Эйдзи Микагэ - Пустая шкатулка и нулевая Мария. Том 5
Я всегда удивлялся, почему он так поступил.
Теперь я знал, почему.
Харуаки выбрал ту же школу, что Дайя с Коконе, хоть ему и пришлось отказаться ради этого от своей мечты и своих перспектив. Не знаю, хотел ли он в конце концов признаться ей или же у него была какая-то другая цель; так или иначе, он счел переход в эту школу необходимым.
Качели остановились; теперь Харуаки стоял на них. Он продолжил:
«О, но знаешь? Сейчас этих чувств уже нет. Ммм, как бы это выразить? Она раньше была ужасно хрупкой и неуверенной в себе; ей был нужен кто-то, кто мог бы ее защищать. Понимаешь, я хотел быть этим человеком!»
Он слегка изогнулся и прислушался к скрипу качелей.
«Но с таким вялым настроем никого защитить невозможно. Блин, ты можешь себе представить, каким я был самонадеянным?»
Голос его звучал непринужденно, но я догадывался, что ему через многое пришлось пройти, прежде чем он это понял.
«Значит, сейчас ты ее больше не любишь?»
«Ага. Так что если хочешь встречаться с Кири, можешь не обращать на меня внимания, Хосии! Из вас бы вышла отличная пара».
Я не мог судить, насколько он был откровенен.
Все, что я знал, – что он не привязан ни к одной конкретной девушке. Он никогда ничего не говорил, но я уверен, что среди девушек (особенно среди учениц других школ) он пользовался популярностью – все же он классный бейсболист. Несколько раз девушки ему признавались в любви, он даже на свидания с кем-то ходил. Однако большинство из этих отношений быстро заканчивались. Сейчас он принимать признания перестал.
Можно лишь догадываться, что он чувствовал, когда ходил с девушками на свидания, как они расставались и почему он перестал отвечать на признания в любви.
Но можно быть уверенным – Коконе и Дайя имеют к этому отношение.
«А что насчет Дайи?»
«Мм?»
«Ты не считаешь, что Дайе и Коконе стоило бы начать встречаться?»
Харуаки ответил не сразу. Он перестал раскачиваться и подождал, пока качели остановятся сами. Когда они почти уже замерли, он с громким выдохом спрыгнул и лишь затем коротко ответил:
«Нет».
«А почему? Разве они не –»
«Дайя, в отличие от меня, может настраиваться всерьез».
Возможно, он прочел слова «ты сейчас, черт возьми, о чем?», написанные на моем лице; он неловко улыбнулся и пояснил:
«Из-за этого они не смогут быть счастливы вместе».
Я понял не сразу.
«Это не любовь! Такие отношения – нездоровые».
Тогда я еще не знал про их детские взаимоотношения, поэтому от его слов я впал в замешательство.
Но я знал кое-кого, кто походил на Дайю.
Кое-кого, кто жертвует своим счастьем во имя других.
Так что я интуитивно понял, что отношения Дайи с Коконе уже окончательно разрушены.
«Тогда почему ты отказался от Коконе? Если ты считаешь, что Дайя не претендент, зачем было сдерживаться?»
«Ты так ничего и не понял. Я вовсе не сдерживаюсь! Ты что, совсем не слушал? Ее уже не нужно защищать! Мои чувства уже изменились!»
«…Коконе стала достаточно сильной и может теперь защищать себя сама?»
«Я не это имел в виду».
«Э?»
«Она такая же слабая, как и раньше! Люди не меняются так просто. Но защищать ее больше не нужно. Потому что…»
В это мгновение на лице Харуаки появилось такое выражение, какого я никогда у него не видел.
Вовсе не гнев, не ненависть, не жалость. С у л ы б к о й, от которой у меня мурашки пошли по коже, он сказал:
«Кири уже сломана».
Позже я осознал, какое чувство пряталось за той улыбкой.
Это была –
Усталая покорность.
✵Харуаки ждал меня в том же самом парке. От дома Марии дотуда две-три минуты пешком. Но сейчас тут уже полная темнота.
Харуаки и Юри-сан сидят на скамейке под фонарем.
– Кадзуки-сан…
Юри-сан глядит на меня со слезами на глазах. Мне по-прежнему жаль ее, но ее слезы меня больше не трогают. В конце концов, мне уже изрядное время приходится мириться с ее постоянным плачем. К ее испорченным слезным протокам я привык.
Юри-сан послушно сидит на скамейке, никто ее не принуждает. Харуаки сказал по телефону, что, когда он к ней подошел, она решила его выслушать.
– Харуаки, чисто на всякий случай: что она делала?
– Ну, я сказал уже: она бродила возле дома Марии-тян. Она не сопротивлялась, не сердилась, она даже объяснила, в каком она положении! Судя по всему, Дайян ей [управляет], и он ей приказал шпионить за тобой и Марией.
