Алексей Молокин - Блюз «100 рентген»
В момент выстрела чернобыльский пес словно размазался, а теперь снова возник из темноты, но не напал, а посмотрел на сталкера презрительно и нагло и отошел к поленнице, где немедленно задрал заднюю лапу. Похоже, этой парочке на стрельбу было действительно плевать.
Бакенщик вдруг вздернул щетинистый подбородок, его темное лицо на миг упало в себя, словно он что-то услышал, потом снова ожило.
— Ступай в дом, сталкер, — строго сказал он. — Убивать тебя не велено, хотя надо бы, да и Казбеку одного карасика маловато будет.
— Кем не велено? — тупо спросил Лешка.
— Кем надо, — серьезно ответил бакенщик. — Ступай, тебе говорю, а то Казбек нервничает, а вместе с ним и я тоже.
Звонарь повернулся, и деревянно ступая, пошел в дом. Внезапно жутко заныли мышцы ног, а потом и грудины, гортань перехватило, но он справился, только разговаривать все еще не мог, не отпустило.
— Ложись, спи, — сказал хозяин, когда они вошли в избушку, — если хочешь. А то можно поговорить, скучно мне одному с Казбеком. Он умный, но злой, да к тому же не человек.
— А ты человек? — с усилием прошипел Звонарь, устраиваясь на топчане. После всего случившегося ему стало как-то не страшно, точнее — наплевать.
— Был, — коротко ответил бакенщик, — а сейчас даже и не знаю. Во всяком случае, спать мне не надо, топчан у меня не для сна, а для размышлений.
— А зачем ты бакены зажигаешь? — Звонарь снял тяжелые берцы и с наслаждением вытянул ноги. — Речка же несудоходная, некому здесь плавать. И почему у тебя бакены желтые, не бывает таких.
— Как тебе сказать, — бакенщик задумался, — может быть, по привычке, надо же чем-то полезным заниматься, а потом, иногда здесь бегают разные суденышки, редко, правда, но бывает. А желтые бакены — это аномалии, на других реках аномалий нет, а здесь вот — сколько угодно. И вообще, пока фарватер обозначен — река жива, понимаешь, о чем я?
— Кажется, понимаю, — пробормотал Звонарь и уснул.
Утреннее солнце ударило в реку сверкающим кулаком и разбилось вдребезги.
Звонарь проснулся и понял, что еще жив. Снаружи доносилось басовитое ворчание чернобыльского пса. Бакенщик за ночь, похоже, так и не стронулся с места, как сидел на продавленном венском стуле возле печурки, так и остался. Только голову в сторону сталкера повернул.
— Проснулся? — сипло спросил контролер.
— Ага, — подтвердил Лешка, обуваясь и морщась от боли в мышцах. Потом поискал взглядом снарягу, нашел и тихо обрадовался. Автомат и дробовик стояли у изголовья. Мешок с припасами и разгрузка с артефактами тоже оказались в целости и сохранности.
— Не боись. — Бакенщик-контролер встал со скрипнувшего стула совсем по-человечески, даже закряхтел по-стариковски. Если бы не жуткий пес да вчерашняя стрельба в никуда, никто бы и не догадался, что он не совсем человек. — Не возьму я твои цацки, у меня своих навалом. Хочешь глянуть?
— Да ладно, не надо. — Звонарю стало неловко, да и уйти хотелось поскорее. Не убили — и то хорошо.
— Нет уж, ты глянь, — стал настаивать бакенщик, — а то когда еще кого-нибудь ко мне занесет. А мне похвастаться хочется, я ведь все-таки человек… почти. Ну, сталкер, дивуйся, такого ты нигде не увидишь.
Он снял со стенки ключ и открыл сундук. Звонарь посмотрел — и ахнул. Сундук до половины был наполнен артефактами. Чего тут только не было! «Выверты», непривычно разноцветные «капли», «золотые рыбки», «пустышки» пустые и полные, целая коллекция разнообразных «душ», «пружины», «мамины бусы» и еще что-то непонятное, переливающееся и даже, кажется, тихо разговаривающее.
— Ну, как? — самодовольно присипел контролер. — Впечатляет?
— Еще как, — честно ответил Звонарь.
— Надо? — Контролер наклонил голову к плечу, став немного похожим на зомби. Снаружи засопел чернобыльский пес. Громко засопел.
Звонарь помотал головой, нет, дескать, обойдусь.
— И правильно. — Бакенщик закрыл сундук, аккуратно запер замок, а ключ повесил на стенку. — Не для вас все это, вы за него на смерть идете, друг дружку убиваете, а оно вас нелюдьми делает. А вы оставайтесь людьми, как вам от природы положено, тогда и Зона вас не тронет. Я ведь когда-то тоже… — Бакенщик замолчал, потом мотнул головой и решительно сказал: — Ну, ступай себе, сталкер. Не видать бы тебе утра, если бы на заступники.
И Лешка пошел.
