Владимир Поселягин - Аномалия. Первый фронт. Второй фронт. Третий фронт (сборник)
Слегка хрипя динамиком, очередной чернокожий джазмен выводил плаксивую песню. Мне эта песня не очень нравилась, но Машеров, который ее поставил, видимо, выбрал то, что попалось под руку из стопки грампластинок. Штатный радист подлодки был ранен, проломлена голова – это его эвакуировали на палубу, второй был из торпедного отсека, матрос Чуриков с переломом бедра. Так Машеров заменил радиста, это его голос я слышал, когда сканировал эфир. Сейчас он выполнял те же функции и исполнял роль ди-джея, пока остальные моряки купались в тёплых водах залива, в котором я недавно пережидал бурю, или занимались ремонтом сторожевика. Некоторые, вроде нас со Скворцовым, загорали под палящими лучами солнца.
Парни, попавшие в тропики из арктических холодов, очень тяжело акклиматизировались. Да что они, у меня на это ушло почти три дня, когда я попал в Африку. Причем я-то перешел из летнего времени, а подводникам пришлось гораздо тяжелее. Они потели, быстро уставали и часто отдыхали. Единственное спасение – это охлаждение. То есть частое купание в воде бухты, в пресной воде ручья или сидение в холодных отсеках сторожевика. По моему приказу на весь катер был сооружен навес, который защищал палубу от палящих лучей солнца. Так что раненым в матросском кубрике было достаточно комфортно. Хотя радист, за которым присматривал фельдшер, за эти четыре дня нашего пребывания на Кубе так и не пришел в сознание.
Причина провести некоторое время на острове была довольно серьезна – шестеро подхватили простуду и сейчас лечились кто на катере, кто в шалашах. Про раненых тоже не стоило забывать. Всего я спас тридцать четыре человека, но трое, к сожалению, так и остались в отсеках субмарины.
Капитан сразу принял меня за своего, он знал о других мирах, хотя это и секретная информация. Рассказал ему тот самый бессознательный радист, который был из моего мира. Как я понял, он ранее служил подводником, вот и здесь пошел по той же стезе.
Когда мы прибыли на остров и встали на якорь, я собрал всех офицеров, их было трое. Сам капитан-лейтенант, командир подводной лодки типа «Малютка». Его зам, старший лейтенант Макаров, также он командовал штурманской командой, и младший лейтенант Краковский, командовал электромеханическим отсеком. Командир торпедного отсека младший лейтенант Баранов, также бывший комсоргом лодки, погиб в торпедном отсеке во время попадания авиабомбы. Без шуток, бомба пробила корпус, но не взорвалась, хотя осколками разлетающейся обшивки убила и травмировала многих. Тогда из торпедного успели выскочить четверо матросов, прихватив раненого Чурикова, и задраили переборку до затопления.
Баранов и Краковский были из одного училища, получили назначение на одну базу подводных лодок и на одну и ту же «Малютку». Друзьями, как я понял, они не были, но приятельствовали.
Когда Скворцов объяснил мне, что они делали у берегов Норвегии, я даже как-то разочарованно вздохнул. В моих представлениях, они ожидали у берега выхода транспорта и потом атаковали его, потопив, но оказалось все проще. Рядовой рейд по высадке разведгруппы. Высадить высадили, но, видимо, их засекли при отходе (высадка была утром, так как их ожидал связник). Едва берег скрылся из видимости, как на них налетела тройка немецких штурмовиков. На первом же заходе они и получили бомбу в отсек, отчего не смогли уйти на глубину. Тогда же была повреждена шифровальная аппаратура и получили травмы разной степени тяжести многие подводники. Как они держались на плаву почти пятнадцать минут, да еще умудряясь отстреливаться из ручного пулемета до моего появления, не знаю, тут, видимо, сыграла роль высокая выучка, однако они смогли дождаться меня, хотя все в экипаже поняли, что это был их последний рейд, поэтому мое сообщение по рации было встречено воплями радости. Тогда появилась надежда.
Потом, со слов Скворцова, подошел катер незнакомой конструкции, но со своим родным флагом, который просто не мог тут быть по простой причине – по особенностям конструкции катер не предназначался для подобных вод.
Дальше последовала процедура спасения, при которой почти все моряки промокли, и дальнейший уход в другой мир.
После опознания в моей каюте – каплей очень придирчиво изучил мой пропуск в наркомат с цветной фотографией, который при пленении так никто и не забрал – я приказал Скворцову принимать командование катером и распределить людей по боевым постам. А то они мне были на одно лицо, этакие медвежата, одетые в теплые одежды.
Когда мы вышли на палубу, то почти все моряки уже были в одних тельниках и черных трусах.
