Магия крови - Ник Перумов
Темный исполин замер, замолк, словно не мог найти слов – или же пытаясь дозваться до кого-то, что-то отыскать. А потом в ярости взвыл – да так, что у Рико заложило уши.
А потом вокруг вспыхнуло все.
* * *
Публий позвал – и Дракон Невоплощенный откликнулся сразу, будто ждал.
«Помоги нам, великий!..»
Голос, глубокий, полный печали ответил:
«Я мог бы помочь, но цена будет велика, смертные. И для меня, и для вас».
Публий хотел спросить Шаарту, но понял, что она и так все слышит. Словно бы они стояли рядом в темноте, не видя друг друга, но чувствуя. Слова были уже не нужны.
«Пусть, великий. Мы и так утеряли свою жизнь».
«Жизнь, но не самость, смертный маг. Хоть твоя подруга прошла по этому пути дальше».
«Все равно. Ради нашего мира – мы готовы».
Вздох – то ли сожаления, то ли глубокой печали, то ли решимости.
«Что ж, тогда послушайте. У нас очень мало времени… Араллор обречен. Я вернулся в мир – и одной своею частью, и другой, но не сумел их соединить. Потому я умираю – и моя темная половина умирает тоже, оттого и жаждет силы, спасения, не понимая, что обречена. Без меня мир погибнет – так или иначе, быстро, в огненной вспышке, или угаснет медленно, как ночной костер. Это неизбежно. Но вы двое несете ему надежду, вы уже шагнули за порог великой силы, туда, куда обычным смертным вход заказан. Вы сможете подхватить нашу ношу, и мир будет жить. Однако вам надо пройти этой дорогой до конца, пройти добровольно, и возврата назад не будет».
«Мы готовы».
«Тогда вопрошу в последний раз. Сейчас у вас есть еще шанс умереть теми, кем вы родились, исполнить предназначенное. Решитесь идти путем силы – утеряете себя, свою душу, память ваша останется похоронена на самом дне вашей новой сути. Все, что было важным, отомрет, все ваши привязанности, ваша боль, ваши надежды. И… вполне возможно, что вы никогда больше не увидите друг друга. Никогда не вернетесь в свой дом. Никогда его даже не вспомните. Никогда – это именно никогда. Вы готовы?»
Он смотрел в корень, Великий Дракон. Читал их обоих, как развернутый свиток.
Публий Маррон помолчал, чувствуя, как рядом молчит Шаарта. И наконец повторил:
«Мы готовы».
«Что ж, тогда так тому и быть. Я отдам вам то, что у меня еще осталось. Но это – лишь ключ, в дверь вы войдете сами. Но, раз войдя, уже никогда не вернетесь обратно».
«Действуй, великий. Ты прав, время слов кончается».
Публий и сам уже ощущал, как над Корвусом огненным волдырем вспухает сила.
Значит, все важное станет неважным, все любимое истает, все земное угаснет? Но пока еще он, бывший маг ордена Ворона, бывший порученец императора Корвуса и бывший человек, все помнит. И орка Шаарта, дочь ледяных северных равнин и веселых битв, помнит тоже. И ради того, чтобы и другие жили и помнили, чтобы любили, сражались, растили детей, сеяли пшеницу, бороздили моря, творили волшбу, – ради этого они пойдут до конца.
Правда, пока непонятно, как именно…
«Шаарта. Я благодарен тебе за службу, доблестная. Еще раз напоминаю, что ты свободна…»
«И я благодарю тебя, господин. Я умерла для своих родичей, но ты вернул мне жизнь и честь. Я последую за тобой, чем бы это ни кончилось».
Наверное, тогда-то Публий и взял ее за руку. Нет, даже не взял – лишь пальцы соприкоснулись. Громадные пирамиды, связанные одной цепью, позволили им все-таки встретиться.
А в следующий миг сила подхватила его – такая сила, какую Публий Маррон себе и вообразить не мог.
* * *
Небо горело. Трава горела, деревья пылали, как выстроившиеся в ряд факелы, воздух враз сделался невыносимо горяч. Рико вместе с многими другими бросился в воду – впрочем, все равно стараясь держаться поближе к по-прежнему парящим над отмелью Стихиям. Они ждали, как зрители в имперском амфитеатре ждут развязку новой трагедии, и никакой пожар их не волновал.
А вот темный исполин никуда не делся, да и Дракон, сделавшийся ослепительно блестящим, бело-голубым, тоже. У ног Великого Темного застыла Госпожа, но возле лап Дракона тоже стояла женская фигурка: в развевающемся синем плаще, капюшон откинут, темные волосы треплет ветер, а на челе бело-голубым светом сияет державная диадема.
Куртия!.. Та самая красавица, плакальщица у тела цезаря!.. Это ведь с нее все началось, не скажи она, что цезарь должен огласить наследника, не возьмись тогда Рико за некромантию, и Дракон бы не воплотился, и Темный, может, не накопил бы стольких сил…
Но тогда Черныш бы погиб в тот же день. Дракон же вернул его, подарил Рико заново, хотя и из этого подарка тоже вышло что-то странное…
«Нет, люди и боги слишком разные существа. Как только выручу Черныша – все, от магов сильней деревенского колдуна буду держаться подальше! И даже от Учителя, то есть от господина Двейна! От всех!..»
– Наше время прошло, – голос Дракона обрел полную силу. – Нам пора. Здесь остается лишь мое дарованное благословение – и пусть оно станет благословением тех, кто придет за нами.
Диадема на Куртии вспыхнула ярче, а вот свет Дракона Воплощенного начал тускнеть.
Сила взъярилась от гнева Великого Темного бога.
– ВЕРНИСЬ, ВОР! ТЫ УКРАЛ МОЮ СИЛУ, МОЮ! ОНА МОЯ! ВЕРНИСЬ!..
Но Дракон продолжал тускнеть, словно растворяясь в окружающем, и охвативший поле огонь тоже стал угасать, будто Дракон гасил его собою.
Темный исполин зарычал в ярости, взмахнул лапищей – багровая молния ударила в то место, где стояла девушка в императорской диадеме; голубоватая вспышка – и молния бессильно угасла, даже травы под ее ногами не подожгла.
А Дракон продолжал бледнеть, расточаться – и Рико внезапно понял, что это и впрямь конец. Великий Дракон уходил. Насовсем.
– Я есть Араллор, – прошелестел голос, схожий с голосом северного ветра. – И я возвращаю свою силу Араллору…
– НЕТ!!!
* * *
Публия будто подхватила приливная волна невиданной мощи. Горящая, обжигающая, необоримая волна. Ему показалось, что он вдыхает огонь.
«Терпи, господин, – донесся до слуха спокойный голос орки. – Это больно, но это пройдет».
Значит, она уже испытала подобное…
«Во мне Проклятые клинки, господин. Они принадлежали божеству, но теперь часть меня. Потому мне сейчас легче. Но у тебя тоже есть нечто, принадлежавшее божеству».
Маг вначале не понял, о чем говорит орка, а когда понял, едва не рассмеялся, несмотря на терзавшую его боль.
