Андрей Ерпылев - Выход силой

— Пистолет-пулемет системы «Бизон». — Офицер по­кончил наконец с барахлом и перешел к изъятому у Князе­ва оружию. — Недействующий. Одна штука.

Сломанный?

— Со спиленным бойком, — педантично уточнил офицер. Поверх вороха вещей лег автомат с пустым магазином.

— Колюще-режущее оружие, длиной один метр двадцать сантиметров, — к «бизону» добавилась шпага.

— Магазины к автомату Калашникова пустые — четыре штуки.

— А патроны? — не выдержал Игорь. — И граната?

— Фальшивые патроны изъяты и приобщены к делу, — сообщил ему монотонным голосом белесый, глядя рыбьим взглядом поверх головы. — Граната при обыске не изыма­лась.

Он еще раз глянул в список, пробежал по нему сверху вниз глазами, будто не доверяя сам себе, и положил перед Князевым.

— Все ваши вещи на месте? Распишитесь.

«Много чести вам...»

Игорь поставил жирный косой крест и, послюнив гряз­ный палец, старательно оттиснул его отпечаток поверх «подписи».

—Я неграмотный, — нахально заявил он, глядя в мертвые бесцветные глазки «черного».

—Ничего, сойдет и так. — Бесцветный убрал «подписан­ный» протокол в черную папку с такой же эмблемой в виде черепа и костей на обложке. — Даже лучше подписи.

Он впервые позволил себе намек на улыбку — чуть вздернул вверх уголки узкого, похожего на порез, рта.

—Можете быть свободны.

—Позвольте вопрос. — Игорь уже успел нацепить, наве­сить и распихать по карманам свое добро. — А почему меня выпускают? Что, патроны оказались настоящими?

—Нет, — последовал ответ. — Но некое лицо взяло на се­бя возмещение материального ущерба пострадавшим сторо­нам и выплатило за ваше освобождение залог в установлен­ной законом сумме.

—Условно тебя отпускаем, — буркнул рыжий конвоир, подталкивая Игоря к дверям. — Набедокуришь чего, вкатим по полной. Топай отсюда, пока не передумали. И будь па­инькой! — добавил он на прощание.

«Интересно, — думал старшина, проходя мимо посторо­нившегося часового у двери, — кто это так расщедрился?

Я тут никого не знаю... Может, это Инга из своих сбере­жений?»

Нет, не Инга.

Снаружи его встретил, сахарно улыбаясь и ласково по­блескивая очками, Михаил Сергеевич. Чуть объятья не рас­простер навстречу Князеву...

— Доброе утро, молодой человек. — Старик прямо лучил­ся. — Доброе оно, конечно, по сравнению с вашим вечером и ночкой. Искренне рад, что сумел вам помочь избежать труд­

ной участи тюремного петуха.

— Чего это вы раздобрились? — прямо в лоб, не тратя времени на околичности, спросил Игорь. — Я не просил ме­ня отсюда вытаскивать!

- Ну-с, - покачал головой Ланиста. — Я, считайте, прочел ваши сокровенные желания. И решил использо­вать их во благо своего предприятия. Я помогаю вам ре­шить ваши временные трудности, трачу для вашего осво­бождения некоторые средства, и смею надеяться, что вы, как честный и воспитанный молодой человек, эти средст­ва отработаете.

— Я не собираюсь...

- Послушайте. Если бы не я, погибнуть бы вам в куда бо­лее зрелищном, но совершенно бесплатном поединке.

Имейте совесть!

—Какая у меня совесть! — ухмыльнулся Игорь; разбитые губы надулись, просочилась кровь. — Я фальшивомонет­чик. Патронами палеными плачу. Фармазон.

—Молодой человек, — сморщился, словно на зуб ему по­пал гнилой орех, — вам так не идет блатная лексика. Честный вы, честный. Я же не первый год живу на свете и в лю­дях разбираться научился.

— Ну, так я вам докажу, что нечестный. — Игорь напра­вился к выходу из переулка, но дорогу ему тут же заступи­ли двое вооруженных людей, выросших словно из-под земли.

— Невежливо это, молодой человек, — голос Михаила Сергеевича стал укоризненным, — прерывать разговор на полуслове. К тому же, с человеком старше себя.

Князев оглянулся и увидел на пороге участка нескольких «черных». Давешний рыжий знакомец, зажав под локтем дубинку, чистил ногти, словно происходящее совсем его не касалось.

— Меня же освободили, — сказал Князев.

— Условно, юноша, условно. Все условно, — он улыбнул­ся, — все относительно. Пока мой залог у них — вы свобод­ны. А реши я, к примеру, вернуть себе залог — тогда и вас придется вернуть на ваше исконное место. В камеру.

— А я не боюсь, — упрямо зыркнул на Ланисту старши­на. — Дождался бы суда, приговорили бы там к чему-ни­будь. Не к расстрелу же!

