Евгений Гаркушев - Авалон-2314
Лилия подошла к молодому человеку вплотную, взъерошила его жесткие волосы и тихо спросила:
– Ты меня любишь?
Хонгру хватило опыта и самообладания не спросить: в каком смысле? Других глупостей он тоже не сморозил. Помолчал, потом ответил:
– Конечно.
– Почему «конечно»?
– Я вообще люблю людей.
– Так я ведь не об этом.
– Понятно… А ты меня любишь?
– Нет, – неожиданно ответила Лилия. – Я – нет. Ты мне нужен.
– Жесть.
– Правда.
– Что правда?
– Суровая правда. Ты мне очень симпатичен, и я нуждаюсь в твоей помощи. Сможешь ли ты мне ее оказать?
– Несомненно.
– Даже ничего не получая взамен?
– Именно ничего не получая. Иначе что это за помощь?
– И что за любовь? – Лилия серьезно посмотрела молодому человеку в глаза и кивнула. – Значит, ты готов отправиться хоть на край света? Хоть на Луну?
– Готов.
– Я попрошу тебя, когда придет время. Дай мне адрес тайного канала для связи с тобой.
– Ты и так его знаешь.
– Нет, это не тайный канал. Нужен совершенно особый. Известный только нам двоим.
– Но такого нет.
– Тогда я создам его и пришлю тебе код доступа. Идет?
– Хорошо.
Лилия загадочно улыбнулась, потом потянулась к Хонгру и прикрыла руками его уши:
– И ты ничего не слышал, верно?
– Конечно. Мы с тобой не встречались. Нигде и никогда. Я правильно понял?
– Конечно. Не подавай вида.
Девушка встала на цыпочки и поцеловала Хонгра – нежно, по-настоящему. Ах, как хорошо… Если бы не в вирте. Иллюзия – она и есть иллюзия. И поцелуй был по-настоящему сладок, отдавал медом и цветами. В жизни так не бывает. От девушки должно пахнуть девушкой, а не пчелой… От Лилии в реальности пахло иначе! Кажется…
* * *Японский продюсер прибыл прямым авиарейсом из Бразилии в Москву. Оля и Соловей добрались до столицы из Риги на легком самолете. Двенадцать мест, высота полета – около двух километров, скорость – четыреста километров в час.
– Монорельсом из Питера проще, но ведь еще до Питера нужно добраться, – объяснила Оля. – А Минамото Такамура ждать не будет. Лучше потратить пару сотен на билеты.
Офис японца в Москве выглядел скромно. Сам он сидел в небольшом кабинете без приемной, попасть в который можно было через комнату с тремя сотрудниками, которые занимались организацией гастролей дружественных Минамото исполнителей и коллективов в столице и по всей России.
– Привет, Ольга, – подчеркнуто небрежно приветствовал девушку японец. – Кого привела?
– Соловья. Это Дима Соловей, – Оля кивнула в сторону Димы, как будто в комнате был кто-то другой, и покраснела. – Лучший певец, которого я знаю.
– Что лучше – быть лучшим из худших или худшим из лучших? – непонятно к чему спросил японец.
Дима насторожился. Уж не хотят ли его обидеть? Продюсерам слишком вольное обращение спускать нельзя, на шею сядут.
– И что вы поете, молодой человек? – поинтересовался Такамура.
– Песни, – ответил Соловей.
– Действительно, как я не догадался? Людям нравилось?
– Да.
– В каком веке вы выступали?
– В двадцать первом. Публика была в восторге. Особенно девушки.
– Вот как… Гендерное разделение… Что ж, я послушаю ваши песни.
Дима уже собирался запеть, переживая о том, как будет звучать голос без аккомпанемента, но Оля тронула его за руку, останавливая. А японец прикрыл глаза и словно впал в транс.
– Что с ним? – шепнул Дима.
– Тихо! Он слушает.
– Что?
– Твои песни.
– А откуда они у него?
– Я заранее послала подборку.
– И он не мог послушать раньше?
– Я-то откуда знаю? – возмутилась Оля.
– Нам час ждать, пока он будет в стену таращиться?
– Он слушает в ускоренном режиме. Задействовав программу «быстрого сна» через ментопроигрыватель. Надеюсь, скоро очнется.
Действительно, не прошло и минуты, как японец открыл глаза и уставился на Диму.
– Пластика у вас хорошая, – резюмировал он. – Голос не слишком богатый, но для псевдогородского русского кантри, в стиле которого вы исполняли свои песни, другого не надо. Песни стандартны для невзыскательной публики. Любовь и стремление к любви, ожидание секса, социально-имущественные переживания… Стандартный набор, пойдет. Проблема в том, что ниша достаточно плотно занята. Для ваших песен там просто не осталось места. По клубам колесят десятки коллективов с богатым музыкальным ассортиментом и интересной, а порой и трагической историей.
