Евгений Шкиль - Стражи Красного Ренессанса
— Марат, — не пугай нашего нового брата, он ведь скоро станет членом уммы, — Джохар взглянул на Верзера с укоризной, а затем, посмотрев на Роберта, сказал:
— Продолжай, брат Ибрагим.
— Сейчас ты произнесешь два свидетельства, и ты должен понимать их смысл, — Роберт особо не задумывался над тем, что говорил, он доверил эту миссию своему виртуальному двойнику — заготовке, которая с легкостью изымала из глубин подсознания все, что некогда Гордеев читал или слышал о мусульманстве. — Знай, что нет сотоварища Аллаху, и ты должен поклоняться только ему одному и никому более. И нет никого равного посланнику Всевышнего Мухаммаду, да благословит его Аллах и приветствует, в следовании за ним. Для того чтобы получить благословение в этой жизни и последней, ты не должен делать ничего, что запрещает Аллах, воистину велик Он. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Вытерев сопли, Гера поспешно кивнул.
— Ты согласен, произнеся свидетельство, принять ислам?
Гера снова кивнул.
— Я полагаю, тебе подойдет имя Абдулла, что значит «раб Аллаха». А теперь, — Роберт указал на Махмудова, — шейх Омар поможет тебе произнести свидетельство. Повторяй за ним.
— Ашхаду Алла иляха, — сказал Джохар.
Кудряшко непонимающе уставился на стражей.
— Повторяй за шейхом! — Влад, еле сдержав смешок, отвесил Гере подзатыльник.
— Ашхад…ду алла иляха, — запинаясь, выдавил из себя Кудряшко.
— Илля Ллах уанна Мухаммадан Расулу Ллах… — продолжил Джохар.
Гера послушно копировал звуки арабской речи. Роберт не знал этого языка и, честно говоря, никогда не стремился его выучить. Он не понимал ни единого слова из шахады, проговариваемой Махмудовым и тщательно повторяемой Кудряшко, но стоял с лицом преисполненным торжества, будто сейчас в его душе разрасталась великая радость от того, что на белом свете одним мусульманином станет больше.
Наконец, Джохар и Гера закончили произносить свидетельства, и Роберт обнял новоиспеченного правоверного, похлопав его по спине:
— Поздравляю тебя, брат Абдулла, теперь ты один из нас, — взгляды Гордеева и Черноземова пересеклись. Глаза Влада смеялись.
Звеньевой сделал шаг вбок, и к Гере подошел Марик. Надев латексные перчатки, он вынул из мешочка, нацепленного на пояс, опасную бритву.
— Что это? — испуганно спросил Кудряшко.
— Обрезание будем делать, — сказал Марик, улыбнувшись краешком рта.
— Зачем?
— Как зачем? — вертя в пальцах бритву, Верзер изобразил удивление. — Ты ж ислам только что принял, чик — чик полагается…
В этот момент Влад всадил Гере в шею шприц с наркотическим препаратом. Дернувшись и судорожно глотнув воздух сквозь посиневшие губы, Кудряшко, мгновенно побледневший, осел на колени. Взгляд его, окончательно помутившись, расфокусировался. В такой незавидной позе он простоял, покачиваясь из стороны в сторону, несколько секунд, а затем с глухим стуком повалился на пол.
— Заканчивайте с ним, быстро собираемся и на пост отмываться, — сказал Роберт, — я за спецами, пусть забирают клиента.
Уже в дверях звеньевой услышал смех Влада:
— Слышь, Марик, ты только обрезание с оскоплением не перепутай! Ему крайнюю плоть отрезать надо, а не полхера.
* * *Роберт плеснул холодной водой себе в лицо, затем бросил взор на зеркало. На него смотрел коротко стриженый мужчина тридцати пяти лет от роду со взглядом старого матерого леопарда, уставшего от жизни в джунглях с ее вечной борьбой за существование. Под глазами появились первые морщинки, но седина пока не обнаруживалась. Говорят, стражи шестого отдела довольно‑таки рано седеют. И процент самоубийств среди них выше, чем в среднем по Конфедерации. И нервных срывов тоже. Впрочем, статистика — удел аналитиков. Недаром она по звучанию схожа со «статикой». Это всего лишь фотография общества, причем отвратительнейшего качества. На ней и разглядеть‑то порой ничего путного нельзя, или, наоборот, можно увидеть то, чего на самом деле не существует, и никогда не существовало. Поэтому для системщиков намного важнее динамика и эффективность…
«А что тебе от нее, от этой эффективности? — хрипло спросил его вдруг кто‑то. — Тебе лично какая выгода?»
