Павел Данилов - Меценаты зла
– Здравствуйте, – кивнула женщина и широко улыбнулась. – Мы рады новым людям. Особенно женщины. – С этими словами она продолжила путь к синтезаторам.
– Здлавствуйте, – сказала Лиза, освободившись от опеки матери. Девочка страдала ротацизмом.
Громов присел на корточки и улыбнулся, когда девочка подошла к нему, близоруко щурясь. Все альбиносы рождаются со слабым зрением. Она протянула маленькую ладошку и важно произнесла:
– Лиза.
– Кирилл, – представился звездолетчик, осторожно беря тремя пальцами почти прозрачную ручку девочки.
– Килилл, – картаво повторила Лиза и повернулась к французу.
– Жак, – с усилием растянув губы в улыбке, сказал он.
Лиза несколько секунд щурилась на экс-водителя, а затем перевела взгляд на проводника гостей.
– Здласте, дядя Матвей, – расплывшись в щербатой улыбке, сказала девочка.
– Привет, привет. Маша, когда ребенку линзы поставишь?
– Вот семь стукнет, сделаем операцию, – вытащив две исходивших паром тарелки, ответила женщина.
– Ну, как знаешь, – сухо сказал Матвей. Затем посмотрел на гостей: – Пойдемте.
Матвей показал им кинотеатр с фильмотекой в десятки тысяч единиц – от арт-хауса и короткометражек до многосезонных сериалов. Следующим был спортзал с полсотней тренажеров. Двое мужчин работали со штангой, молодая девушка, шумно дыша, мчалась по беговой дорожке. Рядом располагался бассейн, массажные ванны и две сауны.
– Санаторий, – хмыкнул Кирилл.
– Вечный отдых. С рождения и до смерти, – тоже улыбнулся Матвей. Но в голосе не слышалось ни единой нотки радости.
Они зашли в библиотеку с парой тысяч настоящих бумажных книг. На одном из столиков лежало десять планшетов. Громов догадался, что в них – сотни тысяч книг.
Когда Кирилл зашел в следующее здание, он застыл. В нос ударил букет свежих, приторно-сладких, дурманящих запахов. Они были в оранжерее. Карликовые деревья, огромные пальмы, бело-черные, фиолетово-красные, желто-голубые цветы. Некоторые были размером с бутылочную крышку, другие – с большую тарелку. Среди зарослей стояли обвитые виноградом лавки. Жак опустился на первую же из них и вытянул ноги. Громов пошел дальше, стараясь глубоко не вдыхать пьянящие природные духи.
В дальнем конце оранжереи на одном из четырех кресел-качалок сидел парень с шевелюрой пшеничных волос. Казалось, что на его голове кто-то оставил стог сена или начал вить гнездо. Парень склонился над тетрадкой, между пальцев он крутил перьевую ручку. Кирилл сделал еще несколько шагов и остановился, думая, как вести себя с незнакомцем.
– Здравствуй, видевший много солнц, – оторвав взгляд от исписанной страницы, сказал парень. – Я завидую твоему счастью. Тосковать по тому, что ты видел собственными глазами.
Громов потерялся от такого потока пафоса со стороны незнакомца. Парень был его ровесником, или даже на несколько лет помладше.
– Зови меня Поэт, – представился тот. – А ты, как полагаю, Кирилл. А трехпалый соратник – Жак.
– Сидит круглые сутки среди цветочков, а, черт возьми, всегда все знает, – проворчал подошедший Матвей.
– Бог, в своей милости, многое мне рассказывает.
– Аккуратней, не заболтайся с ним, а то станешь как Псих, – предупредил сын старейшины.
– Псих, Псих… Мы, вообще-то, с ним братья, – надул губы Поэт.
– Тогда и зовись нормальным именем, как мать нарекла, – сказал Матвей. Потом повернулся к Громову и буркнул, словно сообщал кличку неряшливой дворняги: – Иван он.
– Приятно познакомиться, – чтобы хоть что-то сказать, кивнул звездолетчик.
– Иван? Что такое Иван?! – с силой оттолкнувшись от пола, спросил золотоволосый парень. Кресло закачалось быстро и напряженно. – Набор букв, почему-то означающий «помилованный Богом». Да здесь весь бункер помилованных!
От дурмана цветов, беспокойного гипнотизирующего качания кресла и мелькания блестящих глаз Ивана, Кирилл на миг выпал из реальности. Происходящее показалось фантасмагорией, возможной только во сне. Сейчас он проснется в своей тесной каюте, потом поболтает с капитаном и они совершат посадку, чтобы продать ресурсы со Spes.
– А Поэт – призвание, состояние души, истинное имя, в конце концов, – вдохновлено продолжал Иван.
