Фантастика 2025-22 - Виталий Хонихоев
Хизаши остановился и, заложив руки за спину, тихо произнес:
– О рыбачья ладья!
Доставь поскорее посланье —
Пусть узнают друзья,
Что бескрайней равниной моря
Я плыву к островам далеким…
– Я знаю, кто это написал, – весело сказал Кента, становясь рядом. – Славный Оно-но Такамура.
– Морикава и правда хорошо на тебя повлиял, – похвалил Хизаши.
– Ты тоже. Жаль, искусство поэзии все еще мне не дается.
Они устремили взоры на бесконечную синь океана, до самого горизонта и дальше – туда, где продолжалась жизнь и остались друзья. Где все еще творилось зло.
– Ты часто сюда приходишь, – заметил Кента, поворачиваясь к обрыву спиной. Теперь ветер набрасывал волосы ему на лицо, будто пытался спрятать. – Прежде мне казалось, море тебе неприятно.
– Видишь, все знают обо мне больше, чем я сам.
Вышло горько и зло. Совсем не так, как должно было. Глаза Кенты удивленно распахнулись.
– Ты… О! – Он неловко откинул волосы с лица. – Это все еще тревожит тебя. Я понимаю. Поверь, именно я понимаю тебя лучше остальных.
Его негромкий голос отчего-то не способны были заглушить ни вездесущие птицы, ни ропот волн, ни свист соленого ветра, и Хизаши слышал каждое слово, будто бы они возникали прямо в его голове – и в сердце.
– Я верю. Но даже ты не можешь понять всего. Знаешь… Был человек. Его звали Кендзи, я вспомнил вдруг сегодня утром. Странно так… Я уже совсем его забыл, если честно, почти сразу, как наши дороги разошлись, а ведь должен был вспомнить, едва узнал тебя получше. Дело в том, что вы в чем-то похожи.
– Расскажи мне о нем. Что за человек был этот Кендзи?
– Он был добрым. – Хизаши перевел взгляд на облачную дымку на горизонте. – Его семью предали, его самого выкинули на улицу, лишив всего, он скитался по селам, надеясь на милость людей, но когда я спросил, почему он не отомстил, знаешь, что он мне ответил?
– Что в этом нет смысла?
– Именно. Точнее, он сказал, раз он сам жив и способен прокормить себя, то ему не за что роптать на богов.
– Тебя это разозлило? – угадал Кента.
– Ты не представляешь, как. Только беда в том, что тот человек был слеп глазами, а я – сердцем. Я был не в состоянии понять, что он пытался донести до меня этим ответом.
– А теперь?
Кента смотрел на него, это ощущалось кожей, пусть сам Хизаши старательно отводил взгляд. Небо сегодня красивое, ясное…
– Не знаю. Тогда все казалось проще, Кента, я был серебряной змейкой, не ведающей забот, но по глупости своей возжелавшей большего. Мне думалось, это справедливо, ведь я прожил долгую жизнь, а путешествие с Кендзи будто знак, что мое желание исполнимо. Может, я все понял не так, может, он был послан мне как предупреждение, что мой путь не верен?
– Нам не исправить былого, – грустно сказал Кента и сжал его плечи обеими руками. – Ты мог ошибаться, кто не ошибается? Это уже случилось, так что отпусти. Пусть улетает вместе с ветром.
– Знаешь, о чем еще я думал с тех пор, как мы оказались на Камо-дзима[202]?
– Говори, я слушаю.
– Мое ли это было желание – стать ками? Теперь, когда каждое наше действие будто бы спланировано Хироюки, могу ли я быть уверен, что захотел этого сам? Вдруг даже мои мечты в меня всего лишь умело заложены?
– Хизаши…
– Как то, что он пытался из меня извлечь твоими руками. Зачем ему мой икигимо? Ведь я даже… даже ненастоящий ёкай, получается. Я… я даже не знаю, кем родился…
– Ты родился человеком, это же очевидно, – сказал Кента и потянул его на себя. – Человечность всегда была в тебе, мы все это чувствовали.
Хизаши оказался в кольце его рук, и первым порывом было освободиться, оттолкнуть, но тело стало непослушным – на этот раз безо всяких заклинаний. Хизаши позволил себе спрятаться от мира и от себя. Ему это нужно было, ведь он впервые плакал как человек. Говорят, слезы способны приносить облегчение, но отчего-то считается, что плакать – недостойно мужчины.
– Вы такие сложные, – пожаловался Хизаши, и слова запутались в вороте чужого кимоно.
– Мы, Хизаши, – поправил Кента, – мы сложные.
Он не разжимал рук, пока Хизаши не почувствовал, что снова контролирует себя. Щеки щипало, похоже, у слез и у моря было что-то общее, может, та самая целительная сила, изначально в них заложенная.
– Если кому…
– Никто не узнает, – весело перебил Кента. – Мне нравится, что у нас появились общие секреты.
Они вернулись в дом вместе. Кента принес припозднившийся завтрак для Хизаши, а сам сел обратно на террасе и продолжил выстругивать фигурку медведя. Еда была вкусной, солнце пригревало, мерные чирканья по дереву успокаивали. Хизаши пил чай и мысленно заново проживал их разговор на вершине острова.
«Ты родился человеком, это же очевидно».
И еще раньше, из другого времени.
«Ты уверен, что всегда был ёкаем?» – спрашивал Учида Юдай.
«Я всегда был ёкаем, – отвечал ему Хизаши. – Всегда».
Выходит, фусинец оказался прав, они его забери. Хизаши был согласен на кого угодно, но только не на него. И самое досадное, что Учида ведь тоже не дурак, после явления Хироюки должен был сообразить, что к чему. А почему-то не бросил это Хизаши в лицо.
Я человек, думал Хизаши, глядя на дно чашки, где плавало его мутное искаженное отражение. Но сколько бы ни повторял, принять это получалось с трудом.
– Эй, Кента, – позвал он наконец. – Ты когда-нибудь слышал, чтобы люди становились ёкаями?
Тот отвлекся на него, пожал плечами.
– Нет. Но люди могут становиться злыми духами.
– Именно, только я не злой дух.
– Уверен, есть объяснение.
– Хотел бы я узнать его поскорее, – протянул Хизаши и разочарованно прицокнул языком. – Этот подлец Адзи-сики мог бы и предупредить, куда нас закинет и на какой срок. Сколько мы здесь уже торчим?
– Одиннадцатый день, – быстро посчитал Кента. – Из них почти восемь не вставая с постели.
Их раны сложно было исцелить, не имея способностей оммёдзи, а у Тоямы не хватало на это сил. Адзи-сики успел залечить самые тяжелые повреждения, остальное было уже в их собственных руках. Госпожа Юэ ходила за ними дни и ночи, пока сама не
