Юрий Брайдер - Дисбат
— Включи газ, — распорядился Синяков. — И поставь на огонь чистую сковородку. — Еще мне нужно что-то похожее на барабан.
— Мое брюхо сойдет? — Дашка попыталась выпятить живот, но это было то же самое, что Синякову станцевать на пуантах.
— Дай тогда чайник, — попросил он. — А еще лучше бидон. Есть у тебя пустой бидон?
— Если нет, то скоро будет, — пообещала Дашка. — К утру мы его точно опустошим. — Ладно, сойдет и чайник…
Все происходило совсем не так, как в прошлый раз, и если бы он мог предвидеть это заранее, никогда бы не отважился на столь сомнительное предприятие, особенно на пару с сопливой девчонкой.
Дела пошли наперекосяк с самого начала. Едва смрад тлеющего зелья наполнил квартиру, как Дашка умолкла, закатив глаза. Синяков еще не вошел в нужный ритм — колотушку ему заменяла скалка, извлекавшая из древнего чугунного чайника мощный и глубокий звук, — а девчонка уже тряслась как припадочная, пуская ртом пену, очень похожую на ту, что шапкой стояла над кружкой браги.
Одно из двух: или Дашка была подвержена приступам падучей, или являлась идеальным попутчиком для путешествия в иные миры. Фигурально говоря, она заводилась с полоборота. Глядя на ее даже не побледневшее, а позеленевшее личико, Синяков подумал, что девчонка имеет шанс предстать перед духами гораздо раньше его самого.
Нужно было спешить. Он заколотил по чайнику изо всех сил и как можно более проникновенно воззвал к сверхъестественным существам — и к тем, которые повиты солнечным светом, и к тем, которые ищут себе пропитание в свежих могилах…
То, что он ощущал сейчас, совсем не походило на плавный и стремительный заплыв по искрящейся реке.
Синяков с неимоверным трудом пробирался по темной и тесной норе, которая, вполне возможно, могла быть глоткой какого-нибудь чудовища, а иначе почему бы она медленно пульсировала то чуть расширяясь, то сжимаясь до такой степени, что у него трещали ребра. Чайник-барабан хоть и остался где-то в неимоверной дали, но от его грохота закладывало уши. Где сейчас находится Дашка — под ним, над ним или рядом, — Синяков определить не мог.
Ему было трудно, невероятно трудно. Почти как человеческому плоду, изгнанному из матки в родовой канал. Случись с ним такое в прошлый раз, он навсегда потерял бы охоту к подобным мероприятиям.
Неужели вторая попытка всегда дается труднее, чем первая? Синяков вспомнил, как когда-то выиграл свой первый чемпионат города — выиграл легко, словно в тумане, ни на что заранее не надеясь, «со страха», и как трудно, буквально кровью и потом, далась ему следующая медаль.
Впрочем, каким-то краешком своего сознания, не затуманенного ни парами браги, ни дымом шаманского зелья, ни дурманом, изначально свойственным любой магии. Синяков понимал, что эта черная нора такая же иллюзия, такая же фикция, такая же условность, как и та светоносная река, в воды которой он окунулся прошлой ночью. Если все это и существовало, то совсем в другой форме, скорее всего абсолютно недоступной для человеческого восприятия.
Реальной была только опасность, которой он себя подвергал.
Синяков не знал, имеется ли в нижнем мире небо, или его функции там выполняет нечто совсем другое, поэтому ничуть не удивился, увидев над головой плотные и неподвижные серо-синие облака, похожие на завитки каракуля.
Бой уже закончился, и, насколько хватало глаз, повсюду валялись мертвые воины — где вповалку, где в одиночку, где крест-накрест, а где вообще кучами. Были они все свеженькие, истекающие последними каплями крови, еще не ограбленные и не раздетые.
Те, кто имел головы, были все сплошь бородаты. Одни — облачены в кольчуги, поблескивающие, как цыганское монисто, другие — в простые армяки, с на— —шитыми на груди стальными пластинками. Кто-то был в грубых сапожищах, а кто-то в онучах, перевязанных ремешками.
Все мертвецы походили друг на друга, как братья. Ну, в крайнем случае, как отцы и сыновья. Не имелось среди них ни косоглазых степняков в бараньих малахаях, ни закованных в броню крестоносцев, ни усатых ляхов, перед боем цеплявших на свои кирасы ангельские крылья.
— Чего вылупился? — К Синякову подлетел матерый ворон, иссиня-черный, как глыба антрацита (на кровавую поживу собралось много его соплеменников).
— Так, смотрю… — немного смутился он.
— Братья здесь шуровали, — как бы отгадав мысли Синякова, пояснил ворон. — Глеб Святославович у Всеволода Святославовича казну спер. Ну и хоромы заодно спалил. Тот его здесь настиг. Оттянулись на славу. А ты какого хрена сюда приперся? Кто тебя звал?
