Евгений Шкиль - Стражи Красного Ренессанса
Видимо, майор так шутил. Он хотел еще что‑то сказать, но в это время бандит, протяжно застонав, открыл оставшийся целым глаз. Несколько секунд боевик непонимающе осматривался, а затем его взгляд остановился на Джохаре. Лицо наркоторговца мгновенно побагровело — брызжа слюной, он прошипел:
— Шакал, будь ты проклят! Янычар!!!
Роберт повернул голову в сторону Махмудова. Тот начал багроветь вслед за боевиком. Да, негодяй попал в точку. Джохар запросто пропустил бы мимо ушей оскорбления вроде «чурки» или «черножопого», или еще какое‑нибудь мерзостное словечко, но «янычаром» его не называл даже отмороженный на всю голову Марик.
— Завались, сука! — взревел Махмудов и рванулся навстречу обидчику.
Роберт схватил Джохара за корпус, мгновение спустя к нему на помощь подоспел Влад. Разгневанный страж попытался вырваться, но это у него не получилось. Тогда он прикрыл веки и прохрипел:
— Все… все… я спокоен.
Гордеев разжал объятия, отряхнулся и, глядя на майора, спросил:
— Полагаю, наше дальнейшее присутствие не требуется.
— Нет, — сказал Кононов, поправив берет, — скажите, товарищ капитан, сколько времени вам потребуется на работу с вашим нудистом? А то мы собирались журналистов допустить в зону операции.
— Думаю, товарищ майор, недолго, такие быстро ломаются, — ответил Роберт и жестом указал стражам на выход.
Гордеев не имел никакого желания наблюдать за дальнейшими действиями спецназа, ибо прекрасно знал, что произойдет. Всем тем, кому не повезло с гражданскими правами, майор зачитает постановление номер 28–2 от 2050 года «О чрезвычайных мерах по отношению к этнонацистам, являющимся негражданами или находящимся нелегально на территории Советской Конфедерации, а также к их пособникам, не имеющим минимальных гражданских прав». Майор Кононов, скорее всего, не без злорадства объявит, что тела их обмажут свиным салом и сожгут, чтобы и не надеялись в рай попасть. А затем наркотеррористов пустят в расход. Легко и хладнокровно.
«Прошло уже более сорока лет, пора бы и отменить этот декрет», — думалось Роберту. Однако само собой разумеется, решение подобного вопроса было вне компетенции звеньевого.
* * *— Зря вы Джо удержали, — сказал Марик, роняя бессознательное тело на брусчатый настил, не дождавшись, когда ноги Геры отпустит Влад, — надо было загасить одноглазую обезьяну.
— Его и так уже погасили, причем навсегда, — философски заметил Черноземов.
Роберт не вслушивался в болтовню подчиненных. Погладив лезвие мачете, он, прикрыв веки, сделал глубокий вдох и визуализировал заготовку: «убийца неверных». Перед звеньевым стоял косматый мужчина с розовым шрамом, искривленным в замысловатую дугу, которая шла от середины лба через переносицу вдоль щеки к мочке левого уха. Созданный концентрацией внимания голем смотрел на Гордеева ледяным немигающим взглядом, лицо его было абсолютно неживым, будто сделанным из воска. Роберт выдохнул, и заготовка «ожила», ее щеки порозовели, а во взгляде кроме льда появился огонек фанатичной ненависти. Тысячи маленьких щупалец, созданных воображением, охватили убийцу неверных, а со следующим вдохом страж притянул голема к себе, слившись с ним в единое целое.
Когда звеньевой открыл глаза, он ощутил, как на него наваливается жгучее презрение к ничтожеству, лежащему на полу. Проклятый кяфир, смеющий осквернять святыни, не верящий ни в каких богов и не уважающий никакие принципы. Жалкое либеральное убожество, приспособленец и бесполезное бремя земли. Как же хочется прикончить эту мразь одним ударом мачете…
Заготовка должна преданно служить своему хозяину, но никогда не брать верх над ним, иначе быть беде. Роберт надел мысленный ошейник на голема внутри себя и тихо прохрипел:
— Али, пора шакаленку просыпаться.
Влад улыбнулся, извлек из нагрудного кармана маленький серебряный футлярчик, достал шприц. Постучав по нему и выпустив немного прозрачной жидкости, он с размаху прямо через пальто вогнал иглу в плечо Кудряшко. Тот полминуты спустя, содрогнувшись, открыл глаза.
— Очухался, собака! — прохрипел Роберт и наступил Гере на грудь. — Вонючий ишак, мы будем резать тебя по частям!
Кудряшко, повертев головой и поняв, что кроме Роберта на него волком смотрят еще три головореза, по — свинячьи взвизгнул и, засучив ногами, попытался встать.
— Не дергайся, шакал, — Гордеев, крутанув мачете, сильнее надавил берцем на грудь несчастной жертвы.