Обернувшись, он увидел на месте домика бакенщика бешено вращающуюся воронку гигантской «карусели». И все. Он так и не понял, морок ли это был, или домик и впрямь находился в центре громадной аномалии. Звонарь поднялся на высокий берег, чтобы посмотреть на реку, на самом деле там бакены или примнилось, и увидел собаку, плывущую к берегу с палкой в зубах. Собака очень старалась угодить хозяину, а вот самого хозяина видно не было, не то кусты мешали, не то солнечные блики на воде, а скоро и собака затерялась в солнечных перьях, и Звонарь вспомнил, что идет в Красный лес.
Очень скоро он оказался на дороге, ведущей в Лиманск, а к полудню слева заиграла цветами побежалости опушка Красного леса.
10
Каждый лес звучит. Мачтовый сосновый бор рокочет, как орган, березовая роща — смеется, как рожок, наверное, джунгли полны хриплыми взрыкиваниями тромбонов, воплями ночных кларнетов, терпким треском маракасов и перестукиванием тамтамов. Звучат не только леса. Пустыни гудят низко и монотонно, как буддийские монахи. Планета полна музыки, только не все ее слышат. И только сталкеры знают, как звучит Зона. Как потрескивают разряды «электры», как ухают «трамплины», как нежно свистят раскручивающиеся «карусели», как громыхают в мозгу тихие барабаны «пси». А еще Зона звучит голосами живых, гибнущих и мертвых сталкеров, захлебывающимся кашлем скорострелок, буханьем дробовиков и безнадежными щелчками бойка в пустом патроннике. Но иногда в Зоне поют. Поют всякое, и чужое, и свое, поют, как умеют, так же, как и на войне. Лешка-Звонарь был одним из бардов Зоны, он умел ее слышать и умел о ней петь. Красный лес он услышал издалека.
Музыка Красного леса была тихой и жестокой, в ней явственно проскальзывали звуки и интонации, не свойственные никакому другому лесу планеты. Адскими яичницами скворчали «электры», снежно похрустывал «жгучий пух», иногда ухал похоронным барабаном сбрасывающий излишки энергии «трамплин». И все это вершилось на фоне нескончаемого тихого скрипа-стона листьев и иголок желтого, рыжего, пурпурного и почти черного цвета, словно авангардная джазовая импровизация под старомодные «щеточки» ударных. И все-таки Красный лес был живым, деревья изменились, но не умерли, а просто стали другими.
Наверное, Лешка-Звонарь и прожил в Зоне так долго потому, что умел чувствовать аномалии, умел на слух отличать живое от неживого, умел не просто слушать, а слышать Зону. «Прозванивать», как говорил он сам. Хотя слухом это умение назвать было бы не совсем правильно. Но чувства у сталкеров не такие, как у обычных людей, некоторые видят звуки, для других наоборот — яркий свет подобен грохоту, но все они слышат опасность, как говорится, всей шкурой, а тех, кто не умеет, кто оглох, — тех давно позабыли.
На опушке на сталкера налетели сразу три снорка. Первого Лешка заметил метрах в пяти и удачным выстрелом из дробовика раздробил ему голову. Для того чтобы справиться с остальными, пришлось поработать, положить их аккуратно не получилось, но сноп картечи отбросил одного на пару метров и позволил прикончить второго. Истрачено было восемь патронов, многовато, честно говоря, кроме того, левая штанина комбинезона оказалась разодранной аж до бедра, нога, соответственно, тоже. Оставалось только сесть на пенек, съесть пирожок, то есть вколоть витамины и стимуляторы, да еще и довольно долго ждать, пока «светляк» затянет рану. К сожалению, благотворное действие артефакта на неживые предметы не распространялось, и штанину пришлось зашивать вручную. Крови Лешка потерял немного, вовремя успел наложить жгут, да и не идут твари Зоны на запах крови. Как рассказывали знающие сталкеры, они идут на запах мысли. Сахаров с «Янтаря», с которым Лешке-Звонарю в этот раз так и не удалось увидеться, полагал, что в этом предположении что-то есть. Потому что известный всей Зоне сумасшедший Васька-Блаженный ходил где хотел без всякого оружия, которого боялся до дрожи, и без костюма, иногда пренебрегая даже штанами, но тем не менее монстры его не трогали. Более того, когда ученым удалось заманить Ваську на «Янтарь», чтобы как следует изучить, бесштанный феномен при малейшей возможности сбегал от них на болото к зомби или сноркам, чтобы всласть погыгыкать в хорошей компании, размахивая руками, как Джо Кокер на концерте, после чего непременно возвращался живой и здоровый, только голодный. Потому, наверное, и возвращался, что жрать хотел. Потом, конечно, Васька сгинул, сдуру ухнув в разлом за какой-то уж очень понравившейся ему блескучей бирюлькой, так что ученые его окончательно не доизучили, но факт остается фактом — монстры его все-таки не сожрали.