– И как отличить одного поэта от другого? – откровенно забавляясь, спросил Матвей. – Вот станут Кирилл и Жак среди цветочков слова писать, и что, всех троих Поэтами звать?
– Не всякий рифмовщик поэт, – завелся Иван. – Но летающий меж звездами – Звездолетчик, Космический Странник.
– А кто тогда я? – с легким интересом продолжил расспросы сын старейшины.
– Ха! – довольный вопросом воскликнул Поэт. – Вот ты как раз – просто Матвей. Большинство людей хоть в бункере, хоть во всей галактике до самой смерти так никем и не становятся.
– Бред, – поморщился Матвей. – Общество рухнет, если пропадут кирпичики обычных людей.
– Конечно, – сразу успокоился Иван. – Потому я – Поэт, он – Звездолетчик, твой отец – Старейшина, а ты – Матвей.
Кирилл ждал, что на это ответит их гид по подземному городку.
– Надо сказать, чтобы тебя отправили на плантации недельку поработать, – прищурившись, сказал Матвей. – Может спустишься с небес на землю.
– Мы и так под землей. Ниже уже некуда, – легко ответил Поэт и, словно его собеседник испарился, уткнулся в тетрадь и застрочил что-то мелким торопливым почерком.
– Таких здесь мало, – словно оправдываясь, сказал Матвей Громову. Сын старейшины явно был не рад, что зацепил едкого в своем пафосе парнишку.
– Да нормально, – пожал плечами Кирилл.
Жак задремал, свесив голову на грудь. Громов пнул его по растрепанному кроссовку. Француз проснулся и вытер пущенную на подбородок слюну. Хлопая затуманенными со сна глазами, он поднялся с лавки.
– Хорошо здесь, – оценил Жак. – Правда в сон клонит.
– У нас почти все спят по десять-двенадцать часов, – пожал плечами Матвей, открывая дверь оранжереи.
– А что за плантация? – вспомнил Кирилл. – Тоже внутри здания?
Матвей покачал головой и ответил:
– Всему свое время.
Далее в известной только сыну старейшины экскурсионной программе была мастерская. Здесь стояло три стола, утилизатор, универсальный станок причудливой формы, и синтезатор, в несколько раз больше пищевого. Одна из стен полностью была закрыта рядом стеллажей с сотнями разных инструментов: от крошечных отверток, до массивных отбойных молотков и перфораторов.
– Синтезатор дает несколько десятков основных материалов, – начал расхваливать мастерскую Матвей, – кожзаменитель, пластик, керамику, дерево, бумагу, резину, краску… всего не перечислишь.
– А станок умеет со всем этим работать, – договорил за гида Кирилл.
– Не в каждом поселении все это есть, – восхитился Жак.
Матвей кивнул. Было видно, что он не испытывает за бункер никакой гордости.
Маленький домик оказался, Кирилл едва поверил, музеем Земли. Половину помещения занимали репродукции реальных экспонатов, в другой части зала виднелись десятки голографических проекторов. Они позволяли выбрать любую выставку, начиная с животного мира Земли и заканчивая костями австралопитеков и питекантропов.
Громов пошел вдоль экспонатов, но Матвей нетерпеливо произнес:
– У вас еще будет время все рассмотреть. Больше, чем вы думаете.
«Не будет, – мысленно огрызнулся Кирилл, – не собираюсь я тут торчать до самой смерти».
По соседству располагался медицинский центр. Спутники узнали его по огромному красному кресту на двери. Века и миллионы километров отделяют эту эмблему от прародителя на старушке Земле, однако, даже ребенок в глубоком бункере знает, что она значит.
Внутри все было либо белым, либо прозрачным. Даже доктор. В белом халате, с седыми волосами и гладко выбритой бледной кожей он отлично вписывался в интерьер.
– Свеженькие люди, – улыбнулся он. – Прекрасно.
Кириллу почудилась в его словах какая-то извращенная радость, словно они представляли для него гастрономический интерес.
– Надеюсь, вы будете здесь редкими гостями, – продолжал доктор, – есть жалобы?
Жак поздоровался и показал обрубки мизинца и безымянного пальцев. Доктор зацокал и поднялся на ноги.
– Сейчас что-нибудь придумаем, – сказал он.
– А мы пойдем дальше, – сказал Кирилл, – я тебе Жак потом все расскажу.
Француз кивнул. Он давно устал от экскурсии. Жак теперь хотел наесться более основательно и завалиться спать на чем-нибудь помягче голого камня.
– Тебе это не понадобится, – хмыкнул Матвей, – но для полноты картины…
Они зашли в детскую игровую комнату.
– Дядя Матвей! – одновременно заорали девочка и мальчик лет шести, спрыгнули с небольшого батута и побежали к взрослым.
