Олег Бондарев - Кремль 2222. Тушино
– Пошли, с тобой схожу, – сказал Захар и первым пошел к выбранному зданию, на ходу обнажив меч.
Игорь проверил магазин пистолета – пол‑обоймы осталось после стычки с крысособаками – и устремился следом за побратимом. Не то, чтобы он был очень уж привязчив к вещам, скорей, даже напротив. Но еще с тех пор, как отец Игоря канул в московской Зоне, светловолосый дружинник (тогда – только юнак) хранил у себя его счастливую монету. Родитель нашел ее случайно, во время одного из первых рейдов, и с тех пор брал с собой в каждое путешествие. Забыл он этот своеобразный «оберег» только однажды – перед последним рейдом, и, по иронии, все для него закончилось плачевно. Можно только гадать, случайное ли это совпадение или же действительно не обошлось без мистики, но факт оставался фактом: стоило отцу Игоря отправиться в путь без своего талисмана, и добрый разведчик тут же сгинул. Одно время отпрыск пропавшего дружинника собирался продолжить традицию отца, но потом решил, что блуждание с чужим амулетом может привести к самым непредсказуемым результатам. Ведь то, что одному предмет помогает, совершенно не значит, что он и кому‑то другому поможет.
И первый же рейд показал, что Игорь не зря решил обойтись без родительского «наследства»: вопреки любой логике, он умудрился выжить в кровавой бойне в Строгино. Чем объяснить такую удачу? Да ничем. Везение оно везение и есть. Мало, что он умудрился не погибнуть под обломками разрушенного био здания, так еще и нейроманта потом встретил, настоящего.
А потом к разведчику в руки попала шестеренка Громобоя, и Игорь решил, что вот он, его счастливый амулет… но спутников в этом, похоже, не убедишь. И надо ж такое придумать!.. Крысособаки учуяли висящую на шее у десятника штуковину и потому на него напали… Однако если интересы отряда требуют пожертвовать памятной вещицей, то он это сделает, без вопросов.
«Лишь бы все живы остались, – подумал Игорь, вслед за побратимом подступая к грязной кирпичной стене. – Это сейчас главное…»
– Может быть, прямо здесь зароем? – предложил Захар. – Копнем неглубоко, присыплем да сверху кирпич кинем для ориентира…
– Давай, – не стал спорить Игорь.
Минувший день эмоционально вымотал его буквально донельзя: хотелось поскорей вернуться в дом и забыться сном хотя бы на жалкие три‑четыре часа, что остались до рассвета. Голова соображала плохо, но и неудивительно: пусть в Строгино ему пришлось пережить куда больше, то был все‑таки стресс иного рода. Тогда он остался один и действовал по ситуации, теперь же ему нежданно‑негаданно вручили свои судьбы восемь человек (плюс один пленник‑провожатый), и ответственность возросла многократно. А ведь был еще и Захар, который явно нескоро оправится после случившихся потрясений.
«Интересно, что он обо мне думает после всего этого… голосования? – мелькнуло в светлой голове. – Злится ли? Или понимает, что от меня тут вообще ничего не зависело? Наверняка, понимает, он ведь в самом деле очень мудр!»
Захар без лишних промедлений вогнал меч в рыхлую после дневного дождя почву и не без труда сделал небольшую лунку. Сплюнув себе под ноги, сказал:
– Готово, брат. Кидай.
Игорь взглянул на амулет еще раз. Обычная, ничем не примечательная шестеренка, каковых в Зоне трех заводов наверняка сотни. Но именно за этой ведь – история. С ней бежал стаббер Гром из родного края. С ней он охотился на нео в компании с прирученным био по прозвищу Щелкун. И вот, не успел амулет и месяца повисеть на шее у дружинника, как он уже вынужден от этого трофея избавляться. И было бы из‑за чего, что называется…
Захар побратима не торопил – только по сторонам озирался, чтобы не проглядеть опасность, коль она на горизонте замаячит. Пока что было тихо, но в московской Зоне все могло измениться за одно мгновение. Стрела ли, пуля или не в меру юркий мутант – мало ли сюрпризов способно вдруг вынырнуть из пелены практически непроницаемого сумрака и оборвать жизнь зазевавшихся путников?
Игорь наклонился и опустил амулет в лунку. Сапогом сгреб отброшенную в сторону землю обратно, притоптал подошвой, чтобы схрон не бросался в глаза. Затем отыскал взглядом валяющийся неподалеку кирпич и положил его сверху – так, скорей для острастки, чем по большой нужде. Едва Игорь это сделал, рука Захара обхватила его запястье, и побратим прошептал на ухо:
– Ты, главное, не нервничай, брат. Я Мрака сто лет знаю, он всегда такой был… разборчивый, так его эдак. Чуть что, ворчит, начинает какие‑то… интриги плести. Сам бы хоть раз возглавил отряд, так нет – вечно за спинами чужими отсиживается, советует всегда, из‑за спин этих, но на этом и все… А Богдан – так то его первый друг. Вот они и спелись так хорошо.