После того как сторожевик встал на якорь в знакомой мне бухте, каплей назначил своих людей в экипаж катера, на это ушло пятнадцать подводников, включая всех офицеров, но вот что делать с оставшимися двадцатью моряками? Подумав, я предложил Скворцову создать из них неполный взвод морской пехоты. Тот принял мою идею, поставив во главе взвода главстаршину Василевского и разбив взвод на два отделения по десять бойцов. Первым командовал старшина второй статьи Рыжов, вторым – старшина первой статьи Малкин.
После того как был опустошен мой арсенал – мне лично остался только один «кольт» – было распределено оружие. Всем его не хватило, все-таки арсенал не резиновый, но выручили пистолеты. Их выдали командирам, только у вторых номеров пулеметных расчетов, кроме пары гранат, ничего не было. Был еще спасенный пулемет Дегтярева, но, к сожалению, без патронов.
«Брен» и второй современный британский пулемет усилили первое отделение, а оба «Бара» второе. В каждое отделение ушло по три «Томпсона» и по два «гаранда». В общем, оружия хватило почти всем, более того, даже «Ли-Энфилд» удалось пристроить в надежные руки. В первом отделении оказался настоящий таежный охотник из Якутии, он-то и получил винтовку с «уэбли» в придачу, снайперам было положено второе личное оружие. Командирам отделений оружия уже не хватило, как и взводному, они получили короткостволы. Василевский «Беретту», остальные кольты. Ладно хоть, гранат и касок хватило на всех.
Второй «уэбли» ушел Краковскому, а «Беретта» досталась Макарову. Последний «Кольт» ушел боцману Ремешкову, рыжему громиле.
Как это ни забавно говорить, из всего оружия у подводников был только ТТ Скворцова да спасенный пулемет, у остальных оно осталось на субмарине, пошедшей на дно.
Так вот, после формирования экипажа сторожевика и взвода морской пехоты, который сразу стал организовывать оборону и постройку лагеря на берегу, мы с офицерами решали, что делать. Понятное дело, что возвращаться в ближайшее время нельзя. Не совсем ясно, поняли ли пилоты штурмовиков, что видели, или нет, вполне возможно, что они подумали о нашем потоплении и так доложились, однако в ближайшее время, две-три недели, лучше в портал не соваться. Если кто и ожидает, он к этому времени отморозит себе все, что можно. Поэтому срок возвращения установили в двадцать дней. Как оказалось, с возвращением было множество проблем, начиная от раненых и простуженных и до того, что катер не предназначался для арктических вод. На нем не было банальных обогревателей, а ведь идти до базы нужно было почти двенадцать часов на полном ходу, причем совсем не по спокойному морю.
Ладно, теплая одежда для этого есть. Кстати, с одеждой у нас забавная ситуация. Её для тропиков нет, поэтому подводникам приходилось ходить в одних тельниках и трусах, что для Скворцова, служаки до мозга костей, было как серпом по яйцам. Ладно, хоть временный выход нашли. Помог вещевой склад на катере, правда, там было всего двадцать запасных комплектов маек, трусов и носков. Но зато было шесть комплектов матросской формы и два офицерской. Даже ботинки, что оставил бывший экипаж, моментально разошлись среди подводников. Не в унтах же им ходить по Кубе. В общем, офицерская форма подошла двоим: Скворцову, который перешил на нее свои погоны, и Краковскому. Остальная разошлась среди экипажа. Но на всех ее не растянешь.
Так вот, обследовав со своими людьми сторожевик, Скворцов приказал полностью его разгрузить. Сейчас сокровища и остальное имущество стояло штабелями под охраной часового в тени пальм, а экипаж уже второй день производил ремонт катера. В данный момент слышались редкие звонкие удары кувалды, вправлявшей вмятины от попаданий ядер. Механики нашли течь через сальник вала левого гребного винта и пытались ее устранить. Макаров, при ревизии складов обнаружив корабельную краску, приказал закрасить все царапины, а их было немало. И вот теперь молоденький рыжий моряк лет девятнадцати висел за бортом в люльке, опустив ноги в воду, и кисточкой закрашивал царапины.
Сидевший рядом с нами на коленях Василевский посмотрел на наручные часы и, не откладывая пистолет, который чистил, крикнул:
– Сомин, смени Очагова на посту!
– Есть!
От пятерки купающихся молодых парней отделился один и, разбрызгивая воду, выскочил на берег. Затем последовала процедура одевания и вооружения, после чего морпех подошел к привязанной к вбитому колышку верёвке и, ухватившись, начал тянуть ее. Покачивавшаяся у борта катера зеленая шестиместная надувная лодка дернулась (я и не заметил, что когда подводники спасались, они и ее подхватили) и поплыла к берегу. Другая верёвка, что была привязана с противоположной стороны лодки, начала разматываться, с борта катера падая в воду.