Роберт вытер капли со лба, поднес руки к сушильному аппарату, который тут же бесшумно включился. Гордеев без труда умел отличать галлюцинации — слуховые, зрительные или какие‑либо иные — от реальности. Такому в интернатах учат с подросткового возраста. И сейчас звеньевой знал, что слышит ненастоящий голос. Вот теплый ветерок, испускаемый сушильной машинкой реален, а речь из ниоткуда — нет.
«Я с тобой говорю!» — вновь услышал он хриплое карканье.
Роберт повернулся. Разумеется, ресторанный туалет был пуст. Синяя плитка из оргкамня, натертая до блеска, белые кабинки и раковины, зеркала, блоки с жидким мылом, вафельные полотенца да сушильные аппараты — и никого живого. Здесь даже киберкон не был встроен, чтобы не смущать посетителей. Звеньевой закрыл глаза, сделал глубокий вдох и, отпустив на волю воображение, представил того, кто мог бы к нему обращаться. Перед Гордеевым появился страшного вида человек. Или скорее какое‑то ужасающее подобие человека. Обгоревший полутруп. Вместо носа у живого мертвеца имелось черное зияющее отверстие, один глаз отсутствовал, а из другого по рваной щеке стекала ядовито — зеленая слизь. Волос на голове у призрака не было, если не считать маленького грязного клочка у левого виска. Кое — где сквозь обугленную кожу проглядывалась черепная кость, а испепеленные губы обнажали коричневые неровные зубы в жуткой сатанинской усмешке.
Вполне возможно перед внутренним взором Гордеева предстал остаток заготовки «убийца неверных». Или из бездонных глубин бессознательного всплыли потаенные страхи… или еще какая‑нибудь подавляемая хрень типа «либидо совести». У многих стражей Шестого отдела, в отличие от обычных людей, перегородка между миром внешним и внутренним была неразличимо тонка, а то и вовсе отсутствовала. Спасали их от сумасшествия лишь защитные механизмы, внедренные в подсознание еще в юности, и особые психотехники.
Роберт, не без труда справившись с отвращением, сделал выдох и принялся медленно вдыхать, визуализируя огненный столб, плавно поднимающийся к центру головы. По позвоночнику пошел обжигающий жар. Кто бы ни был этот мертвяк, позволить ему паразитировать на своем сознании Гордеев не собирался.
Сразу после операции все звено отправилось на один из стационарных пунктов стражей. Там в душевой с помощью ультразвука, слабого инфракрасного излучения и воды со спецраствором наномаск полностью смылся в течении двадцати минут. Пока от щек Роберта отлипала искусственная щетина, а также обелялась кожа и осветлялись волосы, вновь превращаясь в каштановые, он представил перед собой убийцу неверных, обрубил воображаемые щупальца, соединяющие с заготовкой, и мысленно сжег голема. Но видимо этого оказалось недостаточно. И вот сейчас придется повторить ликвидацию отработанного психического материала.
«Даже не пытайся! — угрожающе прошипел полутруп. — Ты не убьешь меня. Ты пожалеешь об этом семь по семьдесят семь раз! Мы можем сотрудничать. Я помогу тебе, а ты поможешь мне! Ведь твоя Маша… ты ее потерял»
Стража кольнули слова полутрупа. Но он, чуть помешкав, решил не отвечать. Глупо общаться с тем, кого на самом деле не существует. Когда гудящий в голове огненный шар набрал достаточную силу, Роберт выстрелил им в живого мертвеца. Тот, гулко вспыхнув как сухое сено, политое бензином, хрипло взревел и с треском растворился во тьме.
— Роб, ну ты где? Я абсент уже разлил.
Это был голос Влада, настоящего живого человека, а не какого‑то там поджаренного привидения. Звеньевой открыл глаза. В дверь заглядывал светло — русый коренастый парень с нагловатым взглядом. Он разительно отличался от длиннобородого моджахеда, под которого был замаскирован еще несколько часов назад. И карие глаза его теперь горели живым огнем, а не безжизненным черным стеклом.
— За каким хреном я его вез от Егорыча? Купили бы тогда здесь чешское пойло, которое на абсент разве что по цвету похоже.
— Ладно, не выступай! — буркнул Гордеев. — Я сейчас приду, через две минуты.
Влад кивнул и очень внимательно, будто прожигая насквозь, посмотрел на шефа:
— С тобой все в порядке?
Конечно, Черноземов не умел читать мысли, однако в проницательности ему трудно было отказать, и ответом в стиле «да или нет» невозможно обмануть. Но страж тем и отличается от стандартного избирателя, голосующего на референдуме по вопросу, ответ на который давным — давно известен руководству ВАСП, что на подобные дихотомии его нельзя поймать.
— Не задавай лишних вопросов, иди к нашим! Я скоро приду, — сказал Роберт, нагнав на себя суровости.