– Так что же ты их в отряд к себе взял? – удивился Игорь.
Он малость знал и того, и другого, но, разумеется, не так хорошо, как Захар.
– Ну, кого дали, того и взял. Ну, и бойцы‑то они, на самом деле, хорошие, – тут же оговорился побратим. – И если предводитель слабину не дает, и слова поперек не скажут. Так что я сам виноват, что они начали свою… бурную деятельность. Не подвел бы отряд, не угробил бы Миха, глядишь, ничего б и не было.
– Не горюй, брат, – совершенно искренне сказал Игорь. – Главное сейчас – склад найти и обратно в Кремль вернуться, доложить, как там дела обстоят. Глядишь, после возвращения все само собой наладится. Я‑то на твое место не метил никогда, а оно, видишь, как получилось… но это все временно, ты ж понимаешь?
– Как говорит отец Филарет, нет ничего более постоянного, чем временное, – усмехнулся Захар. – Но это я так, к слову. А вообще даже не переживай, я с тобой до конца, мы ж братья. Да и я тебе задолжал после Строгино…
– Ничего ты мне не задолжал, – возразил Игорь. – Это я с тобой рассчитался, за тот раз, когда ты меня от паука‑мясоеда спас!
– Как хочешь. А насчет всего остального… Насчет меня не сомневайся, а им слабости свои не показывай, и все будет хорошо. Договорились?
Игорь кивнул.
– Ну и славно! – Захар улыбнулся и, напоследок крепко сжав запястье побратима, убрал руку.
Они побрели обратно к дому и уже заходили внутрь, когда позади послышался странный шорох. Дежурные вскинули автоматы, а побратимы, обернувшись, с удивлением увидели, как через улицу прочь бежит одинокая крысособака со шнурком в зубах. В неровном свете луны поблескивала висящая на этом шнурке шестеренка.
– Не может быть, – опешив от такого зрелища, прошептал Игорь.
– Как видишь, может, – тихо отозвался Захар.
А пес тем временем улепетывал от стоянки дружинников прочь и уносил с собой амулет Громобоя.
По сути, он забирал последнее, что связывало Игоря с его странным бородатым другом.
И от этого на душе стало еще поганей, чем прежде.
* * *
Крысособака, убедившись, что ее никто не преследует, сбавила темп. Бежать все время было слишком утомительно. В крохотном мозгу грязной твари пульсировала только одна мысль: «Принеси» . И крысособака не могла ослушаться. Ее, дикую и, как будто, неукротимую, выдрессировали с той легкостью, с которой ломают пополам хлебный колосок: только что тварь скалила зубы, глядя на черный силуэт незваной гостьи, и вдруг ей отчаянно захотелось валяться на земле, подставляя незнакомке лохматое брюхо, чтобы та погладила его, чтобы приласкала…
Крысособака с наслаждением вспоминала, как Природа чесала у нее за грязным ободранным ухом. От этих мыслей по лохматому телу прошел озноб. Новая хозяйка дала твари то, о чем та и мечтать прежде не могла: заботу. Ради этого стоило умереть.
Когда знакомые развалины показались на горизонте, сердце крысособаки забилось быстрей, и она ускорила шаг. Дорога порядком вымотала бедную тварь; нередко ей приходилось прятаться в тени очередного полуразрушенного дома, чтобы не столкнуться со спешащей куда‑то стаей нео. Крысособака насмотрелась на смерти товарок, да что там – она, единственная из всей стаи, пережила встречу с отрядом людей!.. И все лишь потому, что не бросилась на них, сломя голову, а трусливо забилась в старую бочку, которая валялась неподалеку. Голос хозяйки, звучащий внутри черепушки, настойчиво уговаривал крысособаку покинуть убежище и атаковать человека с шестеренкой, но страх оказался сильней.
И, по иронии судьбы, именно трусость позволила твари добыть амулет, столь необходимый ее новой покровительнице. Замерев, буквально превратившись в статую, крысособака из своего убежища наблюдала за тем, как двое людей закапывают вожделенную шестеренку в землю. Хозяйка снова мысленно требовала напасть на них, но в руке у одного из дружинников был огнестрел, а у другого – меч, и тварь не решилась показываться наружу. Крысособака надеялась, что люди скоро уйдут и амулет можно будет получить без боя.