– Вы не хотите со мной работать? – удивился Соловей. – Ольга говорила мне, что вопрос почти решен! Я ждал несколько дней, ничего не предпринимал. А вы меня кидаете?
– Выбирайте слова, молодой человек, – нахмурился Такамура.
– Да что там выбирать! Вы отказываетесь контракт подписывать?
– Увы, я не вижу перспектив совместной работы.
– Уверен, вы ошибаетесь.
– Человеку свойственно ошибаться, – не стал спорить Такамура. – Может быть, мне, а может, и вам. Кто-то сейчас точно ошибся.
– Но как же наши договоренности, Минамото? – едва не заплакала Оля. – Ведь ты обещал!
– Ты говорила о чем-то выдающемся. Твои слова не подтвердились. Обычный певец смазливой внешности. Но пластические хирурги сейчас творят чудеса, красивое личико и стройная фигура – не повод для восхищения. Пожалуй, с перебитым носом или железными зубами твой Соловей смотрелся бы пикантнее. Об этом стоит подумать…
Дима не то чтобы испугался, но воспринял слова японца как намек. В продюсерской среде нравы всегда были жесткими – пожалуй, лучше действительно оставить этого Минамото в покое.
– Сваливаем, – предложил Соловей подруге.
– Мы докажем, что ты ошибся, – заявила японцу Ольга.
– Желаю успеха, – вежливо ответил тот. – Надеюсь, у вас все получится. Тот случай, когда я рад ошибиться.
* * *Домой я поехал на такси. Общественные мобили шли переполненными, диспетчер дал совет подняться пешком на три квартала вверх от Дона и там попытать счастья на прямой четверной струне Центр – Северо-Восток. Я последовал его совету, пройдя по Соборному переулку к нужной струне, но общественного мобиля дожидаться не стал, заказал отдельную машину. С новым коммуникатором процедура оказалась куда приятнее, чем прежде. Я не прислушивался к шепоту диспетчера из встроенного экстренного динамика имплантатов на руке, а видел карту расположения машин и возможных маршрутов на голографической проекции, созданной коммуникатором. Она висела над прибором и была очень наглядной. Компьютер комма просчитывал время в пути, определял коэффициент комфортности и стоимость проезда – работал в моих интересах. Интеллект его нельзя было назвать слабым, хотя понятно, что полноценный искусственный разум в наручный комм никто встраивать не стал бы.
Отдельная машина, помимо комфорта, который меня никогда сильно не волновал, хороша тем, что в ней можно без помех заняться своими делами. Даже водителя нет: звони кому хочешь, обсуждай что хочешь. Устроившись в мобиле-такси, я набрал номер Виты.
– Слушаю! – Голос девушки был сердитым, она вновь казалась запыхавшейся. Голографическая картинка показывала знакомый спортзал. Интересно, она там живет? Или нет никакой Виты, а существует только бот с довольно примитивным программным обеспечением?
– Тренируешься?
– Типа того, – коротко бросила Виолетта.
– Злишься?
– Было бы из-за чего.
– Правда?
– Стала бы я с тобой разговаривать? Забанила бы, и все дела.
– Может, сходим куда-нибудь вечером?
– Тебе же не нравятся свидания в вирте.
– Свидания – нравятся.
– А, ну да. Ты просто придерживаешься консервативных взглядов. Тогда вопрос: тебе еще не надоели мои причуды?
– Наверное, нет. А тебе мои?
– Как сказать, – улыбнулась девушка.
– Как есть, так и скажи.
– Вечером я занята. Перезвони завтра.
Виолетта отключилась, картинка погасла. Наверное, все-таки обижается. Или нет? Какая она все-таки хорошенькая! Даже если бот.
Входить в вирт с помощью коммуникатора оказалось гораздо удобнее и приятнее, чем используя интерфейсы мобиля. Подключаться к общественным разъемам напрямую не слишком гигиенично… А комм для соединения с точкой подключения в мобиле создавал мощный оптический канал. Может, дублировал его на радиочастоте, может, и еще как-нибудь – современные технологии я знал слабо. Полное погружение в вирт мне сейчас не требовалось, ответы на запросы я мог получать на голографическом экране, проецируемом коммом.
Без особого труда разобрался, как осуществить поиск людей по именам, фамилиям и примерной дате рождения. Наконец-то у меня появились для этого возможности и время!
С надеждой и некоторым нетерпением – любое ожидание особенно тяжело в последние несколько минут – я начал набирать имена и фамилии из прошлого.