— Это нижний мир? — уточнил Синяков.
— Понимай как хочешь…
— А ты, стало быть, мой дух-покровитель?
— Формально числюсь, — уклончиво ответил ворон.
— Тогда здравствуй. Очень рад с тобой опять свидеться.
— Засим и явился? — В словах ворона звучала ирония.
— Ага… Жаль только, что время не очень удачное выбрал.
— Это как сказать. — Ворон пересел повыше, на край воткнувшегося в землю червленого щита. — Для нашего брата нынче прямо пир…. Кстати, ты со мной зря поздоровался. Мы сегодня уже виделись.
— Где? — удивился Синяков.
— Ну не в гробу же! — непонятливость собеседника вывела ворона из себя. — В твоем мире. Срединном…
— Каюсь, не признал я тебя там.
— Так и должно быть. Мой истинный облик тебе узреть не дано… А за то, что стараешься ублажить меня, спасибо. Вот только когда вино хлещешь, не забывай про духа-покровителя.
— Тебе стакан наливать?
— Нет, просто плесни немного в сторону. И пошепчи что-нибудь.
— А что пошептать?
— Форма произвольная. Главное показать, что ты обо мне помнишь. А кто это с тобой? — Ворон, словно прихорашиваясь, почистил перья.
Только тут Синяков заметил невдалеке Дашку — прозрачную полустрекозу-полуженщину, как будто бы сошедшую с полотен Сальвадора Дали. Просто не верилось, что еще совсем недавно она торговала на базаре книгами сомнительного содержания, а потом цедила вонючую брагу.
— Так, одна знакомая, — Синяков почему-то застеснялся. — Человек добрый, но несчастный… Ей бы приличного духа в покровители подыскать…
— Я бы и сам не прочь ею заняться, — ворон выпятил грудь. — Да только сначала с тобой разобраться надо. Чувствую, вытянешь ты из меня все жилы… Впрочем, содействие оказать можно. Есть тут у меня один приятель. Раньше он Глебу Святославовичу покровительствовал. Тому самому, что казну спер… А нынче без клиента остался. Сам понимаешь, стресс! Сейчас он ему глаза выклевывает. Никому чужому не доверил… Эй, Иоанн! — зычно позвал он.
Раздалось хлопанье крыльев, такое звучное, словно к ним приближался по крайней мере дикий гусь. На край щита уселся еще один ворон. От духа-покровителя Синякова он отличался только серебряным кольцом со старославянской надписью, надетым на правую лапу.
— Глянь на ту кадру, — первый ворон толкнул его крылом. — Вроде свободная… Займешься?
— Сам занимайся, мудозвон, — буркнул ворон Иоанн, явно опечаленный безвременной кончиной своего протеже.
— Занялся бы, да возможности нет, — вздохнул синяковский ворон. — Загружен по основной, так сказать, линии…
— С такой лучше не связываться, — покачал головой ворон Иоанн. — Только намучаешься. Она и сама уже почти что дух, а не человек. Ей в верхнем мире покровителей искать надо. Да и одержимая она, разве не видно?
— Мое дело предложить… — Синяковский ворон явно приуныл.
— А мое, естественно, отказаться, — закончил за него крылатый приятель. — Ладно, мне пора. Полечу… Я тут столковался кое с кем. Сейчас догоним этого гада Всеволода. Будет ему нынче кровавая баня. Не хочешь присоединиться?
— Своих забот хватает.
— Ну как хочешь… — Ворон Иоанн исчез, как будто в воздухе растворился.
— Такие вот дела. — В тоне духа-покровителя слышались извиняющиеся нотки. — Уж если Иоанн ей помогать не взялся, то не знаю даже… А девчонка, я тебе скажу, серьезная. Такая, если правильно себя поставит, и без нашей помощи обойдется. Ну и увянуть может с таким же успехом.
Каракулевые завитки, покрывавшие небо, между тем приобрели фиолетовый оттенок. Густая тень, которую отбрасывал торчавший неподалеку довольно крутой холм, медленно удлинялась, словно окутывая поле брани траурным покрывалом. Здесь тоже смеркалось, но совсем не так, как в срединном мире, а мрачно и величаво. Все это, вместе взятое, выглядело как репетиция конца света.
— Не знаю, как сказать… — В душе Синякова, и без того измученной, болезненно шевельнулся еще один осколок тревоги. — Но этот пейзаж мне как будто что-то напоминает.
— Ничего удивительного, — сказал ворон. — Вон на той горке ты меня сегодня колбаской угощал. Не меня, конечно, а какую-то драную тварь, но я воспринял этот поступок жестом доброй воли именно по отношению ко мне.
— Сейчас там собор стоит? А рядом военный суд вкупе с прокуратурой? — догадался Синяков.
