Андрей Степаненко - Избранник
Сашка растерянно просмотрел дарственные еще раз, опять перечитал письмо, задумчиво разложил бумаги по пакетам и тупо уставился в окно. Он и понятия не имел, что ему теперь делать. Нахально вступать в наследство и гнать всех этих доведших дядю Женю до ручки апостолов, а заодно и Мишку Лося поганой метлой? Или всё-таки подождать, когда дядьке надоест изображать из себя мессию в изгнании и он объявится дома — голодный, промерзший и несчастный от житейской неустроенности? Совершенно ясно было только одно: теперь ему придется официально заявлять в ментовку об исчезновении человека. Сашка поежился: думать об этом было неприятно.
«А если дядь Женя и вправду умер?»
Он вспомнил последний приступ и признал, что такое более чем вероятно. И лишь одно вызывало в нем здоровый скепсис: слишком хорошая подготовка «экспромта» с исчезновением. Прямо-таки мастерская... Пожалуй, для полной правды это всё было слишком торжественно и красиво.
— Саша... можно тебя оторвать?
Он поднял голову. На пороге кухни стоял Олег.
— Можно. — Сашка ткнул рукой в стопку бумаг на столе: — Ты из-за этого?
Бородач кивнул. Понятно, что видевший вручение дарственных Лешка им уже всё рассказал. Или — не всё?
Он вышел в зал и сразу понял: рассказано много. Обложенная цветастыми диванными подушками Неля сидела на ковре у стены, а все двенадцать апостолов стояли вокруг, словно на семейной фотографии, и даже Мишка Лось выглядел каким-то замороженным.
— Прочти, — отдал Сашка письмо Олегу и оперся плечом о косяк.
Бородач с поклоном принял бумагу и вслух, медленно и отчетливо начал читать последнюю волю их прежнего Учителя. Вовсе не имевший в виду чтение вслух, Сашка поначалу смутился, подумал, что, наверное, это не дело и так нельзя, но почти сразу же понял, что это лучший способ. И вообще, только так и нужно поступать. Потому что чем меньше останется меж ними недоговоренностей, тем лучше апостолы поймут его собственную позицию.
Когда Олег дочитал письмо до конца, в комнате воцарилась гробовая тишина. Такая, что стало слышно, как гудит за окном улица.
— Я что-то не понял, — первым подал голос Лось. — А что это за данное при тебе слово? Насчет меня...
— Евгений Севастьянович обещал, что лично он с тобой дел иметь больше не будет, — честно пояснил Сашка.
— Кому? — подозрительно сощурился Лось.
— Это не важно, — покачал головой Сашка.
— Но он ведь не написал, что и ты не должен иметь со мной дел, — усмехнулся Лось, — и что долги отдавать не надо, тоже не написал. Так?
— Верно, — кивнул Сашка. — Не написал.
— Так отдавай.
Сашка задумался. Понятно, что Лось потратился: и благовония для секты, и литература, и какие-то там плакаты стоят денег. И с этой точки зрения дядька Лосю остался должен. Но дядькин долг — это не его долг. А с другой стороны, всё дядькино имущество теперь по закону принадлежит ему.
— Сколько?
— Не-е... так дело не пойдет, — криво усмехнулся Лось. — Если б мне деньги были нужны, я бы их сразу взял. Ты мне обещанное отдавай.
— Поддержку на выборах?
— Точно.
Сашка вспомнил, как из его рюкзака достали пакет с анашой, оглядел ожидающих его решения апостолов и решительно замотал головой:
— Извини, но я на это не подписывался. Хочешь, чтобы я вернул бабки, проблем нет: продам и машину, и гараж — и верну всё до копейки. А в политику я не играю — нахлебался.
Лось заиграл желваками и повернулся к Неле:
— Слушай, Нель, это не дело. Я вам всегда помогал. И Севастьяныча из клетки вытаскивал, и деньги давал. Хоть ты ему скажи!
— А что я могу сказать? — откинулась головой на стенку Неля. — Ты сам всё слышал. Это ему решать, а не мне...
— Ну ладно... — процедил сквозь зубы Лось и, задев Сашку плечом, решительно вышел в коридор, но снова обернулся: — Шарик маленький. Сами прибежите.
Сашка усмехнулся: насчет того, что «шарик» маленький, он уже слышал — от капитана Шитова и ничего, пока на свободе. Хлопнула входная дверь, и он оглядел притихших, серьезных апостолов.
— Значит, так, мужики, я иду в ментовку заявлять о пропаже человека. Если кто хочет дать показания, может идти со мной. Есть желающие?
Апостолы молчали.
— Ну что ж, значит, я пойду один.
В горотдел он подошел к двенадцати дня и, с трудом оторвав дежурного офицера от оживленной беседы с двумя сидящими вместе с ним за стеклом сержантами, изложил суть дела. Но тот, узнав, что он хочет подать заявление о пропаже человека, недоверчиво покачал головой:
— Сколько дней прошло?
— Меньше суток, — честно сказал Сашка.