– Мм.
Этого я ожидал. Я знал, что Дайя, который не может покинуть кинотеатр, заставит шпионить за нами тех, кем он [управляет].
А кстати –
– Юри-сан. Тебе правда можно рассказывать нам, что тебе приказал Дайя?
Ведь это играет против Дайи.
– Да, можно. Не могу сказать с уверенностью, но, по-моему, его «шкатулка» недостаточно сильна, чтобы контролировать меня полностью.
Мое сердце отзывается болью, когда я слышу слово «шкатулка» из ее уст. Ей повезло, что она смогла забыть про «шкатулки», а теперь она вынуждена была вспомнить снова. И чем ярче станут воспоминания, тем сильнее она будет винить себя.
Но сейчас не время жалеть Юри-сан. Сейчас я должен вытянуть из нее всю информацию, какую могу.
– Юри-сан, можешь рассказать поподробнее, что тебе известно?
– Да… ах, но только не забывай, что я ничего не смогу скрыть от Омине-сана. Если он [прикажет] мне говорить, я подчинюсь. Так что будь осторожен, когда решаешь, что ты мне скажешь.
– Ясно, я понял.
Но неужели ей можно говорить мне даже такое? Видимо, то, что Дайя использовал на ней свою «шкатулку», еще не означает, что Юри-сан стала его союзницей.
– Тебе Дайя [приказал] шпионить за мной и Марией, верно?
– Да. Н а м было приказано узнать, что ты с ним сделал и что собираешься сделать. И еще он [приказал], чтобы каждый, кто узнает что-нибудь новое, отправился в «шкатулку», где он сидит.
– Дайя сказал вам отправиться в «Кинотеатр гибели желаний»?
Значит ли это, что его [рабы] не могут общаться с ним напрямую?
– Как ты воспринимаешь подобные [приказы], Юри-сан? Насколько я могу судить, твоя голова работает четко, и ты не похожа на человека, которому промыли мозги.
– Да, это вовсе не промывание мозгов. Скорее всего, я просто вынуждена подчиняться его [приказам].
– Насколько они сильны? И что будет, если ты не подчинишься?
– …Не знаю, что именно случится, если я проигнорирую какой-то из его [приказов]. Может, вообще никакого наказания не будет, но я в п р и н ц и п е н е м о г у е м у п е р е ч и т ь.
– Уклониться от выполнения его указаний абсолютно невозможно, да?
– Абсолютно невозможно. И, думаю, это относится ко всем [рабам]. Чувство такое, будто моя… душа у него в плену. Стоит только подумать о том, чтобы не подчиниться, и кажется, будто я умираю.
– Ясно… Почему ты не сопротивлялась Харуаки, когда он к тебе подошел? Разве это не означает, что ты ослушалась Дайю? Почему ты смогла это сделать?
Юри-сан с беспокойным видом опускает глаза.
– Если бы Харуаки-сан не был твоим другом, я, возможно, попыталась бы сбежать.
– В смысле?
– Мой [приказ] – шпионить за тобой и Отонаси-сан, поэтому, если меня ловит твой друг и ждет, пока ты придешь, это помогает моему заданию.
Значит, получается…
– Ты сейчас говоришь со мной из-за своего [приказа]?
Так она может собирать обо мне информацию, это точно.
Юри-сан виновато кивает.
– Но, пожалуйста, поверь: как ты уже мог заметить, мы не лишены собственной воли. Мы просто получаем указания, которые мы обязаны исполнять. Так что я по-прежнему твоя Юри, – с этими словами она берет мою руку и заглядывает мне в глаза. – Я по-прежнему на твоей стороне.
Ощущение тепла ее рук, естественно, заставляет меня покраснеть.
…Ну да, конечно. Юри-сан меня постоянно смущает, и я никогда не могу понять, нарочно она это делает или нет.
– Меня одно малость беспокоит, – нарушает молчание Харуаки. – Ты ведь не одна шпионишь за Хосии – другие тоже действуют, так?
Юри-сан говорила «мы».
Чтобы собирать информацию, действовать силами одного человека неоптимально. Если это вообще возможно, Дайя наверняка [приказал] сразу нескольким.
Юри-сан сжимает мою руку сильнее и отвечает:
– Да. Думаю, [приказ] получили все [рабы].
– Все?..
– Да, все.
…И что это означает для меня? В смысле, в одной только нашей школе полно [рабов].
И они все охотятся за нами?!.
– …А сколько всего [рабов]?
– …Почти тысяча.
– …Тыся-…
У меня отвалился язык.
Я представил себе, как сразу тысяча человек окружает меня в этом парке. Они орут на меня, заставляя выложить все. Признаться во всем.
В голове всплывает та ютубовская видюшка, где люди падают на колени перед Дайей, покоряются ему.
