Часть их боли - Д. Дж. Штольц
* * *
Встретил ее Брасо-Дэнто своей живостью и вечерним шумом. К тому моменту, когда графиня получила разрешение вернуться в отчий дом, следы кратковременной войны уже исчезли. Только больше, чем обычно, стражи громыхало обитой железом обувью. Зато купцы, менялы, праздная знать – все вновь собрались внутри стен.
Когда графиня въехала под арку ворот, изнуряющая жара уже спала, поэтому много кто еще сновал по улицам.
Повозка везла графиню по чистой, широкой Парадной улице, взбираясь вверх, к замку. Колеса звонко гремели по мостовой, добавляя шума к народному гулу. Ройс, который из-за жары изможденно спал, к вечеру оживился и весело запрыгал на коленях.
– Мама, мама! Что это? – пропищал он и показал пальчиком на высящийся замок.
– Это мой дом, – улыбнулась печально Йева.
– Дом? Твой?
– Да. Когда-то я здесь выросла.
Но Ройс, как всякий ребенок, уже отвлекся на пестро украшенные закрывающиеся прилавки. Он вытянул палец и бойко заголосил дать ему тех зеленых лент, что обвивали деревянную опору, на которой держался второй этаж магазинчика, отчего Йева лишь терпеливо усадила его обратно на колени.
Она вдыхала хлебный запах пекарен, глядела на Воронью площадь, где высился знаменитый Вороний камень. Затем увидела до сих пор стоящие друг напротив друга бордель и храм Ямеса. С улыбкой она вспомнила их вечное соперничество, кому быть на главной площади. И все это ей казалось и старо и ново, ибо она не узнавала никого из проходящих мимо: даже одеваться здесь стали иначе, предпочитая уже не котарди, а рубахи со штанами. Она все глядела вокруг, чувствуя, что теперь не принадлежит миру Брасо-Дэнто. С ее колен постоянно норовил спрыгнуть непоседливый Ройс, волосы которого растрепались и выбились из-под соломенной шляпы.
Наконец, уже на подступах к замку, когда дорога дала круто вверх, Йева увидела знакомую мантию управителя. Однако силуэт ей был незнаком. Услышав грохот копыт и шум повозки, мужчина обернулся. Это был Базил Натифуллус. Он удивленно вскинул и так вечно поднятые в удивлении брови и шепнул хрипло, будто не веря:
– Ах, Йева? То бишь Ваше Сиятельство… Ваше Сиятельство! – И подбежал к повозке раскланяться. – Вы явились!
– Явилась, – улыбнулась Йева, разглядывая его.
Как же скоротечно время, размышляла она. Базил сильно постарел за почти четыре десятилетия, несмотря на то что был вампиром. Стройность его сменилась сутулостью, лицо осунулось, а на макушке заблестела плешь. Одни только уши, как обычно, торчали в стороны гордыми знаменами.
Пользуясь случаем, управитель Базил тоже разглядывал свою госпожу. И он думал о прошедших летах, но думал с явной печалью, понимая, что песок времени сыплется между его пальцев, но никак не пальцев Йевы, которая до сих пор молода. Граф Филипп тоже не менялся с годами: все рождались, а он оставался в одном возрасте, старели, а он оставался таким же, – поэтому всем был привычен его вечный облик. А вот его дочь, которая росла вместе с Базилом, растревожила в нем воспоминания о молодости и их любовных отношениях.
«Вот оно, как жизнь поворачивается», – горько подумал управитель и неожиданно почувствовал, как состарился. Впрочем, вслух он высказал иное, тем более появление графини напомнило ему о текущих проблемах.
– Вы, госпожа, как нельзя вовремя.
– Почему, Базил? Что-то случилось после возвращения отца из Йефасы? – она снова вспомнила странный тон письма.
– Много что случилось… – Он оглянулся.
– Но что именно? Отцу не пришлось по душе ваше управление с Брогмотом? Серчает?
– Если бы… Лучше бы серчал! Вот недавно Портон провинился, напутал серьезно с арендными платежами. Это юный помощник Брогмота. За такое господин наказал бы его в былые времена. А сейчас…
И Базил неуклюже замялся, не зная, как объяснить.
– Да вы сами увидите, госпожа… – тихо закончил он. – Вы нужны здесь, как никогда! Всегда были нужны, но сейчас без вас будет сложно! И Брогмота надо поумерить… его пыл поумерить. Он совсем совесть потерял. Обнаглел, вьется вокруг господина лозой, чувствуя, что тот растерял живость. Подлизывается!
– О чем ты? Что стало с отцом?
Базил совсем растерялся. Он пошел рядом с медленно едущей повозкой, рассеянно разглядывая ребенка на руках Йевы, и они уже приблизились к железной решетке, которую сопровождение требовало поднять. Между тем из верхних окон высунулась почти вся прислуга, гадая, что за гости явились. Поэтому Базил и потерял желание говорить. Темные дела сейчас происходили в замке… Никогда не знаешь, не лучше ли промолчать и сделать вид, что тебя все это не касается.
Йева поняла, что управитель чем-то смущен. Тогда она подозвала к себе гвардейца и приказала поторопиться. Ее радость от возвращения в отчий дом сменилась тревогой. Что происходит?..
Отряд въехал под высокие ворота каменной крепости, которую никто и никогда не брал осадой. Хотя, надо сказать, никто и не пытался. Слава Брасо-Дэнто и его хозяина отваживала врагов лучше стен. Йеву встретили вышколенные слуги. Все здесь было чисто, светло, просторно, не в пример офуртскому двору, отчего ей даже стало стыдно. Как только представилась возможность, Ройс тут же соскочил с колен матери и, прихрамывая, заковылял по двору, удивленно разглядывая огромных вороных коней подле конюшен, такие же огромные стены, и отчего-то весело хохотал, пыхтел и сам с собой говорил – перед ним распахнулся огромный мир. От этого зрелища Йева поневоле улыбнулась, приказала кормилице последить за ребенком, чтобы он не угодил под копыта или колеса, а сама поспешно ступила внутрь замка.
Там все осталось как и в ее детстве. Все те же скамьи, а может, и не те, да сделанные по тем же чертежам, чтобы ублажить взор хозяина. Все те же серые стены, украшенные гобеленами с распахнувшим крылья вороном. Тревога ненадолго отступила. И Йева, пока управитель остался во дворе раздавать распоряжения насчет прибытия гостей, стала медленно подниматься по лестничным ступеням.
Стоял ранний вечер. Было еще светло. Значит, думала Йева, отец уже должен закончить с аудиенциями и приступить к корреспонденциям и отчетам. Все было ей так привычно, так близко, что она даже ускорила шаг с чинного, присущего графине, на девичий быстрый, будто этим шагом возвращала себя в те времена, когда был жив ее родной брат. Ах, Леонард… Она прошла по ковровой дорожке к кабинету, прильнула к двери из дуба, как ей показалось, даже теплой, и распахнула ее. Но внутри оказалось темным-темно. Гардины задвинуты. Письма лежали высокими стопками на столе необработанные. А за рабочим столом никто не сидел, и тихий мрак окутывал его со всех сторон. Разве не любил ее отец по вечерам заниматься спокойной работой?
