Сочинитель - Андрей Русланович Буторин
«Тьфу! – разозлился на себя Васюта. – Олюшка умерла, а ты тут песенки распеваешь?!»
А в следующий миг затопало-загрохотало прямо над ним, и – о чудо! – брызнувший сверху свет заставил его зажмуриться.
Глава 11
Это были «папа» и «дедушка» – ну, то есть Сис и Дед соответственно. Кто-то из них перевернул «микроскоп», и мир вокруг сочинителя съежился, приняв свои обычные пропорции. Васюта увидел неподалеку лицей, понял, что поблизости дамба, и ему от знакомых ориентиров еще сильнее полегчало.
Спасители тоже с облегчением выдохнули, хотя Дед и проворчал:
– «Три шага от березы», «три шага от березы»! А в какую сторону шагать-то?..
– Чего же ты не уточнил? – хмыкнул Сис.
– А ты?! – возмутился Дед.
– Погодите… – попытался подняться Васюта, но боль в ноге не дала это сделать. Он даже не стал удивляться, что угадал про березу, его интересовало другое. – А почему надо было уточнять? Где сама Олюшка?
– Там… – неопределенно махнул рукой «дедушка».
– Она жива, не беспокойся! – поторопился сказать «папа».
– Была, – счел нужным уточнить Дед, – когда мы уходили.
– Она как раз в сознание пришла, – радостно подхватил Сис. – Вот мы про тебя и узнали…
– Да вы можете мне сказать наконец, что с Олюшкой?! – завопил сочинитель, вновь сделав попытку подняться. – Или я вас сейчас сам тут закопаю!
– Копалка еще не выросла… – пробурчал Валентин Николаевич, но сын остановил его:
– Погоди, пап! Он ведь и правда переживает.
В итоге Сис с Дедом рассказали Васюте, что на них по дороге к Околоту напали недобитки Лохмача, которые, несмотря на уверения осиц, все-таки не отступились от них, а примкнули к группировке «Вольные ходоки», состоявшей из подобного им отребья, и вновь попытали бандитского счастья. От них удалось отбиться, двоих пристрелив, еще троих ранив, но была ранена и Олюшка.
– Тоже в ногу, ты не волнуйся! – успокоил Сис сочинителя. – Только в левую.
– Почему же она была без сознания?
– Потому что еще и прикладом по голове прилетело, – сказал Дед.
«Бедная Олюшка! – мысленно простонал Васюта. – Опять прикладом по голове! Что ж ей так везет-то с этим?» Вслух же он спросил:
– А сейчас-то она где? И все остальные тоже?
– Там, куда и шли, – сказал «отец». – У Околота. – И хохотнул: – Вот уж старик нам обрадовался!
– Ага, – закивал «дедушка». – Особенно Силадану. Думал, что умом тронулся.
– Да некогда ему особо было думать, – помотал головой Сис. – Он же сразу Ольге помогать кинулся.
– Олюшке, – поправил сочинитель.
– Ей, – кивнул «папа». – А когда она в себя пришла – про тебя и рассказала. До этого-то мы уж решили, что капец тебе, навсегда потерялся. Ленка даже всплакнула… Короче, за тобой решил пойти я, все ж «ОСА» более в Мончетундровске приметна, чем Сидоровы, да Светуля с Анютой и без того подругу оставлять не хотели. Ленка Околоту взялась помогать. Силадана я сам не пустил – нечего ему на людях светиться, пока не освоился.
– А я пошел, потому что крови боюсь, – захихикал «дедушка».
– Что, много крови она потеряла?.. – проговорил Васюта.
– Да слушай ты его больше! – отмахнулся Сис.
– А ты еще скажи – мало! – возмутился Дед. И покосился на сочинителя: – Да не боись, дело молодое, восстановится кровушка. Ты-то как – передумал нас с Серегой закапывать?
– Передумал, – буркнул Васюта. – Зато у меня для вас садюшка есть:
Папа для деда могилу копал, Но оступился и в яму упал. Шею сломал себе папа при этом. Похоронили его рядом с дедом.
– О! – обрадовался «дедушка». – Прямо в тему! Молодец.
– Ты давай, молодец, – нахмурился «папа», – полезай опять в «микроскоп», нечего тут торчать, «ходоки» и вернуться могут.
– Только вот что, – вспомнил, как его тошнило, Васюта, – несите меня в кармане. Но старайтесь не особо трясти.
– А то от сильной тряски у Васи выпадут глазки, – выдал Дед и широко улыбнулся: – Видишь, «внучек», я тоже поэт!
* * *
Васюта снова оказался в «микроскопе». И то ли он уже к этому стал привыкать, то ли и впрямь в кармане, когда не видишь «подросший» окружающий мир, переносить такие «поездки» было легче, только его уже не тошнило. Он даже начал задремывать, но даже малейший толчок отдавался болью в ране, и сонливость моментально проходила.
Как он уже успел заметить, дамба находилась неподалеку, а значит, и до Мончи было недалеко. Правда, как он понял, в этой реальности район по ту сторону Монче-губы так не назывался, похоже, он вообще не имел отдельного названия, но для Васюты это была Монча – когда-то поселок с таким названием, а позже просто район Мончегорска. Между прочим, Мончегорск в далекие тридцатые и начинался именно с Мончи, где первые строители комбината «Североникель» основали палаточный городок. Как раз Васютин дед – тот Валентин Николаевич, из родной реальности, – и жил там поначалу в палатке, когда приехал в тридцатые на эту всесоюзную стройку из Архангельской области. Надо будет спросить у этого Деда, подумал Васюта, откуда сюда прибыл он и зачем.
Впрочем, долго вспоминать покинутую родину сочинителю не пришлось. Он услышал, как забу́хали по дощатому настилу крыльца ботинки, а потом – стук в дверь:
– Это мы! Открывайте.
Отвратительно, теркой по нервам, скрипнула дверь, шаги застучали уже внутри помещения, а потом Васюта увидел свет и вскоре, больно кувыркнувшись внутри «стакана», приобрел свой нормальный размер. Первой, кого он увидел рядом, была «мама». Сочинитель рванулся к ней и, едва не свалившись с дощатого стола, воскликнул:
– Где Олюшка?!
– Ты не дергайся, – сказала та, – лежи спокойно, а то вторую ногу сломаешь. Или шею – первую и последнюю… Жива твоя Олюшка. Спит она. Мы ее с Околотом перевязали, он ей еще и промыл рану отваром каким-то, а еще один отвар внутрь дал – вот и уснула.
– А где она?
– В постельке моей, не со мной, правда, – послышался голос Силадана. Во всяком случае, так подумал Васюта.
