Юрий Брайдер - Дисбат
— Странно… Мне все играючи далось. И если это был не сон и не бред, то на обратном пути я видела брата.
— Что он делал?
— Разъезжал на своем мотоцикле. Он без него шагу ступить не может. Раньше, когда мы вместе жили, он даже в сортир на мотоцикле ездил. Это шагов сто отсюда. Минута ходьбы. А он все равно заводил мотор и мчал как оглашенный.
— Брат в форме был? — Синяков и сам не понимал, почему Дашкино сообщение так заинтересовало его.
— Я его только мельком видела. Скорее по звуку мотора угадывала. То впереди меня пронесется, то сзади… Куртка на нем была кожаная, это точно! Она ему от одного нашего соседа досталась, старого чекиста. Симпатизировал тот брату. Когда от водянки помирал, позвал его. «Бери, — говорит, — мою куртку на память. Я в ней всякую контру в расход пускал. Чтоб таким, как ты, сейчас счастливо жилось».
— Как тебе показалось — это был тот мир или этот?'
— Трудно сказать, — Дашка задумалась. — Я сначала такой легкой себя ощущала… ну как перышко! Мне даже дышать не нужно было. Ногой ступаю — ничего не чувствую. Головой ударюсь — то же самое. А уж когда мотоцикл в последний раз услышала, у меня и пятка чесалась, и в горле першило… Там мрачно так! Все какие-то катакомбы, катакомбы, катакомбы… Как под Одессой. Вы были в Одессе?
— Был.
— Понравилось?
— Не очень.
— Почему?
— Наверное, чего-то другого ожидал… большего… А это оказался обыкновенный городишко, к тому же еще и грязный. Дюк, знаменитый, в полтора метра ростом и весь зеленый. Потемкинская лестница почти развалилась. Кругом попрошайки. На Привозе все втридорога. Пивную на Дерибасовской я так и не нашел… А ты сама когда там успела побывать?
— Давно уже. Наш детдом туда на экскурсию возили.
Синяков хотел задать ей еще какой-то вопрос, но Дашка уже спала, тихонько посапывая.
Солнце едва успело подняться над крышами, а на еще не остывшем пожарище собрались все заинтересованные лица.
Дашка и Синяков разбирали головешки в том месте, где, по их представлению, должна была находиться волшебная иголка. Инспектор Госпожнадзора, благодаря короткой верхней губе и торчащим вперед резцам похожий на кролика, пытался установить причину пожара. Милиционер Леня вышагивал вокруг, пресекая возможные попытки мародерства, хотя ничем иным, кроме яблок, спекшихся прямо на ветках, поживиться здесь было невозможно.
От барака осталась только кирпичная коробка да двенадцать (по числу квартир) печных труб.
Пожарник, с самого начала подозрительно косившийся на Дашку и Синякова, поинтересовался:
— Вы, собственно говоря, что здесь ищете?
— Колечко обручальное. Семьсот пятидесятой пробы, — ответила Дашка.
— Так оно, наверное, расплавилось.
— Ничего, зуб себе вставлю, — Дашка пальцем растянула рот, демонстрируя отсутствие нижнего левого резца. — А то орешки щелкать неудобно.
Спустя пару минут дотошный труженик огненного фронта вновь подал голос:
— Проводку когда в последний раз меняли?
— Люди говорят, в сорок втором году, — с готовностью пояснила Дашка. — Здесь при немцах фельд-жандармерия располагалась.
— Понятно… — Пожарник занялся осмотром газовой плиты, искореженной взрывом. — Имущество застраховано?
— Мне оно по наследству от одной бабки досталось. Бывшей дворянки девяноста семи лет от роду. Вот у нее бы и спросить. Хотя помню, что на чердаке жестяная табличка валялась. Страхового общества «Европа», основанного… э-э… каким-то Флейшманом и сыновьями в одна тысяча девятьсот, кажется, третьем году… Вот! — Дашка явно гордилась своей памятью.
Пожарник как-то странно посмотрел на нее и ни о чем больше не спрашивал.
Довольная тем, что ее оставили в покое, Дашка приступила к просеиванию золы. Один за другим на свет начали появляться уже знакомые Синякову предметы — почерневшая от окалины кружка с дыркой в ручке, черепки тарелки, на которой вчера лежало сало, погнутая вилка и совершенно не пострадавший чугунный чайник, так удачно заменивший бубен.
Потом пошла мелочовка — кривые гвозди, пивные 'Пробки, крепежные детали, оставшиеся от сгоревшего стола, нож без рукоятки.
«Тс-с-с!» — вдруг прошептала Дашка, приложив палец к губам. Искомая иголка буквально сама прыгнула ей в руку. От огня она, слава богу, абсолютно не пострадала.
— Ага! — раздался у них за спиной торжествующий голос пожарника. — Вот вы и попались!
