Владимир Михайлов - Переводчик с инского
– Действительно, – согласилась она, – непонятного много.
– Прежде всего – сам Орро, не так ли? Доверенное лицо инских властей, мог ли он оказаться простым ворюгой? На Ине не доверяют кому попало, там каждого просеивают через мелкое сито.
– Ну, – усмехнулась дама, – простым ворюгой он никак не мог бы стать. Если ему удастся получить за товар его стоимость, он стал бы достаточно крупным деловым человеком, такие суммы не воруют, а «получают в свое распоряжение», никто в Галактике не назовет это иначе – кроме тех, конечно, кто окажется потерпевшей стороной. Но Ину вообще не очень любят – слишком уж она бывает непонятной. И тем не менее, этот вариант кажется мне маловероятным.
– Ты что – знала его раньше, встречались?..
– Никогда. Тут простая логика. Он ведь ин, так?
– У меня в этом нет ни малейших сомнений.
– В этом все дело. Предположим, он продал. Получил деньги. А дальше? Куда он денется с ними? Его ведь с легкостью опознают в любом мире Конфедерации, а других миров не существует. Ина, безусловно, объявит его в галактический розыск. Где же он укроется? А если даже ухитрится – весь остаток жизни он будет проводить или в постоянных перемещениях с планеты на планету, либо в каком-то укромнейшем убежище, из которого и носа не сможет высунуть. Думаешь, он не понимает этого? Ты общался с ним; он что – чрезмерно эмоционален? Деньги могут до такой степени вскружить ему голову, что он не станет думать о последствиях?
– Мне он представляется человеком совершенно уравновешенным, – сказал я, для верности немного подумав. – Из тех, кто отмеряет семикратно.
– Вот видишь. Поэтому версия с банальной кражей кажется мне необоснованной.
– Хочешь сказать, что «Многие» просто сочинили, что он предлагал им купить этот предмет? Зачем? Какой смысл?
– Никакого. В этом-то и дело: нормальная логика тут не срабатывает, – признала она.
– Но, кажется, одно все-таки соответствует действительности: шар у него. Не знаю, когда, где и как он ухитрился разыскать его, но иначе он…
– Постой, постой, – перебила она.
– Да?
– Тут у меня возникла версия… Понимаешь, он как-то получил этот шар, и после этого ему остается решить всего лишь одну задачу: благополучно убраться вместе с шаром с Сальты и доставить его – и самого себя, конечно, – на Ину. Это не так просто: на всех средствах сообщения все еще действует особый режим, введенный после просьбы Ины о содействии в розыске. И пытаться провезти шар любым способом если не невозможно, то, во всяком случае, рискованно. Особенно учитывая, что Орро, насколько я знаю, не имел здесь официального статуса, он не дипломат, иммунитетом не обладает, и его могут задержать без особых проблем. А если при этом шар окажется в распоряжении государственных органов Сальты, его не так-то просто будет выцарапать у них. Этот артефакт ведь интересует здешнюю власть ничуть не меньше, чем любую другую, при этом каждая надеется, что именно она смогла бы добраться, наконец, до смысла и содержания этой находки…
– Получить исключительную возможность пользоваться предполагаемой мудростью других, неведомых нам рас, наверняка превосходящих нас…
– Вот именно. Может быть, сам Орро и рискнул бы, но его начальство это наверняка запретило. Нужен наиболее безопасный вариант. И тут ему приходит в голову мысль: пустить тех, кто самым активным образом занят поисками шара с сальтской стороны, по ложному следу. То есть, подставить тебя – и меня, следовательно, – и таким образом отвлечь внимание от Орро. Он ведь не случайно тебя, как это называется, технично вложил в это дело: дал понять, что шар на самом деле у тебя.
– Но при чем тут «Многие» и «Могучие»?
– Скорее всего, при том, что они могут заниматься поисками шара по соглашению со своим правительством. Понимаешь, если шар оказывается у властей, сразу возникают сложности: его надо отдать владельцу, той же Ине. А если его находят люди, официально никакого отношения к властям не имеющие, – правительство может и дальше делать вид, что занято поисками, а на самом деле уже работать с ним во все лопатки. Думаю, тебе известно, что соглашения между властью и сильными криминальными группами для решения конкретных задач – вовсе не такая уж редкость, и не только на Сальте.
– Это известно, – признал я.
– Вот и ответ.
– Да, это получилось у Орро неплохо: подставить меня. Не ожидал такого. И это значит, что теперь они с нас не слезут – если только…
– Что – «если»?
– Я просто подумал: он не зря ведь ввязал в это дело и «Могучих», и «Многих». По сути, он стравливает их между собою, разве не так?
– Возможно. Но если ты рассчитываешь, что «Могучие» станут брать это здание приступом, чтобы освободить нас…
– Не исключаю, но только при чем тут «освободить»? Чтобы перехватить нас и заставить передать товар им, а не «Многим».
– Товар, которого у нас нет.
– К сожалению. Так что, как говорят у меня на родине, хрен редьки не слаще.
– Согласна. Так что нет ни малейшего смысла задерживаться тут.
– Поддерживаю. Пора уходить.
– А ты знаешь – как?
– Нет. А ты?
– Разумеется, нет.
– Вот и прекрасно. Минус на минус, как известно, дает плюс. Давай умножимся друг на друга.
– Знаешь, – сказала Елизавета после небольшой паузы, – а в этом, пожалуй, что-то есть. А ты выдержишь? Умножение – вещь серьезная.
– Да уж как-нибудь, – самонадеянно пообещал я.
Елизавета только усмехнулась.
Глава 16
– Тогда начинай, – сказала Елизавета. – Времени у нас осталось немного.
Я в общем понимал, что она имела в виду. Но для верности переспросил:
– Начинать? С чего?
– Молодой человек, – проговорила она сердито. – Не валяй дурака, ладно? Ты прекрасно все понимаешь. Меняйся!
Да, она имела в виду именно это. Я огорчился. Елизавета не знала, не должна была знать, что я владею техникой самостоятельного изменения облика и получил свою инскую внешность не в спецлаборатории. Потому что если это понимает она, то с таким же успехом поймет и кто-нибудь из тех, кто посадил нас под замок. И заподозрит, что на самом деле Орро и я – не одно и то же лицо. А это сразу же изменит всю игру – и не в мою пользу. Выходит, я допустил какие-то неточности? Но тогда лучше их исправить, пока, еще можно, чем предстать перед противниками в своем натуральном виде. Это означало бы – публично объявить, что игру ведет Терра; но таких полномочий у меня не было. И я покачал головой:
– Не схватываю, Лиза: о чем ты?
– Ин хренов, – сказала она. – Ну, как знаешь. Оставайся, разбирайся с ними. А мне тут больше делать нечего. Ну-ка, отвернись!
– Что? – тут я действительно немного растерялся.
– Не подглядывай, вот что! Прояви свою воспитанность. Мне надо переодеться, понял?
И стала доставать из своей достаточно объемистой сумки что-то; не оружие, нет, его у нее не было, а если бы и имелось – его отобрали бы еще раньше, при обыске. Она вынула какую-то шмотку, встряхнула, это оказалось легким платьем, я бы даже сказал – очень легким, никак не соответствующим возрасту моей напарницы, и не только возрасту, но и ее объему, тяжеловатой фигуре, затрудненной походке – одним словом, всему. За платьем последовали туфли, в каких уместно входить в бальный или ресторанный зал, но уж никак не выполнять оперативное задание. Еще что-то там было, но Лиза обернулась ко мне и так сверкнула глазом, что я поспешил повернуться к стене, чувствуя, что иначе мне придется очень солоно.
Остальное происходило в полной тишине, так что слышно было, как что-то мягко упало на пол – вероятно, ее облачение, потом нечто прошелестело тонко, память подсказала, что такой звук возникает, когда человек натягивает на себя плотно облегающую одежду. Затем дважды простучало; давно уже не приходилось слышать таких легких шагов… На этом мое терпение иссякло – на большее моего воспитания не хватило и я обернулся, не дожидаясь приглашения.
Она стояла ко мне спиной – если только это была она. Скорее – незнакомая женщина, стройная, в черном платьице выше колен, с большим вырезом на спине (и, вероятно, с таким же на груди, предположил я); платье прекрасно обрисовывало фигуру, первый взгляд на которую не обнаружил никаких недостатков, кстати, и второй – тоже, хотя я просканировал ее с головы до самых каблучков; ноги, надо признать, не разрушали первого впечатления, наоборот. Елизавета (приходилось признать, что это все же она, и никто другой), слегка наклонившись, запихивала в сумку нечто объемистое, большой комок. Это могло быть только ее прежним туалетом – и, похоже, вместе с толщинками, создававшими впечатление массивной, неповоротливой фигуры, вполне убедительное впечатление, пришлось признать мне. Приятный вид.
Приятный, да. И это ощущение заставило меня снова отвернуться, испытывая при этом большую жалость.
Потому что я почувствовал: сейчас она закроет сумку и неизбежно повернется ко мне. И возникшее впечатление обрушится, как лавина в горах, как только над этим молодым и прекрасным телом я увижу ставшее уже привычным, мало того что некрасивое, но и увядшее, морщинистое лицо с бельмом на глазу, беспристрастного свидетеля прожитых лет и происшествий. Лицо молодящейся старухи – так следовало его называть. Не отвернуться в тот миг я просто не мог.
