Магия крови - Ник Перумов
Нет, не так. Распорола его, как меч вспарывает доспех, как нож вскрывает звериную шкуру, как раскаленная лава выворачивает нутро земли.
Публий ощутил, что сам стал пирамидой. Стал всей великой цепью пирамид, протянувшейся от Дальнего Юга до варварийских королевств, стал кровью жертв и замурованными в стенах духами, бесчисленными алтарями и переходами, стал каждым завитком в ужасающей каменной резьбе, каждым амулетом в бесконечных магических фигурах.
Он постиг их смысл, их запредельную сложность. Если бы он сейчас мог, то засмеялся бы над тем примитивным построением, при помощи которого они с Веспой хотели добыть еще немного силы, – наивные смертные, не понимающие пределов божественного, как младенец не понимает смысла философского трактата. Он может лишь разорвать страницы в попытке постичь их назначение.
Но бывшему первому Ворону было не до смеха. В том пласте реальности, где существовали люди, его тело осело на каменный пол, хрипя, забилось в припадке. В том слое астрала, где находился дух, Публий с ужасом ощутил, как в цепь пирамид вливается отданная Драконом сила, как артефакты пробуждаются, как накопленная мощь вспухает над ними, словно гигантская приливная волна над рыбачьей деревушкой.
Миг – и затопит, сметет, уничтожит так, что и следа не останется. И сожжет, наверное, весь мир.
«Дракон! Что нам делать?!»
Но Дракон Воплощенный не отвечал. Его более не существовало.
«Шаарта!»
«Мы должны удержать его силу, господин. Удержать… любой ценой».
«Дракон обманул нас!»
«Нет, господин, – орка отвечала, слегка задыхаясь от напряжения. – Он сказал правду. Но его сила для нас слишком тяжела… Я не маг, господин, я умею лишь сражаться…»
Публий Маррон, уже не человек, но все еще маг, вновь вгляделся в переплетения магических линий. В Корвусе некогда учили, что магическая сила не бывает злой и доброй, это просто сила – лишь от мага зависит, во имя чего он ее использует. Однако сила помнила. Помнила, как была Драконом Воплощенным; помнила ужас и ненависть жертв, умирающих на многочисленных алтарях; помнила, что вкладывали в нее Великий Темный и его присные, сотворяя жуткие свои пирамиды…
Она не принадлежала ни Публию, ни Шаарте, хоть прикоснуться к ней могли только они.
Если сейчас дать ей волю, если всю мощь, отданную Драконом, выпустить в магические фигуры, покрывающие пирамиды, если позволить им сработать как надо, как изначально задумано, – ни с Публием, ни с Шаартой, ни с Араллором ничего хорошего не случится.
«Мы с пирамидами одно, – горько подумал маг. – Но в то же время сила их – не наша. А нам – ни уклониться, ни уйти, ни даже умереть как следует. Так как нам быть? Дракон, Дракон, что ты наделал!..»
Но вряд ли Дракон, Воплощенный или нет, был настолько глуп. Нет, он надеялся… он рассчитывал, что двое смертных, волею судьбы вставших на страшный путь без возврата, справятся. Что они не сделаются подобием Великого Темного или, хуже, его рабами, не приблизят конец собственного мира.
И это решение лежит где-то близко.
Он еще раз подумал, вспомнил все, что было важным для мага Корвуса, все, что он сам пережил не так давно, – и понял.
«Шаарта?»
«Слушаю, господин».
«Ох, оставь наконец церемонии, ты давно не моя рабыня!.. Мы должны принять силу Дракона и силу пирамид, силу Великого Темного. Но если мы просто возьмем ее – она раздавит нас или сожжет. Не по нам, смертным, эта мощь. Нам следует прежде очистить ее».
«Очистить?..»
«Помнишь кристаллы-преобразователи? Ах да, ты же не видела их… Тогда так, храбрая. Нам с тобой придется самим стать амулетами. Я буду разбирать ту силу, что есть, очищать, а ты – собирать вновь».
«Но как, гос… хм, как?»
«Ты умеешь прясть, Шаарта ар-Шурран?»
«Куда лучше я умею сражаться, – в голосе орки чувствовалась улыбка. – И куда больше люблю сабли и секиры, чем прялку. Но прясть умею».
«Тогда ты справишься. Надо поторопиться, пока нас не раздавило… Но потом, храбрая, нам придется вступить в противоборство с Великим Темным, ибо, когда исчезнет сила Дракона, он вернется».
«К этому я тоже готова».
«Тогда начнем».
Похоже, вот она, та самая дверь, войдя в которую, назад уже не вернуться. Не собачий ошейник и отречение от себя, не отданная Драконом Воплощенным сила – то была лишь подготовка; а теперь им с Шаартой предстояло добровольно пройти еще одну трансформу.
Впрочем, трансформу ли? Предсказать, что случится с магом после взаимодействия с такой силой, не смог бы никто.
Публий усилием воли вернулся в реальность. Он лежал на холодном полу, тело болело, во рту стоял привкус крови; кругом царила непроглядная тьма, но каким-то новым зрением маг все равно видел весь заклинательный покой до самого укромного уголка. Ему хотелось еще немного побыть в своем теле, почти человеком – пусть с болью и страданием, но человеком. Публий с трудом поднялся, на подгибающихся ногах добрел до алтарного камня и рухнул на него. Сейчас камень казался мертвым и холодным, но лишь казался: Публий чувствовал дремлющую в нем силу, средоточие великой пирамиды.
Маг улегся удобнее, уставился во тьму. Камень холодил спину, пальцы ощущали неестественную гладкость – ни щербинки, ни выемки. Лица касались токи прохладного воздуха: снаружи уже стоял жаркий день, а здесь по-прежнему царила глубокая и зябкая ночь. Вот так бы лежать и лежать, а потом встать и уйти, пусть изгнанником, но – человеком…
И Публий Маррон понял, что не может заставить себя начать, что он самым позорным образом страшится того, что будет дальше, того, что изменит его навсегда. Сейчас, наверное, еще есть шанс остаться самим собой, вернуться в Корвус, как предлагал Веспа…
«Г-господин?»
Публий словно бы увидел ее: в южной пирамиде алтарный камень устроен по-другому, не возвышен, а, напротив, слегка утоплен в пол, словно бы для того, чтобы на нем скапливалось больше жертвенной крови. И он – белый, а не черный. Шаарта не лежала – стояла, держа в опущенных руках две золотые сабли. И смотрела куда-то вверх, словно надеясь разглядеть мага сквозь тьму и расстояния.
Ждала. Ждала его, Публия, его решения и действия.
Верила ему.
Маг резко выдохнул, сжал кулаки. Нет больше времени для колебаний.
«Начинаем, храбрая».
Сила потекла в него – вначале тонкой струйкой, потом все больше и больше. Сила, наполненная эманациями Великого Темного, сила жертвенной крови, еще хранившая ужас умиравших под ножом людей. Будь Публий Маррон обычным человеком – его бы в лучшем случае сожгло, в худшем он сделался бы подобием своих обезумевших коллег, орденских магов, прошедших через трансформу Кора