— Не к расстрелу, — подтвердил Михаил Сергеевич. — Понимаете ли, — он доверительно приблизился к старшине и встал рядом: даже замах одеколона доносился сквозь уличную вонь, — наш любимый Черкизон весьма ограни­чен в жизненном пространстве. Рост вширь давно остано­вился — кровля при этом ослабляется, и возможны обвалы. И случаются, кстати. Поэтому остается только вверх и вниз. Но и тут есть предел. Лезть до бесконечности вверх нельзя — там поверхность со всеми ее прелестями, а вниз... Ни­жние ярусы постоянно подтапливаются грунтовыми вода­ми. Если не откачивать воду, то уровень ее будет вот здесь, — желтый ноготь черкнул по стене дома на уровне игорева плеча, — а может, и еще выше.

Старик подождал, ожидая реакции, но Игорь молчал.

— Поэтому кто-то должен приводить в движение пом­пы, — вздохнув, продолжил Ланиста, не дождавшись отве­та. — Иных источников энергии, чем мускульная сила, нам после Катастрофы, увы, не осталось. Маломощные электро­моторы с задачей не справляются, топлива для дизелей нет, энергия ветра, воды и пара недоступны, атомная — тем бо­лее, животные, что отлавливаются па поверхности, для ра­боты непригодны... Остаются люди — самая неприхотливая скотинка на свете. Увы, добровольно никто на эту работу не пойдет. Ни за какие деньги. Вы бы согласились день-день­ской крутить огромное колесо, приводящее в движение во­дяной насос? А если бы, положим, вы бы устали и бросили это колесо, то вас бы тогда кнутом? Карьера сомнительная... Князев не проронил ни слова.

— Поэтому колеса крутят осужденные. Работа эта очень нездоровая — тяжелая, в спертом воздухе, в сырости. Год ра­боты на водокачке равносилен смертному приговору. Пол­года оставляют след на всю жизнь — ревматизм, астма, ту­беркулез. К тому же, вода в нижних уровнях радиоактивна... Вот, собственно, к чему вас приговорили бы за ваш незначи­тельный проступок.

— А сколько мне светило? — не выдержал Игорь.

— Пять лет, — последовал невозмутимый ответ.

Гладиаторы оказались очень жизнерадостными людьми: посмеяться любили по поводу и без. Всякого рода подначки и розыгрыши тут были в большом ходу, но обижаться на них разыгранные и не думали, предпочитая платить той же монетой. Игорю все они сразу пришлись по душе — и черно­кожий Джонс, весельчак и балагур, и меланхоличный кра­савец Алекс, и молчаливый Кузьма, и остальные обитатели казармы, донельзя похожей на памятную Князеву тюрем­ную камеру.

Такие же нары, такие же слои дыма под потолком — ку­рили здесь еще больше, чем в тюрьме. Разве что дверь не за­пиралась снаружи, и гладиаторы могли свободно выходить в город. Ну и остальные человеческие радости, для заклю­ченных недоступные, — хороший стол с выпивкой, жеман­ные гостьи, с которыми уединялись в дальнем углу за зана­веской (негласный джентльменский кодекс не позволял гладиаторам обращать внимания на стоны, доносящиеся из-за занавеса). Человеку, который легко может не вернуться с ристалища, позволено многое. А то, что сражаться придется серьезно, не напоказ, гладиаторы просветили своего нового товарища сразу.

Чернокожий гигант, виденный Игорем в забегаловке, ку­сок хлеба в которой стоил ему так дорого, оказался отлич­ным парнем. Как и многие другие, работавшие гладиатора­ми у Ланисты.

— Не трусь, — приободрил он Игоря. — Работа как работа.

— Легко тебе говорить, Джонс, — возразил широкопле­чий блондин Алекс, щеголявший длинными волосами, стя­нутыми на затылке в конский хвост. — Парень, небось, в первый раз в нашем деле. Ты вот в первый раз на арену вый­ти не боялся?

— Было дело, — честно признался черный. — Но так бо­ялся обделаться при людях, что о смерти уже не думал.

Своды казармы вздрогнули от громового хохота.

— Тут, понимаешь, какая тонкость, — вещал Джонс, при­хлебывая из огромной стеклянной кружки пенное пиво, сдобренное изрядной долей самогонки из огромной буты­ли. — Тут как зрители будут настроены. Если благодушно, то оба после сражения пойдут пиво пить — и победитель, и проигравший. А уж если нет...

Чернокожий состроил грустную мину и чиркнул тол­стым пальнем поперек горла.

— Такой порядок, — подтвердил в ответ на вопроситель­ный взгляд Игоря, мол, не шутит ли, Алекс. — Друг, не друг — придется прикончить, если публика того требует. Шоумастгоуон, как говорится.

— Да бросьте вы мальчонку пугать! — не выдержал Кузьма, до сих пор молча надувавшийся пивом. — Распустили хвосты! Когда вам последний раз доводилось всерьез юшку пускать?