Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)
Кулаки, так кулаки. После пережитого я готов был порвать Леньку на двадцать маленьких Дебилов и каждого, по отдельности, задушить.
Граф не торопился вступить в очерченный круг. Сначала помолился, потом сбегал в уборную. И лишь после окрика князя робко переступил черту.
Я качнулся вперед, обозначил удар левой, граф в испуге закрыл лицо, оставив хлипкое тело без защиты. Я пробил правой. Под дых. Лёнька сломался. Исход борьбы решил один удар. Больше руки пачкать я не стал. Прежде, чем оттащили, успел изрядно поработать ногами.
Кто-то, проявив милосердие, сбегал за лекарем. Запыхавшийся Ганс Августович, склонился над распростертым телом.
-- О, майн гот, по господин граф бегать стадо быков?
Заслышав знакомый акцент, Ленька приоткрыл уцелевший глаз.
-- Доктор, я умру?
-- А как же, -- успокоил его господин Штольц. -- Рано или поздно все там будем.
Дебил лишился чувств.
Графа уволокли. Старобок, злой на весь мир и на меня в частности, отправил дочь под домашний арест -- дурь из головы выветривать. Алинка успела напоследок коснуться моей руки, тепло ее ладони предало силы и уверенности. Князь приказал:
-- Пахан, ступай со двора. Коли еще раз увижу -- отстригу башку и кое-что другое. С глаз долой! Из сердца вон!
Ощетинившись мечами, стрельцы вышвырнули меня за ворота и я нос к носу столкнулся с дьяком. Кого мне благодарить за такой подарок!?
-- Духовную особу бить нельзя, -- на всякий случай напомнил Ивашка и, подхватив рясу, отпрыгнул в сторону. -- Чего меж грамотными людьми не случается, повздорили малость, давай мириться.
Я оглянулся, до стрельцов далеко, пока подоспеют -- пришибу гада. Не разойтись нам, как "Титанику" с айсбергом.
-- Пахан, уймись, Христом Богом прошу, -- скулил дьяк. -- Я ж за помощью, неужели рука поднимется на слугу божьего?
-- Еще как!
-- Я ж и так муки страшные принял, на задницу опосля муравьиной кучи сесть не могу. Спать стоя приходится. А отрава та, нутром чую, не вся вышла. Народные средства хороши, а все ж таки лекарю показаться бы, может, посоветует чего. А этот гад брезгует мной. Всего-то три доноса на него настрочил. Обиделась вражина немецкая. Не разговаривает. Похлопочи, объясни, что должность моя такая. Уважает он тебя, авось не откажет.
Вообще-то я не садист и никогда таких наклонностей за собой не замечал, но отказать в помощи брату по вере, выше моих сил. К черту гуманизм с разбитым носом и сломанной челюстью, к лекарю, так к лекарю! О такой мести даже тень отца Гамлета не мечтала. Правда имелась существенная проблема.
-- Доктор-то в княжеском тереме обитает, а мне туда дорожка заказана.
-- И ничего, -- повеселел дьяк, -- я тебя через задний двор проведу, ни одна душа не увидит.
Попасть в княжеские покои оказалось проще пареной репы. Через лаз в заборе, да в темную неприметную дверь. Ни охраны, ни собак. Не удивительно, что Старобока обокрали, при такой караульной службе не грех и по два раза на дню грабить. Под ногами предательски скрипнула ступенька.
-- Ничего, -- пыхтел дьяк, -- недалече осталось, еще одна светлица и на месте.
Изловчившись, я схватил дьяка за бороду.
-- Стой, не дергайся. Сначала к Алинке зайдем, показывай, где ее прячут!
-- Чур, меня, чур, -- закрестился Ивашка. -- Я телом болен, а не головой. Князь дознается, обоих в куски изрубит.
-- Пока не увижу свою нареченную, с места не сдвинусь.
-- Чего, дурак, мелишь!? Какая она тебе нареченная и думать забудь! К ней принцы заморские клинья бьют, из благородных, ни чета тебе. Ишь, со свиным рылом, да в калачный ряд.
-- Не со свиным, а с блатным и запомни падла, -- сделал я ударение на последнем слове, -- не каждый принц такое иметь может.
Но попасть в комнату девушки я не смог. Вход охраняли два дюжих стрельца. Старобок слишком серьезно относился к нравственному воспитанию дочери.
-- Уф, -- облегченно выдохнул Ивашка, когда впереди замаячил докторский кабинет. -- Что-то в животе нынче бурчит по-особенному, никак яд действует.
-- Стой на "шухере", -- кивнул я.
-- На чем? -- огляделся дьяк.
-- На "атасе", пока я с господином Гансом переговорю.
Лекаря уламывать не пришлось. Он с радостью согласился стать моим ассистентом. Штольц был счастлив оказать услугу такому образованному человеку как я. Я выглянул в коридор и обомлел. Ивашка, сняв башмаки, топтался по чьей-то сутулой спине.
-- Ты чего?
-- Сам же велел на Атаса встать, -- ответил дьяк. -- Вот, здешний полотер Атас Гаврилович Щепкин. Других нет.
-- Вам, батенька, и, правда, лечиться надо.
-- Так я про то и толкую.
Господин Ганс, нацепив очки, долго и пристально разглядывал мощи дьяка. Сгибал руки в локтях, ноги в коленях. Заставил присесть, поинтересовался есть ли в родне алкоголики. Постучал молоточком по лбу и, услышав, громкое эхо, изрек:
-- Что вас беспокоить?
-- Э, -- зарделся Ивашка. -- Стыдно говорить доктор, но как мужчина -- мужчине. В последнее время у меня появился комплекс неполноценности. -- Дьяк развел руки. -- Не могу никак сподобиться. Может кость там поломалась, -- скосил он глаза на собственный пуп, -- или яд так действует.
-- Штаны сними, покажи болячку, -- посоветовал я.
-- Грех-то, какой, прости Господи, -- перекрестился дьяк, освобождаясь от портков.
-- Ну-с, ну-с, голубчик, -- углубился в изучение предмета Ганс. -- Фантастик, никакой комплекс у вас нет...
-- Правда, доктор!
-- Конечно! Вы есть просто неполноценный, где вас так угораздить?
-- Как же так, господин лекарь, жить-то я буду?
-- А смысл?
Умыв Ивашку нашатырем, нам удалось привести его в чувство. Дьяк хрипел и слезно умолял помочь.
-- Будем лечить, -- кивнул я.
-- Бум, -- согласился Августович, протягивая скальпель.
-- Найн, -- ответил я. -- Постараемся обойтись без хирургического вмешательства, больной пока еще отказывается от вскрытия.
Ивашку уложили на операционный стол. Содрали рясу. Я лично, намертво, прикрутил руки и ноги к специальным крюкам. Мягкосердечный Ганс пытался напоить дьяка болеутоляющим раствором. Я не дал. Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается. Руки дезинфицировать тоже не стали, пусть моются те, кому лень чесаться.
С молчаливого разрешения Ганса, я порылся в шкафу с микстурами. Среди кучи порошков и пилюль нашел пакетик соды. Сушеные травы и прочая докторская дребедень меня не интересовали. Зато на подоконнике, куда Ганс запихал остатки завтрака, стояла полная солонка соли и туесок с хорошей порцией молотого красного перца. Ссыпал все это богатство в жестяную банку. Тщательно перемешал. Лекарство для дьяка было готово.
Ивашкино достоинство искусанное муравьями еще кровоточило...
Нет, я не садист, но на плахе ощущения еще острее. Не испытывая ни капли жалости, я высыпал содержимое банки между ног больного.
Долго бился в конвульсиях Ивашка, от дикого крика заложило уши, вместе со стеклами вибрировала мебель.
-- О, майн гот! -- шептал испуганный лекарь. -- Вы думать, это помогать?
-- Конечно, мой дорогой друг, -- заверил я Ганса. -- От муравьиных укусов еще никто импотентом не становился. Наше лекарство прижгло и дезинфицировала раны. Через неделю-другую опухоль сойдет и он сможет коров осеменять.
-- Фантастик! Русский чудо!
Поблагодарив лекаря за оказанную помощь, я откланялся. Планов на ближайшее будущее никаких. С перспективами еще хуже. Штрафное посольство за ненадобностью расформировано. На приданное в пол княжества пока рассчитывать не приходилось, не очень будущий тесть меня жаловал, спасибо хоть голову на плечах оставил. Возвращаться в Сыроешкино лень, да и не за чем. Кореша не сегодня-завтра сами притопают.
Предоставленный сам себе я слонялся по улицам и, не смотря на весь трагизм положения, прибывал в весьма хорошем настроении. Такое везенье и Иванушке-Дурачку не снилось.
Нагуляв аппетит, я решил посетить трактир. В "Собачей Радости" мне были рады и что удивительно, вполне искренне. Хозяин смахнул передником воображаемую пыль со стола и заговорщицки подмигнул:
-- Страдалец ты наш, такого человека жизни лишить хотели, что делается то, а? Куда катимся!
-- ... как даст Лёньке в лоб, -- делилась с подругой новостями за соседним столиком молодая торговка, -- у того хрясть! Все косточки до-единой пополам.
-- Да ты шо! -- Вторила ей другая.
-- Истинный крест, а тут стрельцы, человек сто...
-- Дальше-то! Дальше что!
-- Так известно чего, всех в один рядок с графом положил и к Старобоку.
-- И князя туда же?
-- Не стал. Алинка вступилась за папеньку. Любовь у них с Паханом, пожалел тестя.
-- Ты гляди, какой душевный! А я слышала, дьяку от него досталось... -- зашептала, склонившись к уху собеседницы, вторая девка.