Синяков уже подумал было, что в город вернулись средневековые законы и их с Дашкой обвинят сейчас в общении с нечистой силой, но все оказалось гораздо проще. Пожарнику удалось обнаружить змеевик самогонного аппарата, которым он сейчас и размахивал, словно взятым в бою драгоценным трофеем.
На крики пожарника появился милиционер Леня и мрачно засопел носом. Судя по всему, его симпатии были целиком на стороне Дашки.
— Понимаете теперь, что является причиной пожара? — обратился к нему пожарник, явно довольный собой. — Неосторожное обращение с огнем при изготовлении самогона. Сейчас протокол составим. На две статьи как минимум потянет.
— Вы шутите, товарищ начальник, — весьма натурально удивилась Дашка. — Какой еще может быть самогон в наше время?
— А это что? — пожарник сунул ей под нос свою находку. — Улика! Притом неоспоримая!
— Да ведь это трубочка, по которой газ из баллона к плите поступает. Вы разве ослепли? — Дашка только слегка прикоснулась к медной спирали, и та сразу распрямилась, действительно став обыкновенной, хоть и несколько кривоватой трубочкой.
Пожарник опешил, словно муж, обнаруживший в постели жены любовника. Сначала он попытался вернуть трубочке прежнюю форму, но лишь согнул ее на манер кочерги.
— Что же это такое? — растерянно пробормотал он, тыкая этой кочергой в сторону милиционера Лени. — Вы же сами только что видели…
— Ничего я не видел, — буркнул юный страж порядка, возобновляя свое бессмысленное патрулирование.
Пожарник с надеждой перевел взгляд на Синякова, но тот добил его окончательно.
— Поутру бывает и не такое привидится, — произнес он с сочувствием. — Сто грамм выпейте, и все пройдет. Но не больше! А чтобы начальство не унюхало, мускатным орехом закусите.
Пожарник скорее всего большим умом не отличался (ведь именно на таких людях держатся органы), но сейчас даже он понял, что ловить здесь ему нечего.
Отшвырнув злосчастную трубку, он с независимым видом удалился. Можно было побиться об заклад, что официальной причиной пожара будет признано неудовлетворительное состояние электропроводки.
Глава 8
Вскоре выяснилось, что Дашка простудилась. Можно было только гадать, где ее продуло вчера, но скорее всего это случилось на пожаре. По наблюдениям Синякова, сквозняки в нижнем мире отсутствовали, да и путешествовала туда Дашка, надо полагать, налегке, без участия своей телесной оболочки.
Тем не менее голос ее осип, из носа потекло, появился хриплый кашель. Она накинула на себя обнаруженную в курятнике драную кофту, а горло замотала теплым шарфом, что вкупе с коротенькими ситцевыми шортиками и тапочками на босу ногу придавало ей весьма экзотический облик.
— Везет же тебе, — покачал головой Синяков. — Давай я хоть за лекарствами в аптеку сбегаю.
— Ничего, со мной это часто бывает, — отмахнулась Дашка. — Заварю медуницу или чабрец. А еще лучше малину…
— Помогает?
— Нет. Так ведь и аптечные лекарства не помогают. А за них еще и деньги надо платить.
Наступило неловкое молчание. Дашка вытащила из рукава иголку и, ни слова не говоря, вернула ее Синякову. Это можно было расценивать как жест прощания.
— Ты, конечно, понимаешь… — неуверенно начал он.
— Все я понимаю, — ободряюще улыбнулась она. — Раз надо, идите. Бог даст, еще свидимся.
— Я хочу по официальным инстанциям пройтись. Насчет сына разузнать. А ты побудь здесь пока. — Синяков чувствовал себя весьма неловко, по-прежнему полагая, что является причиной всех несчастий, свалившихся на девчонку за последние сутки. — Под вечер вернусь. Вместе чая с малиной попьем.
— Возвращаться вас никто не заставляет, — Дашка приняла как можно более независимый вид. — Какой вам от меня прок? Крыши нет. Выпивки нет. Даже телес приличных нет. — Она потрогала себя за те места, где у женщин полагается быть грудям. — А обузой вам я быть не хочу. Уж лучше давайте расстанемся подобру-поздорову.
— Вдвоем как-то веселее. — Синяков старался не кривить душой, зная, что обязательно попадется на лжи.
— Тогда зачем мне здесь одной оставаться? — сразу оживилась Дашка. — От безделья я еще больше расклеюсь. Да и хозяин мой может за своим товаром явиться. Чем я, спрашивается, с ним расплачиваться буду?
— Поехали со мной, если хочешь. Только я за твое здоровье боюсь.
— Мне не привыкать, — Дашка с удовольствием чихнула. — Я сколько на свете живу, столько и болею. Если вы про все мои недуги узнаете, то на край света сбежите.
