Алексей Молокин - Блюз «100 рентген»
— Кто она? — отвлекся от своих мыслей Лешка. — О ком это ты говоришь — «она»?
— Как это кто? — изумился «долговец». — Зона, конечно, или, как ее Сахаров называет, «локальная разумная ноосфера». Как я понял, эта разумная гомосфера Зона и есть.
Звонарь молчал, постукивая пальцами по ствольной коробке «Вала».
— О! — недовольно пробурчал «долговец», тыкая стволом «Абакана» в сторону пересохшего болотца. — Смотри-ка, опять поперли! Ну, я вас сейчас! Полезли на крышу, сталкер, там у нас убойная машинка стоит, автоматический гранатомет АГС-17, «Пламя», могучий младенец, я тебе скажу. Вторым номером будешь. Бери вон ящики с боеприпасом и айда за мной.
И они по скобам полезли на крышу ангара, где была оборудована огневая точка. Посреди круглого вала, образованного мешками с землей, словно злобное насекомое со свернутой набок мордой барабанного магазина и толстым коротким хоботом присел на три вывернутые лапы «могучий младенец» АГС-17, «Пламя».[9]
Конан привычно взялся за рифленые рукоятки и бесцеремонно развернул исчадие советской оборонки в сторону болотца.
— Дут-дут-дут… — басом загрохотал «могучий младенец», — дут-дут…
Над болотом взлетели фонтаны грязи вперемешку с частями тел разорванных гранатами зомби и на свою беду затесавшихся в толпу живых упокойников снорков.
— Ты куда собрался-то? — спросил «долговец», когда орава прущих на «Янтарь» зомби была порвана в клочья тридцатимиллиметровыми осколочными гранатами, и только обрубки тел еще шевелились, завывая что-то невнятное, еще ползли, и «долговцы» торопливо достреливали их, хотя можно было этого и не делать. Сами сдохнут, но ведь сталкеры же, свои же, хотя и бывшие…
— Так куда, спрашиваю, путь держишь, Звонарь? — повторил «долговец».
Лешка наконец вытряхнул глухоту из ушей и ответил:
— Вообще-то в Красный лес. Но хотелось с учеными потолковать, есть о чем.
— С учеными потолковать сейчас не получится. Они заперлись в своей научной коробке и будут там сидеть до тех пор, пока мы всех зомбяков не покрошим.
— Ну, тогда я пошел, — сказал Звонарь. — У меня, понимаешь, срочное дело в Красном лесу.
И направился к краю плоской крыши.
— Погоди, ну куда ты, не попрощавшись? — остановил его Конан. — Сейчас я огоньком тебя прикрою. Знаешь что такое огневой вал? Сейчас узнаешь. Представляешь, этот красавец и до территории завода достреливает! Эх, что бы вы, одиночки безыдейные, без нас, «долговцев», делали!
И крикнул расположившимся возле костерка «долговцам»:
— Бойцы, надо хорошему человеку помочь, давайте двое быстро ко мне на крышу. И боеприпаса прихватите побольше. Требуется территорию завода от мертвяков почистить, пока они там по новой не расплодились. — Потом добавил, обращаясь к Лешке: — А ты, сталкер, беги за огневым валом, да только близко не суйся, рванет — никакой «светляк» не поможет. Ну… Удачи… Пошел!
И Звонарь побежал. Побежал так, как, наверное, никогда в жизни не бегал.
Обещанный огневой вал оказался не столько огнем и не столько валом, а скорее полосой страшного стального дождя, перемещающейся в сторону заводского забора, выкашивающей остатки гнилого камыша вместе со всем, что в них оставалось живого. И неживого тоже. От этой полосы нельзя было отстать, но и вступать в нее было тоже нельзя. Отсюда, с края болота, хриплый голос АГС-17 слышался по-другому, а может, Лешка снова оглох, только теперь это было «хоре, хоре, хоре…», словно кто-то вычесывал грубую шкуру Зоны железной щеткой. И по смешанной с человеческой плотью грязи уже на излете ширкали осколки.
Болотце кончилось, начался подъем, а там, за разорванной колючей проволокой, на которой висели и корчились обрывки тел зомби-сталкеров, — заводской забор, иссеченный осколками, но по-прежнему крепкий. Лешка побежал вдоль забора, ища дыру, не бывает же заборов без дыр, и нашел, и полез в нее, не обращая внимания, что под ногами что-то корчилось и выло, потому что боялся отстать от полосы убийственного, но спасительного дождя.
Стальной ливень прошелся по заводским проулкам, оставив после себя слабо шевелящиеся фрагменты тел, кирпичную и стеклянную крошку да древесную щепу, — и кончился, как и полагается каждому дождю, пусть и несущему смерть.
И псевдосмерть, почуяв, что истинная смерть ушла, снова заявила о себе.
Из неведомых заводских подземелий, из разрушенных цехов и складов, из бывших подсобок и гаражей, отовсюду на заводские кисло пахнущие тротилом и окалиной улицы потянулись новые нестройные шеренги зомби, тоскливо тянущих что-то свое, неживое. И тут Лешка понял, что пропал.
