Башня Зеленого Ангела. Том 2 - Тэд Уильямс
– Он идет туда, куда его ведет меч. – Джирики шагнул к матери, которая, казалось, начала безмолвную борьбу с королевой норнов. Мышцы на лице Ликимейи пришли в движение. – Это то место, куда следует отправиться вам. А здесь наше сражение. – Джирики повернулся к водоему.
– Идите! – настойчиво повторила Адиту, слегка подтолкнула Тиамака, он потерял равновесие и сделал шаг в сторону Джошуа. – Мы призовем силу Старейшего Дерева и будем удерживать королеву норнов столько, сколько сможем, но мы не в силах помешать ее плану здесь. Утук’ку уже черпает энергию из Главного Свидетеля. Я это чувствую.
– А что она делает? Что происходит? – Тиамак слышал, как его голос становится высоким и наполняется страхом.
– Мы не видим, – сквозь стиснутые зубы простонала Адиту. – Но делаем все, что в наших силах, чтобы ее сдержать. Ты и другие смертные должны довести до конца остальное. Это наше сражение. А теперь идите! – И она от него отвернулась.
Пульсировавшее сияние водоема усилилось, вдоль стен вспыхнуло лавандовое пламя, которое раскачивалось, словно под порывами сильного ветра. Все внутри пещеры казалось натянутым, как кожа барабана. Тиамаку показалось, что он постепенно становится меньше, съеживается, будто его пытаются раздавить вышедшие из-под контроля силы. Нечто могущественное, но лишенное формы или материи наносило ему удары из туманного облака, зависшего над водой.
Наклонившись вперед, словно их атаковал ураганный ветер, ситхи выстроились перед водоемом, взялись за руки и запели.
Как только зазвучала диковинная песня бессмертных, свет водоема отчаянно замерцал, а Тиамак беспомощно смотрел на сиявший туман, не в силах вспомнить, как двигаться. Казалось, стены пещеры наклонились внутрь и снова выпрямились, словно она дышала. У края водоема Адиту споткнулась и начала падать вперед, но брат, стоявший рядом, помог ей выпрямиться; песня ситхи дрогнула, но тут же зазвучала с новой силой.
В ответ на скорбную музыку в тумане над водоемом начало формироваться нечто новое, каким-то образом связанное с бледной тенью королевы норнов. Тиамак видел смутные темные очертания: широкий ствол, раскачивавшиеся ветви и призрачные листья, которые трепетали, словно их ласкал ветер. Адиту сказала «Старейшее дерево»; Тиамак чувствовал его древность, глубокие корни и распространявшуюся вокруг питавшую его силу. На миг у него появилась надежда.
И словно в ответ, голубой свет над водой набрал силу, и всю пещеру залило ослепительное сияние. Дерево стало менее вещественным. Вранн почувствовал, как начинает погружаться в землю по мере того, как душившая его, превращавшая в лед все вокруг сила Утук’ку начала подниматься из Пруда Трех глубин.
– Тиамак!
Голос прозвучал откуда-то издалека, из-за его спины, но не имел никакого значения. Ничто не могло пробиться сквозь туман, наполнивший его голову, сердце и мысли…
Высоко над центром водоема королева норнов выглядела как существо, полностью состоявшее изо льда, но что-то черное пульсировало в ее сердце, зазубренные сине-пурпурные вспышки мерцали над головой, отражаясь от сверкавшей маски. Она развела в стороны руки в перчатках и тут же сжала их в кулаки. Каройи внезапно закричал, разорвал цепь, упал и начал извиваться на земле. Тело темноволосого ситхи стало невероятно быстро менять форму, словно невидимые руки месили его, как тесто. Еще один ситхи упал; призрачное дерево полностью исчезло. Через несколько мгновений Адиту и ее соплеменники пришли в себя и сомкнулись вокруг образовавшейся бреши. Они боролись так, точно оказались глубоко в воде, пытаясь вновь соединить руки. Упавший ситхи перестал дергаться и замер в неподвижности. В его теле не осталось ничего человеческого.
Что-то дважды дернуло Тиамака за руку. Он медленно повернулся. Джошуа кричал, но Тиамак не слышал его слов. Принц заставил его подняться и потащил как можно дальше от водоема. Ноги плохо держали вранна, но Джошуа тянул его за собой до тех пор, пока Тиамак не начал двигаться сам, после чего принц повернулся и поспешил за Камарисом. Тиамак медленно захромал за ними.
Песня Детей Рассвета продолжала звучать у него за спиной, но стала менее слаженной. Тиамак не осмеливался оглянуться. Голубой свет пульсировал под потолком пещеры, тени расцветали и исчезали и расцветали снова.
* * *
Несмотря на странные изменения, которые, казалось, происходили вокруг, несмотря на лишенные тел голоса, кричавшие или что-то шептавшие в темноте, Саймон не поддавался страху. Он пережил колесо, погрузился в бездну, но сумел вернуться. Он выиграл обратно свою жизнь, но теперь не дорожил ею так сильно, как прежде, а потому в некотором смысле держался за нее увереннее. Какое значение имеют такие вещи, как голод и временная слепота? Он испытывал голод и прежде. И скитался без света.
Кошка бесшумно шла впереди, периодически возвращаясь, чтобы потереться о его ноги, и продолжала вести дальше по петлявшим туннелям. Он уже давно доверился мохнатому животному, впрочем, ничего другого ему не оставалось, и он не видел смысла из-за этого тревожиться.
Вокруг него что-то происходило, хотя он не понимал, что именно. Призрачное присутствие и странные искажения пространства стали сильнее, и у него возникло ощущение, что они возникают через равные промежутки времени, точно волны, набегающие на песчаный пляж, а потом отступающие. Он заставил себя привыкнуть к этим изменениям, как научился не обращать внимания на боль во всем теле.
Саймон нащупывал путь по темным коридорам, Сияющий Коготь царапал стены, как усики насекомого, пальцы двигались по стене сквозь пыль и влажный мох, а также другие вещи, куда менее приятные. У него не оставалось выбора. Он выстоял в схватке с ледяным драконом, он выкрикивал имя в лицо страшного зверя, блуждал в пустоте, недоступной воображению, стараясь сохранить собственное «я». Он не мог повернуть назад, отказаться от поставленной перед собой задачи, твердо решив обязательно дойти до конца.
Казалось, Сияющий Коготь менялся вместе с набиравшим силу мраком. Только что он был простым клинком у Саймона на бедре, но через мгновение начинал пульсировать в такт судорожным сокращениям, возникавшим где-то в подземных глубинах, на несколько мгновений превращаясь в живое существо; в такие моменты Саймон не понимал, кто из них хозяин и являлись ли Саймон и меч, как Саймон и кошка, разными существами, путешествующими вместе в темноте, образовав необычный союз.
В такие моменты он начинал мысленно слышать его зов, слабое присутствие, намек на песню, ту, что якобы звучала для Гутвульфа, но она постепенно усиливалась. На короткие мгновения Саймон почти ее понимал, словно меч говорил с ним на давно забытом языке, который медленно всплывал на поверхность из далеких глубин памяти, где был похоронен. Но Саймон не хотел понимать, что пел клинок.
