Фантастика 2025-22 - Виталий Хонихоев
– Если вы устали, так идите спать, – буркнул Хизаши.
– А может, господин желает получить предсказание?
– Не желает.
– А если я скажу, что мои предсказания помогают найти путь к своей спрятанной сути?
Хизаши собрался уже ответить еще резче, но промолчал. Отчего-то навязчивые речи этого гадателя отозвались в сердце, и сладкий голос будто бы обещал избавление от всех бед. Хизаши обернулся и смерил его оценивающим взглядом.
– С чего бы мне интересоваться таким?
– Вам лучше знать, господин, – спокойно ответил гадатель и вернулся к своему сакэ. Хизаши же до конца ужина не мог сосредоточиться ни на еде, ни на напитках. Эта нечаянная встреча и последовавший за ней разговор всколыхнули в памяти тот день, когда Хизаши пришел в один поселок и там прогнал предсказателя, предлагавшего Хизаши узнать его судьбу. И взгляд у того тоже был хитрый, лисий, будто они братья-близнецы, разделенные десятилетиями. И в этот раз Хизаши не спешил отказываться.
Поздним вечером, когда в рёкане погасли почти все огни, Хизаши спустился к пруду и застал там гадателя. Тот сидел на камне, но смотрел не на воду, а на чернильное небо без единой звёздочки. Удивительная темнота, непроглядная для человека, но вполне сносная для кого-то вроде Мацумото Хизаши. Но и странный гадатель повернулся к нему так, будто увидел издалека.
– Господин все же пришел, – широко улыбнулся он, а глаза оставались хитрыми, хищными.
– Что за околесицу ты нес про суть? – спросил Хизаши намеренно грубо.
– О, всего лишь подумал, что вам, господин, срочно требуется судьбоносный совет. Я ясно вижу, вы запутались. Позвольте помочь.
Хизаши колебался. Не было у него доверия к многочисленному якобы клану Кансэй, чей промысел все чаще приносил лишь ложные надежды и ни капли истины. Да и кому из людей она действительно нужна, эта истина?
Хотя Хизаши человеком никогда не был.
– Что ж… Покажи мне свое мастерство.
Рано утром этот гадатель покинет затерянный в горах семейный рёкан, а Хизаши останется, сбитый с толку сказанными им накануне словами.
«Меч, сердцем демона движимый, путь проложит к изначальному».
Это звучало слишком похоже на то, что Хизаши искал, но в той же степени могло оказаться просто красивой фразой из набора для одурачивания суеверных крестьян. Только с Хизаши гадатель денег не взял и ничего больше не добавил.
Весна шла на убыль, все длиннее и жарче становились дни, все чаще Хизаши смотрел на тропу, начинавшуюся за воротами рёкана. И все сложнее было удержаться от искушения. И однажды Хизаши ушел. Брать ему было нечего – только свой веер да немного еды, уж больно вкусно тут готовили, – и тропа удобно легла под ноги, уводя проклятого богами ёкая, прозванного среди своих предателем и «тем, который не смог», змей-из-под-сосны, спустился с горы и отправился в новое путешествие, которое приведет его в первые дождливые деньки месяца хризантем в Лисий лес, где он встретит юношу, чтобы изменить его судьбу, околдовать и запутать, заставить впустить себя в школу оммёдо и экзорцизма Дзисин, ведь именно там хранился «меч, сердцем демона движимый».
Но одного только Мацумото Хизаши тогда знать не мог – что день его триумфа омрачится виной, болью и разочарованием. И он же начертит новую линию судьбы – его общей судьбы с Куматани Кентой.
Борьба
Остров покинули с твердым сердцем. Они и так слишком долго позволяли всему течь своим чередом, их тела давно восстановились, и боги больше не спешили вмешиваться в ситуацию. Хизаши до сих пор не определился с отношением к случившемуся, въевшаяся в кровь обида за несправедливость не давала ему поверить в добрые намерения Адзи-сики и его божественного приятеля, но и поспорить с тем, что без их помощи сегодня для них бы вовсе не наступило, не мог.
Небо постепенно светлело, глаза уже выхватывали в ровной линии горизонта очертания земли, значит, скоро вынужденное затишье порвётся, как излишне натянутая струна. Хизаши стоял на палубе и позволял морскому бризу гладить своё лицо и волосы.
– Из тебя вышел бы очень красивый ками, – услышал он за спиной. – К твоим святилищам приходили бы просить удачи в любви.
Под конец Кента всё-таки усмехнулся, не выдержав серьезную мину. Хизаши поймал прядь собранных в хвост волос и накрутил на палец – белое на белое.
– Продолжишь так шутить, подумаю, будто ты уже решил предпочесть меня той шаманке.
– Это лишь отчасти шутка, – пошел на попятную Кента. Появившись сбоку, он положил ладони на деревянный борт лодки и тоже вгляделся вдаль. – И если тебе показалось, что я серьезен в отношении Чиёко, то мне пока нечего на это ответить.
– Так ты и не мне должен отвечать.
– Знаю. Но кто поймет меня лучше, чем ты?
Хизаши пожал плечами.
– Мадока. О делах сердечных лучше поговорить с ним, он-то научит тебя уму-разуму.
Они одновременно вспомнили, как Джун получал затрещины не таких уж и слабых женских рук, и рассмеялись, и в предрассветной тишине звук их смеха разнёсся над океаном.
– Прости, я не хотел нагружать тебя еще и этими своими сложностями, – извинился Кента и навалился на борт грудью. – Просто… Она хорошая, но я… Не думаю, что я готов к чему-то такому.
Хизаши ничего не сказал. Ему терзания юного сердца были чужды, он не понимал страданий и радостей влюбленности, не стремился к ней и надеялся, что до такой степени человечности дойти не успеет. По любой из причин. Но…
– Мне кажется, я понимаю, что такое – стремиться быть с кем-то, пока хватает сил, – сказал он тихо, кладя свои ладони рядом с руками Кенты и изучая разницу. – Если ты почувствуешь, что Чиёко та, с кем ты захочешь быть, просто сделай это. Не пытайся стать хорошим для всех вокруг. Ты и так всем нравишься.
Пальцы Хизаши длинные, тонкие и очень светлые, ногти у него вытянутые и отливают нездоровой синевой. Если он родился человеком, то был ли он всегда таким непохожим на других, или это еще одна насмешка богов?
– Я так и поступлю, – сказал Кента решительно. – Я послушаю свое сердце в тот миг, когда придется давать ответ, и оно подскажет мне честный путь.
Он выпрямился, подался вперед, будто хотел упасть в море, но не успел Хизаши напрячься, громко продекламировал:
– Стелется гладко
Путь мой с хорошим другом,
Как море весной.
– Пф, – не сдержался Хизаши и поймал смеющийся, ничуть не оскорбленный зеленоглазый