— Кто вы? — плаксиво выдавил из себя Гера, выпучив переполненные животным ужасом глаза.
— Кто мы?! — возмутился Роберт. — Кто мы?! Лучше скажи кто ты, пес, после того как осквернил мечеть рукоблудием?
— Ко — ко — ко — когда?
Роберт заметил, как по пальто Кудряшко растекается темное пятно. Неплохо. Значит, клиент созрел.
— Полгода назад, в Казани, — мрачно произнес Влад, — или скажешь, что не было такого?
Гера попытался вдохнуть поглубже, но нога Роберта не позволила ему это сделать и тогда он, издав надрывный хрип, разрыдался:
— Инста — а-а… — доносилось сквозь слезы, — …а — а-а — ллля — а-ци — й-я
— Я тебе сейчас покажу инсталляцию, ишак неверный! — Гордеев замахнулся мачете и полоснул им по дощатому настилу в каком‑то сантиметре от уха Кудряшко. Во все стороны полетели щепки.
— А — а-а! Не надо больше, пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо… — запричитал Гера. Щеки его были мокры, губы дрожали, а глаза истово молили о пощаде.
— Пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо…
Роберт учуял неприятный запашок.
«Он еще и обгадился. Значит, успех закреплен», — звеньевой, мысленно попридержав голема, рвущегося наружу, поднял кулак и поднес его к носу Кудряшко.
— Видишь три «К», — сказал страж, — видишь?
— Пожалуйста, не надо…
Роберт несильно ударил по щеке Геру, и его ладонь вновь сжалась в кулак:
— Заткнись и смотри сюда! Видишь тройное «К»?
Притихшая жертва поспешно кивнула.
— Это я специально по — русски татуировку сделал, чтобы такие псы как ты понимали, — Гордеев легонько ткнул кулаком в нос Кудряшко, — Знаешь, что она обозначает? Кяфирам — кровавая казнь. Кяфир — это неверный, неверный — это ты. Значит…
— Пожалуйста не надо! — вновь запричитал Гера, и тут же получил хлесткий удар по щеке.
— Я сказал, заткнись, когда с тобой правоверный разговаривает! — Роберт приставил мачете к горлу несчастного. — Кяфир должен быть казнен. Но Аллах милостив и милосерден, и вступивших на праведный путь ожидает прощение. Покаявшимся уготована лучшая доля. И волею Всевышнего тебе предоставляется выбор: ислам или смерть.
— Что? — удивился, вытаращив глаза, Гера. — Что? Как — ко — ко — ко — й выбор?
— Ислам ты должен принять, — встрял в разговор Марик, — чего тебе не понятно, петушара?!
— Ко — кхо — кхо — кхорошо, — спешно закивал Гера, — хорошо, я… я… я буду, — в глазах жертвы Роберт заметил проблески надежды.
Это самое оно: надавить на подопытного, ввергнуть его в беспросветный ад боли, страха и унижения, заставить поверить, что так будет вечно, а потом поманить огоньком спасения. И ради этого лучика человек готов на все, на любую подлость, даже на предательство самого себя. А уж для таких как Гера предательство — это стиль жизни.
Роберт убрал ногу с груди Кудряшко и рыкнул:
— Тогда встань!
Жертва поспешно подчинилась. Сгорбленный, мокрый, грязный, дурно пахнущий, с затуманенным взором и, пожалуй, постаревший на добрый десяток лет Гера походил на загнанное в угол животное на скотобойне, у которого не было ни желания, ни сил сопротивляться своим палачам. Как же быстро позер — нонконформист превращается в безропотную овцу!
«Странно, — подумал Роберт, — а ведь именно таких, как Кудряшко, лет восемьдесят назад продвинутая гламурная общественность считала мужественными людьми. Тоже еще мне фавориты протеста!»
Джохар встал рядом со звеньевым, Влад зашел за спину Гере, неслышно достав из нагрудного кармана синий футляр со шприцом, а Марик закурил, не двигаясь с места.
— В этот торжественный момент, — начал напыщенную речь Роберт, — мы с дозволения Всевышнего поможем тебе произнести свидетельство ислама, а потом мы укажем тебе, иншаллах, праведный путь и обучим тебя основам шариата.
Гера, из носа которого потекла тонкая струйка прозрачной субстанции, взирал на своего мучителя с жадной признательностью, постепенно перерастающей в благоговение.
— И помни, — продолжил Роберт, — после того, как ты примешь истинную веру, назад дороги нет. Возжелав отступить от ислама, ты претерпишь убыток в этой жизни и жизни последней.
— Мы тебе башку на раз — два оттяпаем, если что! — вставил свое веское слово Марик.
— Марат, — не пугай нашего нового брата, он ведь скоро станет членом уммы, — Джохар взглянул на Верзера с укоризной, а затем, посмотрев на Роберта, сказал:
