? — лишь уточнил он.
Я зажмурился и помассировал веки, потом сказал:
— Тот, на лесопилке, двигался совершенно иначе. Это не штатский был. Может, и не профессионал, но натаскивали его точно профессионалы.
— Рейс несколько лет жил за границей, — напомнил куратор. — Могли поставить технику.
— Я не узнал его по голосу.
— Не аргумент.
— Всё равно не верится, что это был он.
Альберт Павлович распахнул дверь и жестом пригласил меня на выход.
— Вот и мне не верится, — признался куратор с тяжёлым вздохом и перевёл разговор на другую тему: — По Юлии свет Сергеевне что скажешь? Могла она с Рейсом счёты свести?
— Понятия не имею. Я об их отношениях ничего не знаю.
