Гномья летопись, или Быль об Олвине - Lars Gert
И спустился Олвин в глубины гор, и пребывал во тьме и мраке подземелий многие и многие дни. И дошёл он до центра Земли, упав на самое дно, пройдя через раскалённую магму. Но не жгло гнома ничего, ибо движим он был тем, как угодить Ёллейн. И пробурив земное ядро, наткнулся он на сердце земли! Удалось Олвину то, что не удавалось никому из гномов, ибо «сердце земли» был самым красивым, самым прекрасным, самым лучшим, самым дорогим, самым ценным из всех камней, что когда-либо добывали гномы.
И возвратился Олвин с этим сокровищем наверх, и предстал перед Ледяной королевой, учтиво склонив главу свою в почтении своём великом.
— Держи же, госпожа моя, сердце земли; се мой тебе подарок, который достался мне ценой моего зрения, моего здоровья: пробыл я во мгле годы, и ныне хил и слаб; я хром, устал и почти ничего уже не вижу. Отпусти же меня, прошу, ибо, что бы я не делал для тебя — всего тебе мало.
И рассмеялась Ёллейн, и встала с ледяного трона. И спустилась в залу, и дала согбенному годами и трудами Олвину оглушительную пощёчину — да такую, что не удержался некогда крепкий гном на ногах своих, и упал на колени. И, как коршун, вилась над ним великанша, язвительно ехидничая. И сжался гном в комок, ибо после подгорных подземелий слишком ярок был свет — даже для его старых, подслеповатых глаз, ведь состарился Олвин раньше времени, раньше срока. Наибольший же свет исходил от самой великанши, но свет тот был не от мира сего, но от лукавого. И забился бедняга в угол, но шутя вытащила того за шкирку злая колдунья, и пнула так, что отлетел он на другую сторону, скользя по зеркальному полу, не в силах удержаться.
— Подарок твой хорош, но пуст! — Рявкнула Ёллейн, гневно сверкая своими очами. — Что мне до сердца земли, если оно — мертво? Блестит, переливаясь на солнце всеми цветами радуги, и манит любого… Кроме Меня.
— Чего же ты хочешь, моя госпожа? — Потупил свой взор гном, не в силах глянуть на великаншу. Он больно ушибся, и стоял еле-еле, душа в теле.
— Вдохни в сей камень жизнь! — Приказала Ледяная королева, чья душа также была холодной, мёрзлой. — Выстрой же, сооруди мне из сего камня Каменный цветок, дабы радовал он мой глаз.
И пошёл гном, и взял камень. И удалился, дабы сделать из него то, что повелела ему Ёллейн.
И вот, прошло некоторое время, и несёт гном Олвин цветок столь прекрасный, как если бы он был настоящий! Каждый захотел бы себе такой, в свой сад, оранжерею.
И вгляделась королева великанов, сузив свои очи, и недовольно, грозно изрекла:
— Вот, камень стал цветком — однако ж, не ожил?! Проткни же тотчас своё сердце, и окропи своею кровью Каменный цветок, дабы начал он цвести, благоухать! Дабы я с помощью него и своей магии подчинила себе весь мир! Ибо тот, в чьих руках сердце земли — владеет всем.
Ведь утаила великанша, что воспротивится сердце земли злой воле, и не станет ей служить! И только кровь сильнейшего из гномов (которые сами есть Камнерождённые) да магия тёмная и злая (которая сделает так, что кровь эта будет жить в Каменном цветке вечно, не сворачиваясь никогда) способны повернуть всё спять и сделать так, что добро будет работать на пользу Злу…
И занёс уже вдруг Олвин длань карающую над собой, дабы пролилась горячая да алая струя на лучший из его трудов, но тут случилось то, что должно было случиться: одумался, опомнился тут гном, ведь иная уготована судьба ему богами.
— Чего же ты ждёшь? Ну же! — Закричала Ледяная королева, сгорая от нетерпения и томительного ожидания.
— Не стану впредь идти на поводу, ведь ты — жестокая и злая! — Спокойно произнёс Олвин, но внутри него уже пробудился огонь возмездия, расплаты и обиды.
Побелела та, как полотно, хотя и так белым бела.
— Да как же смеешь ты, прах и дщерь, противиться моей великой воле? — Не на шутку разозлилась королева. — Неблагодарный! Кто тебя поил, кормил? Сейчас же на колени, и да знай же своё место!
— «Поил, кормил…»? А я здоровье всё сгубил! — Обиженным тоном сказал гном. — Я не вижу и не слышу; еле ползу, чуть передвигаюсь. Но злобу, хитрость, сущность неуёмную, фальшивую; натуру хищную и лживую я вижу насквозь и без глаз, без всякой магии. Ты дрянь, которая не заслужила ничего!
— Что, ЧТО ты можешь сделать??? — Наступала, наседала на Олвина Ёллейн.
Но не попятился, не отступил на сей раз гном упрямый и отважный.
— Вернусь я к той, что ждёт меня в таверне; что любит искренне, скучает. Господи, ну как же я был слеп? Прозрел лишь ныне, но — вовек! Отпустила с миром, но со слезами на глазах. Впредь же не оставлю боле, никогда. Возвращусь и за руку возьму, а руку ту к груди своей прижму. В уста сахарные я любовь свою вложу, и крепко, нежно обниму…
— Ужель так любишь свою гномку? — Насмехалась великанша. — Сестрой своей лишь величал — теперь возлюбленною посчитал?
— Возлюбил её я раз и навсегда! Лишь умолчал о том; не ведает она. К кому я шествовал за помощью, советом? К кому спешил после работы? Кого улыбкой одарить мечтал? Кого спасти от зверя я гадал? В чьи очи заглянуть хотел? По пути сюда, я много женщин повстречал! Эльфийки, тифлинговы девы… Прекрасны сердцем и душой, но в дом их я ведь, ни ногой! Всё ж Юнни мне милее всех! Лишь ей я верен я, эх… Эх. Ни на одну я не смотрел, и на тебя я б не взглянул! Ты страшное, презлое существо, и как же носит тебя по земле? Очаровала, заколдовала, отравила, уничтожила, сгубила… Я не люблю тебя, ты — тварь! Уродина внутри, хоть краше многих ты.
Олвин топнул ногой; выглядел он воинственно и угрожающе, хотя от былой его силы не осталось ни следа.
— Ба, какие речи! — Медленно похлопала Ёллейн в ладоши. — Коль