Но они шли и шли мимо него, неуклюже, но упорно стремясь к проломам в заборе, к выбитым железным воротам, к канализационным трубам, шли, не трогая заляпанного болотной дрянью сталкера, только иногда сворачивая в его сторону изглоданные язвами лица, мыча что-то и угловато махая рукой, словно приглашая идти вместе с ними. Как будто своим его считали, и вдруг Лешка отчетливо понял, что все эти живые покойники и в самом деле считают его своим.
И только когда он, задыхаясь, дотрусил до пролома, за которым виднелась дорога на Лиманск — справа радиоактивная речка, а по левую сторону пузырится аномалиями Красный лес, — несколько зомби словно бы опомнились, неловко развернулись и заковыляли в его сторону, тоскливо хрипя и неметко стреляя на ходу.
Лешка с мстительным удовольствием подпустил их поближе, уложил всех и уж совсем было пошел себе, но тут его словно торкнуло под сердце.
Из черной клешни еще дергающегося зомби на растрескавшийся от времени асфальт вывалилось что-то желтовато-красное и блестящее.
«Неужели «душа»? — удивился Лешка. — А я думал, что врут…»
Некоторое время он стоял, не решаясь поднять артефакт, но в конце концов нагнулся и поднял, стараясь не касаться скребущих асфальт обугленных пальцев, зачем-то подул на скрученный невероятным образом светящийся комок и спрятал за пазуху.
Потом он зашагал по дороге в сторону Красного леса.
Почему-то ему было нехорошо на душе.
И еще он чувствовал, что очень устал.
9
Тяжко приходится в Зоне одиночке. Хотя бы потому, что сталкер — он тоже человек, а значит, ему нужно есть, пить и спать. Ну, есть и пить, конечно, можно и на ходу, а вот спать на ходу не очень-то получается. Точнее, получается у некоторых, но недолго, до первой «жарки» или «карусели», до первого псевдопса или кровососа, так что кончается такой сон коротким кошмаром, после которого кончается все — и сон, и путь, и жизнь. Поэтому в Зоне на ночь сталкеры, даже одиночки, сбиваются в группы, выставляют посты и спят по очереди, иначе нельзя.
Ночь застигла Лешку-Звонаря на дороге в Лиманск, и никаких дружественных сталкерских группок, с которыми можно было сватажиться, в окрестностях не наблюдалось. Спать, однако, хотелось зверски, выпитый энергетик помогал мало. Невдалеке, в пологих холмах, клохтали какие-то твари, где-то по-бабьи хныкал кровосос, а слева, от воды, доносилось продолжительное немелодичное бульканье, словно в напрочь, казалось бы, убитой речке завелся какой-нибудь здоровенный плотоядный пескарь. А может, так оно и было, может, и завелся, проверять это не хотелось, да и смысла не было. Рыбка в местной водичке водилась та еще. Некоторые сталкеры, в прошлом заядлые любители рыбалки, пытались ее поймать, эту рыбку. Не для еды, конечно, а из спортивного интереса. Кое-кто из них так и не вернулся. А вернувшиеся рассказывали про зубастых лягушек, способных отхватить ногу зазевавшегося рыболова вместе с армейским берцем, про бегающих по берегу многоногих хищных карпов и сомов. Про жуков-плавунцов размером с мотоциклетный бензобак. В общем, много чего рассказывали. Конечно, рыбакам верить нельзя, но и проверять их байки никому не хотелось. Вот и держались подальше от речки. Да и фонило здесь, так что ни постираться, ни искупаться — одна видимость, что река. Опасная видимость, кстати.
Лешка вышел на обрывистый берег, круто спадающий к темной, словно выпуклой воде, вздохнул и неторопливо поплелся дальше по дороге. Поскольку засветло добраться до Красного леса не получилось, следовало найти ночлег, какое-нибудь высокое место, колокольню, геодезическую вышку или, на худой конец, большое дерево, на дереве тоже можно выспаться, ежели иметь навык и желание. И то, и другое у сталкера имелось. К сожалению, колокольни поблизости не наблюдалось, равно как и водонапорной башни, ретрансляционной или геодезической вышки, деревья росли какие-то хилые, да и мерцало под ними нехорошо — в общем, ничего подходящего. Правда, впереди, метрах в двухстах, маячило в сумерках какое-то жилье. Избушка не избушка, так, не пойми что, даже на звание сторожки это строение претендовало с трудом, в общем, «приют убогого чухонца». Подойдя поближе, Лешка понял, что это домик бакенщика, причем вполне сохранившийся, даже стекло в единственном окошке имелось. Стоял он над невысоким, поросшим ползучим шиповником обрывчиком, под которым змеилась узенькая полоска песчаного пляжа. Никаких рыб с ногами или зубастых лягушек на пляжике не наблюдалось, немного ниже по течению из воды торчала ржавая рубка затонувшего водолазного катера, вокруг которой река бурлила и желтовато светилась с глубины. Казалось, в машинном отделении славного кораблика еще горел свет, а дизель продолжал работать, упорно пытаясь откачать воду из пробитого корпуса. Еще на берегу лежал перевернутый ботник,[10] черный, словно крокодил-мутант, но на самом деле обычный, хорошо просмоленный и на первый взгляд совсем не опасный. На шестах около дома висели самые настоящие сети с застрявшими между ряжами черными плетями водорослей. К удивлению сталкера, сети оказались мокрыми, а недовольный писк ПДА свидетельствовал, что от них довольно сильно фонило.
