Сочинитель - Андрей Русланович Буторин
– Ему как минимум недельку полежать надо, пока рана затянется, – подхватил Валентин Николаевич. И очень тихо добавил: – Если не загноится…
– Значит, понесем его! – заявила Олюшка. – Соорудим носилки и понесем! Говорят, Околот знает всякие травки-приправки, он Васю вылечит! А здесь теперь все равно оставаться не…
– Так, стопэ! – оборвала ее хмурая как туча Анюта. – Ты уже сама все за нас решила? Не много ли на себя берешь? Для начала объясни, с какого хрена этот подстреленный стал твоим женихом? Где ты вообще пропадала? Так ведь и не объяснила еще! Прибежали обе откуда-то… Эта, – кивнула она на стоявшую рядом Светулю, – с поста удрала…
– Так ты же сама не дала нам рассказать! – вспыхнула Олюшка. – Ты ведь нас, как только мы вернулись, сразу к этим вот, – кивок на Васютиных «родственников», – потащила – услышала, мол, что те то ли кого-то поймали, то ли что-то против нас затевают…
– А они и поймали! – зыркнула на них же Анюта. – Они и затевали! Этого подранка пузатого поймали и против нас его как-то хотели использовать… Я ведь тогда, в лицее, услыхала, что они идут, и спряталась. Вот и подслушала кое-что. Только не все поняла, а теперь вообще ничего не понимаю!
– Так! – притопнула Олюшка. – Во-первых, Вася не пузатый! Кто его еще раз так назовет – будет иметь дело со мной. А во-вторых, я теперь и правда думаю, что нам нужно держаться вместе. После того, что случилось с канталахтинцами и что мы потом придумали…
– А что с ними случилось? – заговорили все разом. – Что вы придумали? И кто это – «вы»?
– Тихо! – подняла руки Олюшка. И посмотрела на сочинителя: – Васечка, я считаю, стоит им все рассказать.
– Только в том случае, – проговорил, собравшись с силами, Васюта, – если вы все согласны дальше быть вместе. Иначе… я даже не представляю теперь, как быть иначе…
– Я ведь как раз и предлагала не разбегаться нам, а вместе собраться, – подключилась к разговору Елена Сидорова. – Вместе-то у нас неплохо в этот раз получилось. А раз теперь в Мончетундровске такая неразбериха с доставкой продуктов… Что ты там, Василий, про канталахтинцев-то начал?..
– Я, может, и согласна бы вместе, – буркнула Светуля, – но если вы против нас что-то там затевали…
– Да отзатевали уже! – махнул рукой Сергей. – Мы же сначала думали, что тебя поймали, а потом, когда увидели, что это он вот, решили, что он ваш. А оказалось, что он даже как бы наш скорее, если не врет… И ее вон, получается, – кивнул он на Олюшку. – Так что, думаю, делить нам сейчас и нечего, кроме него разве, а вместе собраться можно ведь и не навсегда – пока перемирие заключить, а дальше видно будет.
– Это дело, пожалуй, – уважительно глянул на сына Валентин Николаевич. – Перемирие – штука хорошая. Ну а там – как масть пойдет, разбежаться никогда не поздно.
Анюта, выслушав всех, нахмурилась еще больше.
– Ну, не знаю, – наконец проворчала она. – Сейчас, как я поняла, нам особо и не разбежаться, проще тогда перестрелять друг дружку. И еще непонятно, в кого ты стрелять начнешь, – свирепо зыркнула она на Олюшку. – Потому давайте так… – Осица тяжело вздохнула, видно было, что решение далось ей нелегко. – Перемирие заключим. Этого пуз… Василия как-нибудь – не знаю пока как – доставим к Околоту. А дальше все будет зависеть от того, что именно он нам расскажет. И ты тоже! – вновь сверкнула она взглядом на подругу.
– Лучше бы, конечно, рассказать все уже у Околота, – сглотнул, превозмогая боль в ноге, сочинитель. – Чтобы и они с Силаданом поучаствовали… Кстати, а где Силадан?.. – глянул он на любимую.
– К Околоту и пошел, – сказала та. – Мы, когда увидели, что тебя на фабрике нет, разделились: мы со Светулей к себе пошли, а он с нами не захотел, ему к «братцу» не терпелось…
– Так он же дороги не знает!
– Мы показали. Вернулись в лицей – и показали, там же по дамбе-то близко.
– Он мог в аномалию попасть! Я там как раз попал.
– Он так сам захотел. Не драться же нам с ним – взрослый мужик, даже очень взрослый…
– Хорош-хорош! – замотала головой Анюта. – Не надо меня еще сильнее запутывать! Силадан еще какой-то, братец чей-то… И я не собираюсь ждать, пока мы туда дотащимся. Может, когда узнаю, что да как, и вовсе никуда идти не захочу. Или сейчас все рассказывайте, или мы со Светулей уходим. А ты, подруженька, – снова взгляд-укол на Олюшку, – сама тогда выбирай, с кем дальше будешь.
* * *
Васюта, конечно, понимал, что рискует. Если осицы или «родственники», а то и те, и другие сразу, ему не поверят, он, возможно, погубит все их со «сталкерами» и без того рисковое дело. Да что там – он тогда, возможно, погубит и самого себя, а то, еще страшнее, и Олюшку. Но и оставлять сейчас все в таком неустойчиво шатком состоянии было тоже чересчур опасно. Он видел, что Анюта на взводе, да и «папа» с «мамой» и «дедушкой» держались настороженно: одна искра – и…
Как хорошо, если был бы сейчас рядом Силадан, а еще лучше – Лом или Капон! Но, наверное, настала пора доказать, что и он не бесполезный пузатый стихоплет, а умеющий брать на себя ответственность мужчина. Помогло в принятии такого решения, конечно, и присутствие рядом любимой Олюшки – не хотелось выглядеть в ее глазах растерянным рохлей. Поэтому он попросил у «родителей» воды, вволю напился и, морщась то и дело от боли, принялся рассказывать. Насколько мог подробно, опустив лишь то, что Зан, о котором умалчивать было бы глупо, связан с романовской секретной службой. Когда он прерывался, на помощь приходила Олюшка. Кое-что добавила и она сама – хотя бы уже то, каким образом вообще очутилась в вездеходе группировки «Сталкер».
Когда рассказ был закончен, все долго молчали. А потом Сергей Сидоров выдохнул:
– Да ну, ересятина какая-то…
– Но по записке-то все сходится тогда, – проговорил Валентин Николаевич.
– А чего ж я его тогда там родила, а тут нет? – задала непонятно кому адресованный вопрос Елена Сидорова, но ответил на него Васюта:
– Потому что там условия для этого лучше. Здесь-то, ясен пень, рожать не сильно потянет.
– Уж тебя – точно, – буркнула Анюта.
– Это почему еще? – обиженно спросил сочинитель.
– Потому что ты мужчина, Вася, – подсказала Олюшка. – Вас как бы в принципе рожать не тянет, так уж природой заложено.
– А, она в этом смысле… – стушевался Васюта. – Я