— Тогда ты рано беспокоишься, паря. Знаешь, сколько у нас таких случаев? К бабе твой дядька пошел, это как пить дать. Дня три подожди, и объявится.
— Не тот он человек, чтобы у бабы застрять, — не согласился с ним Сашка. — Да и дарственные он на меня оставил: и на квартиру, и на машины...
— Да ну?! — изумился дежурный. — А фамилия твоя как?
— Никитин.
— Никитин? — прищурился один из сержантов. — Постой-постой... слышь, Сереж, а это не тот Никитин, которого только что брать поехали?
Офицер задумался.
— Как твой адрес, говоришь?
Сашка назвал, и сержанты переглянулись:
— А ну-ка, пойдем с нами...
Они быстро выскочили из «аквариума», подхватили его под руки и поволокли к лестнице, а затем и на второй этаж. Провели сквозь приемную и втащили в кабинет подполковника Бугрова.
— Вот он, товарищ подполковник. Только что взяли!
Федор Иванович медленно поднялся из-за стола.
— Чего брехать-то?! — попытался вырваться Сашка. — Я сам в горотдел пришел!
— Сам? — недобро улыбнулся Бугров и тяжелой поступью подошел к Сашке. — Это хорошо. Значит, запираться не будем?
Он положил свою тяжелую крепкую руку на Сашкино плечо, подвел его к одному из стульев и повернулся к сержантам:
— Шитова ко мне.
— Есть!
— Садись, — коротко распорядился Бугров, и Сашка присел на указанный стул.
Он уже понимал, что происходит. Скорее всего, запорошенное снегом дядькино тело уже нашли где-нибудь возле трассы, и теперь ментам нужны все, кто видел Евгения Севастьяновича в последние часы его жизни. Просто чтобы понять, что случилось.
В дверь постучались.
— Можно?
Сашка вздохнул. Это был Шитов.
— Заходи, капитан, — кивнул Федор Иванович. — Видишь, кто у нас в гостях?
— Вижу, — расплылся в улыбке Шитов. — И что, колется?
— Сейчас узнаем.
Подполковник взял еще один стул, поставил его напротив Сашки и, расставив ноги, оседлал его сверху, животом к спинке.
— Ну, рассказывай, Санек.
— В деталях? — Милиционеры переглянулись.
— Для начала можно и вкратце.
Сашка начал рассказывать, как дядя Женя уговорил его принять мифическую Силу в обмен на посещение поликлиники, как это уже на следующий день обернулось для него участием в религиозном празднике и как, посидев некоторое время напротив дядьки, он потерял сознание и очнулся уже глубокой ночью, совершенно один.
— Ну-ка, давай еще раз, — остановил его Бугров. — Как это ты потерял сознание?
— Я не знаю, — глотнул Сашка. — Вырубился — и всё.
— Стоп-стоп, — выставил огромную красную ладонь вперед Бугров. — Так не бывает. Тебя что, по голове ударили?
— Вроде нет, — рефлекторно ощупал свою голову Сашка.
— А чего тогда гонишь?
— Я говорю правду. — Милиционеры переглянулись.
— Ты, Никитин, лучше скажи, где тело спрятал, — поинтересовался Шитов.
— Я его не убивал, — похолодел Сашка. — С чего мне его убивать? Он мне всё свое имущество подарил, а я, что же, нелюдь какой?
— Имущество? — снова переглянулись менты. — Какое такое имущество? Ну-ка, ну-ка, рассказывай!
Внутри у Сашки все опустилось.
— Квар-тиру... маши-ны... — чуть не заикаясь, начал перечислять он, — гараж...
Бугров скрипнул зубами и поднялся со стула:
— Значит, так, капитан, бери машину, и поехали. Сейчас он нам всё покажет: и кто как сидел, и чем убивал, и где тело спрятал.
Сашка аж застонал. Так попасть, это надо было уметь.
Его сунули в бугровский уазик, шофер обернулся и разулыбался:
— Привет, Санек! Че, как дела?
— Заткнись, Караоглу! — оборвал его Бугров.
— Ладно, — пожал плечами водитель. — Куда едем?
— Ихтиологическая станция, — глотнул Сашка. — Это за Шаманкой.
— Зна-аю, — завел машину водитель. — Мы туда за икрой для Хомякова ездим.
— Заткнись, я сказал!!! — страшно заорал подполковник.
— Как скажете, — обиженно насупился Караоглу и вдавил педаль газа до упора.
Уазик резко рванул с места, в считанные секунды миновал площадь, затем проскочил центр и спустя каких-нибудь десять минут перемахнул через мост, обогнул Шаманку с тыльной стороны и по еле заметной в снегу грунтовой дороге с натугой пополз вперед.
Уазик выбрасывал из-под колес десятки килограммов мокрого, липкого снега, буксовал, время от времени съезжал по скользкой заснеженной дороге вниз, к обрыву реки. Сашка вцепился в кресло, с ужасом наблюдал за этим высшим пилотажем и каждый раз думал: еще немного — и конец! И лишь когда уазик выскочил к станции, от сердца отлегло.
