Наоми Вуд - Миссис Хемингуэй
– Ты даже не представляешь, до чего люди неблагоразумны: некоторые думают, что книжный шкаф – это хорошая звукоизоляция. Гарри Куццемано называет их «Хэмингуэй-трио». Все, конечно, только слухи.
– И что же это за слухи?
– Куда бы ни отправилась Хэдли, за ней всегда следует Файф.
– Они лучшие подруги.
– Все трое?
– Хэдли и моя сестра – лучшие подруги.
Сильвия бросила кусочек сахара в кофе, помешала ложечкой, не снимая перчатки.
– Эрнест стал брать у меня почитать любовную лирику. Даже Уолта Уитмена.
– И что с того?
Сильвия одним глотком допила кофе.
– А то, что это совершенно не во вкусе Эрнеста. – Сильвия топнула, чтобы отогнать пару голубей, пристроившихся рядом на тротуаре клевать крошки от печенья «мадлен». – Ты в курсе, что у Хемингуэев абсолютно нет денег? Это, конечно, не мое дело, Джинни, но имей в виду, твою сестру пытается окрутить мужчина без средств.
Официант в переднике попытался ее обойти, и Файф пришлось покинуть свое убежище. Выйдя на морозный воздух, она притворилась, что ничего не слышала, и поставила бокалы на стол. Слова Сильвии о деньгах не шли из головы: Файф вспоминала, как неловко себя чувствовала посреди крохотной квартирки Хемингуэев в своих нарядах от «Вог». Что, если Эрнеста и правда привлекает не она, а ее богатство? Деньги ведь привлекательны – они означают путешествия, хорошее вино, отличную еду. А главное – дают шанс.
Сильвия подтолкнула к Джинни свой бокал перно.
– Мне пора бежать, дорогая. Выпей за меня. – Она плотнее укуталась в шарф. – Адриенна[16] принимает сегодня какого-то американского коллекционера книг. Жутко богатого.
Сильвия торопливо чмокнула обеих и удалилась быстрым шагом. Голуби разлетались из-под ее туфель на низком каблуке, словно грязь из-под колес автомобиля. Глядя ей вслед, Файф пыталась говорить на постороннюю тему, но Джинни резко оборвала сестру:
– Между тобой и Эрнестом ведь ничего нет?
– Ничего, – ответила Файф, и это была чистая правда.
* * *А потом в один дождливый весенний вечер Эрнест пригласил ее к себе. Все рождественские каникулы они провели втроем на лыжном курорте, где ни один так толком и не покатался. По вечерам они читали, сидя у огня, пили херес, играли в бильярд или в бридж. В шутку именовали себя «гаремом». Файф спала в соседней комнате.
И вот Хэдли осталась, а Эрнест вернулся по делам в Париж. И вскоре письмом пригласил ее на тот берег Сены. Не может ли Файф поглядеть, что он написал в поезде по дороге домой?
В тот вечер Файф не стала брать такси, а отправилась пешком, надеясь, что физическая нагрузка поможет обуздать нехорошие мысли. «Веди себя прилично, – твердила она себе, переходя через Новый мост. – Будь умницей». Но не могла думать ни о чем, кроме него.
Эрнест встретил ее в дверях – бледный и уставший. Поздоровался сухо, словно с нежеланным гостем. Файф ждала, что он покажет ей рукопись, – ничего подобного: они сидели у огня и говорили о его путешествии в Нью-Йорк. Весь вечер он казался рассеянным и раздраженным.
Когда она собралась уходить, он некоторое время мялся у дверей, словно не хотел ее отпускать. Файф уже одевалась, рассказывая какую-то сплетню, которую услышала от Джинни, как вдруг Эрнест неожиданно сунул колено ей между ног, а обеими руками схватил сквозь пальто за грудь. Файф стала отбиваться, памятуя о слове, данном себе на мосту, но быстро сдалась, и они предались любви возле жаровни, причем Эрнест даже брюки не снял, – и это было что-то необыкновенное. А потом они сидели друг против друга, привалившись к креслам, все еще одетые. Оказывается, вот как сильно она его желала – словно многие годы копила это чувство.
Той весной Файф заваливала Хэдли письмами, словно пытаясь таким образом освободиться от чувства вины, – помогало мало. Временами она бывала в таком возбуждении, что забывала маскировать свои чувства. «Я тут видела твоего мужа Э. Хемингуэя несколько раз за последнее время, – писала она подруге. – Зажатого, как ломтик хорошего мяса, между двумя сдобными булочками». Как-то, изрядно выпив, Файф сваляла дурака и отправила письмо одному Эрнесту – неразборчивую записку на листке из блокнота об одном их приятеле, с которым в свое время флиртовала. И радовалась еще, как обрадуется Эрнест, когда получит от нее личное послание.
После той странной поездки в Шартр Джинни как-то зашла к Хемингуэям на чай. И теперь, вернувшись, стояла в прихожей дома сестер Пфайфер на улице Пико и задумчиво стаскивала шапочку.
– Ça va, mon homme?[17] – спросила Файф сестру.
– Сходила к Хемингуэям.
Файф уронила газету.
– Эрнест был дома?
Джинни огляделась вокруг, словно впервые осознавая, как обширен их дом. Чувствовалось, что она взвинчена.
– Я замерзла в их крохотной ледяной квартирке. Там воняет дохлыми птицами. Не могу понять, как эта женщина выдерживает. И все это, и его, и тебя, и себя самое! Вы все – посмешище.
– Ты просто долго была за рулем и устала. Хочешь чаю?
– О нет, чаю с меня на сегодня хватит!
Не снимая шубы, Джинни вытащила испачканный платок и прошла на кухню.
– Там толком и присесть-то негде, – ее голос перекрывал журчание воды. – Там не повернешься, если вы все трое дома? Может, просто заваливаетесь все вместе в постель, чтобы согреться?
– Господи, да перестань ты стирать этот платок!
Джинни обернулась, оказавшись лицом к лицу с сестрой.
– Она спросила меня напрямую.
Файф ощутила, как заливается краской. Они никогда ничего не произносили вслух. Ни Хэдли, ни Файф, ни Эрнест. Даже между собой. Каждый старался изо всех сил, чтобы эти слова оставались несказанными.
– А ты что?
Серые глаза Джинни уставились в окно, потом снова на сестру.
– Я сказала, что вы очень увлечены друг другом. Думаю, остальное она сама сообразила.
– Великолепно.
– Я лишь подтвердила то, о чем она давно и сама догадывалась.
– И ты считаешь, что у тебя было на это право?
– Я видела, как ты молилась в соборе. Тебе самой-то не страшно? Можно рассуждать, что будет с Хэдли, что будет с Бамби. А как насчет твоей собственной души?
– К черту мою душу, моя душа – это он! Я люблю его, как ты этого не видишь? Он нужен мне, а я нужна ему. Мы одно целое.
– Что ты такое говоришь? – в ужасе воскликнула Джинни.
– Он собирается оставить ее.
– Она его жена! – Джинни с такой силой стукнула по раковине, что зазвенела посуда. – А ты всего лишь игрушка. Побрякушка, которой он забавляется, когда ему скучно одному.
– Это неправда. Почему ты на ее стороне?
– Потому что она пострадавшая. Потому что у этой Хэдли, черт побери, нет против тебя никаких шансов. Она одна, без друзей, без семьи, без денег. У тебя есть все, а у нее – ничего.
– Но я же твоя сестра.
– У тебя есть все!
– Это у нее есть все! У нее есть он! – Файф бросилась к сестре, и Джинни сжалась, словно ожидая удара. Вместо этого Файф схватила злосчастный платок и с силой отшвырнула его. Мокрая тряпка, вся в чайных пятнах, врезалась в дверцу холодильника и медленно сползла на пол. – Вот увидишь, Джинни Пфайфер. Это только пока я его любовница. А стану его женой!
15. Ки-Уэст, Флорида. Июнь 1936
На улице хлопает дверца автомобиля. Сквозь желтое стеклышко витража Файф видно, что из такси вылез Эрнест. Обходит машину – водитель достает чемоданы из багажника. Файф вихрем мчится по лестнице, перья развеваются вокруг ног. Он сказал, что будет в среду, это точно. А теперь увидит ее в этом наряде и решит, что она рехнулась: тема Антиба у них табу.
Влетев в спальню, она торопиться снять платье.
– Привет! – слышится голос Эрнеста: внизу открылась дверь.
– Иду, милый!
Вот он уже на лестнице – но пуговки боковой застежки вдруг стали такими маленькими, а ее собственные пальцы – такими неуклюжими. Ткань рвется под рукой. Поздно. Эрнест уже открыл дверь спальни и в изумлении замер на пороге.
– Файф! Чем это ты занимаешься?
– Я. Мне. Стало интересно, налезет ли оно. – Файф прикрыла рукой большую дыру у застежки. – Ты говорил, что приедешь завтра.
Его взгляд скользнул по пустому бокалу на прикроватном столике.
– Как съездил?
– Отлично. Рейс в Майами задержали. – Эрнест наклоняется и целует жену в щеку. – Но это не важно.
Усевшись на край кровати, он устало трет лицо. Оба молчат. Удивительное дело, она так тосковала по мужу, а теперь не знает, что ему сказать. Из-под воротника рубашки Эрнеста выползла большая жирная вошь.
– О, да ты с подружкой приехал! – вскрикивает Файф. Эрнест растерянно смотрит на нее, словно его подловили на чем-то постыдном. Файф ловит насекомое и демонстрирует мужу. Вошь вырывается из ее пальцев и ползет по коже. – И как они тебя еще не съели?
– На той неделе я встречался с одним генералом. И с тех пор они у меня повсюду.
– Ну вот, теперь и в постели заведутся. – Файф задумчиво разглядывает насекомое на своей руке.
