Фантастика 2025-22 - Виталий Хонихоев
– Оммёдзи не справляются, – пояснил Тояма, посуровев. – Большинство сгинуло без следа, молодняк не готовили к такому, адепты Фусин страдают сильнее прочих, ведь многие там уже привыкли быть на побегушках у дворян. Уж простите.
Хизаши подумал об Учиде Юдае, и дурное предчувствие сжало грудь. Несносный фусинец мог о себе позаботиться, они не раз убеждались, но эта же самоуверенность, которая делала его таким несгибаемым, могла его же и подставить. Более всего Хизаши, конечно, удивлялся тому, что вообще решил за него переживать, однако и с этим уже смирился.
Он не такой уж плохой, этот Учида Юдай. Всяко получше некоторых.
– Мы должны немедленно присоединиться к борьбе, – заявил Кента. – Мы уже сталкивались и с этим демоном, и с одичавшими ёкаями, и с коробками проклятия.
– Именно поэтому не стоит так спешить, – остановил его Хизаши, вновь и вновь скользя взглядом по ровным столбикам иероглифов. – Тояма, ищут ли нас сейчас?
– Открыто – нет. Да и не до того всем. Школа практически пустует, остались только старейшины.
– Кто бы сомневался, – презрительно скривился Хизаши. Он слишком ярко помнил тот момент, когда глава Дзисин прилюдно отказался от своих учеников, лишь бы спасти репутацию. Низко даже для таких людишек, как он.
Кента повернулся к нему с пылающим огнем во взгляде.
– Там остались наши друзья, Хизаши. Прошло уже столько дней!
– Я понимаю, – Хизаши похлопал его по плечу, не зная, как передать свои чувства. Над этим еще придется поработать. – Но и ты пойми, что, кинувшись в пекло очертя голову, мы ничем никому не поможем. Как твоя ки?
Кента прикрыл глаза, и Хизаши уловил мягкое свечение его внутренней энергии.
– В порядке, – кивнул Кента. – А твоя?
Хизаши многозначительно хмыкнул и провел кончиками пальцев по вееру, заткнутому за пояс. С ним он стал полноценным в плане силы, с другом – в плане души. И все равно не ощущал в себе готовность выступить против… брата? Слишком многое еще могло сбить его с толку, заставить дрогнуть. Воспоминания, которых он отчего-то лишен, но которые оставались у Хироюки, правда, что способна бросить его на колени, ведь просто не могла быть приятной. Все это – его слабые места, то, во что будут целиться в первую очередь, а уж он знал, как это может быть больно. Они с Кентой через это уже проходили.
– Мне кажется, я знаю, что у тебя на уме, – услышал он его голос. – Прости, я не подумал, каково приходится тебе.
Хизаши промолчал, и вместо него заговорил Тояма:
– Я сообщил вам все это, потому что приближается время вашего отбытия, но прежде мы дождемся письма от Ниихары-сама. И мне жаль, что вам выпала столь тяжелая судьба, – он вдруг склонился в низком поклоне, – мы все вверяем вам свои жизни!
* * *
Сасаки Арата никогда не считал себя подходящим кандидатом на роль защитника людей, его дар проявился поздно, и ему бы даже удалось долго скрывать его, если бы на маленького Арату не обратил внимание один из друзей отца. Едва тайна перестала быть таковой, судьба Араты решилась. Еще бы, ведь это так почетно, иметь в семье оммёдзи, особенно если он будет принадлежать к одной из великих школ. В идеале – к величайшей. Денег хватало с лихвой, полезных знакомств тоже, и вскоре вопрос с принятием в школу оммёдо и экзорцизма Дзисин был закрыт.
Когда отец беседовал с сыном наедине, Арата почтительно кивал и со всем соглашался, но только вышел за порог, как слезы хлынули ручьем. Ему было страшно, он привык жить тихо и неприметно, днями напролет читая и занимаясь живописью в своих покоях. На нем не лежала тяжесть наследования – в семье хватало старших детей, – да и характер ему достался от матери. Эти нежные руки никогда не держали оружия, лишь кисти и веера, он рос почти в тех же условиях, что и сестры, только мог не опасаться быть выданным замуж за незнакомца. И вот… Все рухнуло в одночасье.
Первый одаренный в роду Сасаки, гордость семьи, радость отца и матери. Он даже не мог показать им своих истинных чувств, вынужденно оставаясь покорным, благовоспитанным юношей, преуспевающим в науках и искусствах, не смеющим перечить старшим. И весь тот груз, что он успешно избегал шестнадцать лет, вдруг рухнул на слабые плечи, не готовые к такому испытанию. Его все поздравляли, а он опускал взгляд. Ему завидовали, а он заламывал пальцы под прикрытием длинных рукавов. Незаметный прежде, не имеющий ни с кем по-настоящему нежной привязанности, он сделался центром внимания, однако и это не принесло ему той любви, что он так жаждал. Он чувствовал себя произведением искусства, прекрасной гравюрой, тончайшей фарфоровой вазой, на которую все любовались и планировали дорого продать ради общего блага. И у этой вазы не могло быть своего мнения.
Если бы не Куматани Кента, Арата бы не выдержал. Изо дня в день терпя насмешки соучеников, тычки и оскорбления, он пытался стать еще незаметнее, истончиться, обернуться бледной тенью, сквозь которую пройдут – и ничего не почувствуют, даже легкого раздражения. Он продолжал улыбаться и прятать взгляд, послушно исполнял поручения, даже самые глупые и унизительные, лишь бы его не трогали. Готов был терпеть побои – какой еще у него, такого слабого и жалкого, оставался выбор?
Это случилось на втором месяце пребывания в воспитанниках Дзисин. Он закончил переписывать записи для одного из младших учеников, чья каллиграфия походила на каракули безграмотного крестьянина, и возвращался в свой павильон, где жил с тремя другими воспитанниками. Эти трое были полны энтузиазма, каждый вдобавок выше Араты на полголовы и больше, и дружбы с ним они заводить не хотели. Так и проводил он свободное время, вроде бы в компании, а вроде один.
На полпути кто-то позвал его из тени деревьев, растущих вдоль вымощенной камнем дорожки. Арата просто не смел ослушаться, ведь если это кто-то из старших, завтра он получит от них очередной нагоняй. Он свернул с освещенной дорожки и углубился в заросли. Время было уже позднее, вот-вот выйдут дежурные, чтобы следить за покоем и порядком на жилой площадке горы Тэнсэй. Ему бы поскорее оказаться в ученическом павильоне, но он уже узнал голос – это был друг того, для кого он сегодня переписывал целую кипу бумаг.
– Чего так долго, мелкий? – прорычал сэмпай и нетерпеливо поманил ладонью. – Слышал я, ты любые приказы
