Вся Урсула Ле Гуин в одном томе - Урсула К. Ле Гуин
Но я так и не смогла нарисовать лося бабушке в подарок; так что мне пришлось рассказать ей о той чашке.
Я сказала, что хотела нарисовать такого же лося, как на чашке, которую я видела в витрине магазина «Вини».
И после ланча бабушка сказала: «Пойдем-ка, да посмотрим, что это там за чашка». И мы отправились к магазину, и чашка все еще была там. И у лося, который на чашке, на рогах было что-то красивое — бабушка сказала, что это венок, а я сказала, что это, наверно, волшебный лось. И бабушка со мной согласилась. И мы вошли в магазин, и она купила эту чашку для себя, но сказала, что это будет считаться подарком ей от меня ко дню рождения, потому что если бы я эту чашку с волшебным лосем не обнаружила, то она, бабушка, никогда такого подарка и не получила. А мистер Вини сказал, что это чашка для бритья. Ну и пусть. Я спросила, можно ли в нее наливать кофе, и бабушка сказала, что можно, но она скорее всего будет просто ею ЛЮБОВАТЬСЯ — поставит на шифоньер рядом с индейской корзиночкой и зеркальцем в оправе из слоновой кости, которое ей привезли из Сан-Франциско.
ЛИЛИ, 1957
Я сидела на диване в гостиной и что-то чинила или штопала; был ясный холодный зимний день, солнце взошло примерно час назад. Оно проникло в дом через восточное окно, и его лучи упали прямо на мою работу.
А потом оно выбралось из-за густых еловых ветвей, и мне в лицо ударил его ослепительный свет. Я даже глаза закрыла, чувствуя тепло солнечных лучей, пронизывавших насквозь и мою плоть, и мою душу. И я сидела, вся просвеченная солнцем, и понимала, ЧТО чувствуют те ангелы. Я была пропитана и согрета этим светом. Я сама стала солнечным лучом. И ангелы растворились в этом дивном свечении. Исчезли.
Лишь через некоторое время я смогла снова открыть глаза. От нагретых солнцем рук и груди исходило тепло, а тот пронзительно яркий свет, что ослепил меня, превратился в широкий луч, как бы рассекавший воздушное пространство комнаты, и в этом луче бесшумно плясали пылинки, перемещаясь по каким-то своим законам, точно планеты в космическом пространстве; и пылинки эти сверкали, как звезды, которые, вообще говоря, на самом деле солнца. И, если задуматься, то все мы плывем куда-то вместе и порознь, каждый вокруг своего солнца, точно эта светящаяся пыль…
ВИРДЖИНИЯ, 1957
Сильная женщина, чья сила заключена в ее одиночестве, и слабая женщина, чье сердце ранено воображаемым разрывом с возлюбленным — вот мои матери. А в качестве отца у меня не мужчина, а только мужское семя. Я, так сказать, ПОСЕЯНА и отца не имею. Кем же может быть дитя насильника и изнасилованной?
Нигде и никогда не говорится, например, был ли у Персефоны ребенок.[254] Правитель ада. Судья в Царстве мертвых. Повелитель Денег изнасиловал ее, увлек в свои чертоги, сделал своей женой. Неужели она ни разу не понесла от него? Возможно, Аид был импотентом?
Или же он был от рождения стерилен? Возможно, у Персефоны в Подземном царстве случился выкидыш? Или там все дети рождаются мертвыми? Или зародыш навсегда остается во чреве матери, которое, как считают многие, и является раем? Все это вполне возможно.
Но я считаю, что Персефона все-таки родила ребенка ровно через девять месяцев после того, как была изнасилована на лугу, где собирала цветы. Да, она собирала первые весенние цветы, и тут черная колесница вылетела из-под земли, и Повелитель Тьмы схватил Персефону… В общем, тот ребенок должен был родиться примерно в середине зимы и под землей.
Когда пришло время Персефоне провести «законные» полгода с матерью, она поднялась из царства Аида по бесчисленным тропам и лестницам к дневному свету, держа на руках запеленутого младенца. А, подойдя к родному дому, громко крикнула: «Мама! Смотри!»
И Деметра радостно обняла их обоих, крепко обхватила руками — так обыкновенная женщина собирает в охапку цветы или хворост.
Ребенок быстро рос на весеннем солнышке, как растут мощные дикие травы, и когда Персефоне пора было возвращаться вниз, чтобы осень и зиму провести со своим мужем, мать попыталась убедить ее, что ребенка лучше было бы оставить с нею. «Нельзя брать бедную крошку в такое ужасное место Там такая нездоровая обстановка, Сефи! Малыш там просто зачахнет!»
И Персефона поддалась на уговоры матери; ей и самой хотелось оставить ребенка в большом светлом доме, где ее мать была и поварихой, и домоправительницей.
Она вспомнила, как ее муж, Судья мертвых, смотрел на ребенка своими белыми глазами, напоминавшими ей глаза пойманной браконьерами форели. И эти глаза всегда были уверены, что все на свете виновны. Она вспомнила о том, как темно и сыро там, в подполе нашего мира, под низкими каменными сводами, как эта сырость и темнота вредны для здоровья ребенка. Она вспомнила и о том, что малышу негде будет там побегать и нечем будет играть — разве что драгоценностями, золотом да серебром. Однако «сделка» (как называли это боги) была уже заключена. Преданная собственным мужем, Персефона съела плод его предательства — семь зернышек граната, красных от ее собственной крови, съела и предала сама себя. Она съела пищу, поданную ей ее хозяином, а потому и не могла теперь стать свободной; и ее дитя, дитя рабыни, не могло быть свободным. Хотя наполовину свободной она все же была. В общем, она взяла ребенка на руки и стала спускаться вниз, в Подземное царство, по бесчисленным темным ступеням, оставив бабушку горевать и гневаться в ее большом, светлом и таком пустом теперь доме, по крыше которого всю зиму тоскливо стучит дождь.
Небо было Персефоне отцом и дядей. Аид, который изнасиловал ее, был ее дядей и мужем. Был у нее
